В поисках списка
Шрифт:
Перевернувшись на спину, Лорелин подняла потрёпанно бумажное изделие на уровень глаз. Потёртая обложка, в центре которой ещё виднелись следы золотистых букв, но разобрать надпись уже не представлялось возможным. Девушка провела по ним пальцами, взялась за край обложки, намереваясь открыть книжецу. Как вдруг волна нерешительности затушила прежний энтузиазм.
«Может, мне и не стоит лезть сюда? Всё-таки то, с кем спал Валериан – сугубо его личное дело. И меня не касается».
И тут же всё прояснилось. Облака сомнений в белокурой голове развеялись, показав одну единственную мысль, долгие годы скрываемую
Лорелин резко открыла книгу.
Удивлению девушки не было предела. Первые несколько страниц пестрили разнообразными рисунками и набросками, профилями и анфасами людей (и не только), какими-то монстрами и объектами.
«Надо же, я и не знала, что Валериан умеет рисовать…» - думала она, перелистывая страницы.
Вторым открытием для неё стали наброски стихов. Сдвинув брови, что придавало серьёзности, Лорелин попыталась прочесть их голосом Валериана.
«Я заварю ромашкового чаю
и окружат меня тепло, уют.
Проблемы нах*й ровными рядами
пускай теперь спокойненько идут.»
Лорелин не выдержала и прыснула со смеху.
«Интересно, он и правда любит ромашковый чай? Или это так, для красного словца?»
«Достану пафосно большую папиросу
и кольца дыма выпущу в окно,
и если у кого ко мне вопросы -
идите нах*й! Мне то всё равно.»
«Похоже, Валериан действительно переживал за учёбу. Кто бы мог подумать!»
И тут же, будто бы услышав её мысли…
«В предсессионной суете
Творится ад - куда не плюнь:
Все пишут шпоры и зубрят,
А я сижу, пинаю х*й.»
Лорелин нахмурилась. «Какой противоречивый человек, ну надо же!»
Читая дальше, она понимала, как мало знала о Валериане.
Некоторые стихи казались ей странными и непонятными.
«Мы плывём все всегда по течению
И молчим о законах негласных.
Мы в упор не видим опасность
В бессознательно отторжение.»
Другие же шли вразрез самой сущности майора.
«Взять рюкзак, погасив в доме свет,
Несмотря на отвратность погоды,
Мне хотелось сегодня есть снег.
За неделю до Нового года.»
«Есть снег… Ну и аллегория! Похоже, он тоже знает такие слова, как «депрессия» и «отчаяние». Наверное, что-то страшное случилось тогда…»
Но что-то оставалось прежним…
«- …Господи покарает меня за грехи,
Я стал удивительно тварью!
Раньше, влюбляясь, писал я стихи.
– А теперь?
– А теперь я бухаю…»
Лорелин даже удалось найти завершенные стихи!
«Отражаются звёзды в лужах
серебром благородных седин.
Никому в целом мире не нужный
в полуночной аллее. Один.
Не хватает фонарного света,
чтоб понять мира бренного суть.
Только тлея огонь сигареты
освещает дальнейший мой путь.
И хорошего в жизнь так мало…
Подавляя эмоции в ноль,
я бреду по аллее устало,
заливая в себя алкоголь.»
И всё равно они казались ей странными.
«Сквозь собирающую призму
весь спектр в белый, хоть
и тусклый.Довольно странный вид мазохима -
попытки обузданья чувства.
Закрыть их в замкнутую клетку,
оставить вовсе без внимания,
“не подходить!” - поставить метку
и опустить на глубь сознанья.
И не кормить на дне колодца.
Упорно ждать, наивно верить,
что перестанут вдруг бороться,
возьмут, и просто так исчезнут.
Боясь как Старки зимней стужи,
своих эмоций, чувств и страстей.
Что они вылезут наружу
и разорвут тебя на части…»
Некоторые были правлены-переправлены до такой степени, что текста было не разобрать. А некоторые и вовсе зачёркнуты. Другие же оставались отдельными фразами и двустишьями.
Но все их объединяло одно – внезапно депрессивные мотивы. Оказывается, Валериан всё-таки был романтиком. И не просто романтиком, а чувствующим романтиком!
«Был. Ключевое слово.»
Антураж сменился. Синева ударила в глаза, заставив прищуриться, как от яркого солнца. Листья, на которых чернил было значительно больше, чем белого пространства бумаги, пестрили текстом. Когда глаза (и мозг) немного адаптировались, Лорелин принялась всматриваться.
Каждый лист был разделён на четыре столбца. В первом столбце находились ФИО, иногда просто имя. Все женские. Во втором столбце – дата. Иногда ещё и время. В третьем тоже дата и тоже время. Последний столбец был значительно шире остальных. Там был текст.
«Мередит Брайт 12.09.2734 14:36 12.09.2734 20:48 / Её комната. Зашёл за солью. Поймал на безразличие, и она сама всё сделала»
Лорелин поморщилась. Нет сомнений – это и есть знаменитый список.
Каждая страничка была аккуратно расчерчена на строчки. Каждой девушке отводилась одна строчка. Первая дата, как поняла Лорелин, была датой принятия решения или внесения в список. Вторая – закрепление в списке. Последняя колонка – пояснения, где-когда-как.
Лорелин испытала ещё одну волну отвращения. Вчитываться не хотелось, поэтому она просто перелистывала страницы, наблюдая за тем, как менялся со временем почерк напарника и отмечая про себя, что абсолютно каждая девушка, попавшая в список Валериана, была им… ну… в общем у всех была вторая дата.
Кроме одной. Знакомые 7 (в оригинале 9) букв занимали первый столбец. Второй хранил в себе 24.10.2735 13:20. Два других были пустыми. Лорелин вздохнула. Да, то, чего она боялась все эти годы подтвердилось.
Она была в этом списке.
========== Часть 6 ==========
Лорелин закрыла книгу и отложила в сторону. Протёрла глаза и тряхнула волосами.
– Ха! – в голос воскликнула она, всё ещё удивляясь увиденному. – Какой наглец!
Горечь накрыла, как волна накрывает песчаный берег. Вот оно. Вот почему Валериан так долго и упорно добивался её. Ради закрытия полей списка.
Да, Лорелин подозревала, что мифический список, о котором говорили девчонки академии, на самом деле никакой не миф. Да, она догадывалась, что там есть и её имя. Догадывалась, но никогда не задумывалась всерьёз. Теперь всё стало на свои места. Валериан настолько отчаялся «поставить галочку рядом с её именем», что решился на крайности – предложение руки и сердца.