В поисках утраченных предков (сборник)
Шрифт:
Был еще третий толчок и много других прямо под нами, под колесами вагона… Все грохотало и скрежетало, и потом вдруг воцарилась такая мертвая тишина, как будто в живых никого не осталось.
…Это был самый ужасный момент в моей жизни, когда, можешь себе представить, я поняла, что я жива, но что около меня нет никого из моих близких. Ах! Это было очень страшно! Единственно кого я увидела, были военный министр и бедный кондуктор, молящий о помощи!»
«Бедный кондуктор, молящий о помощи», возможно, был моим умирающим прадедом. Их было двое — кондукторов, следящих за работой новинки — автоматических тормозов Вестингаузена,
Из письма Императрицы Марии Федоровны, принцессы датской Дагмар:
«Невозможно представить, что это был за ужасающий момент, когда мы вдруг почувствовали рядом с собой дыхание смерти, но и в тот же момент ощутили величие и силу Господа, когда Он простер над нами свою защитную руку…
Это было такое чудесное чувство, которое я никогда не забуду, как и то чувство блаженства, которое я испытала, увидав, наконец, моего любимого Сашу и всех детей целыми и невредимыми, появляющимися из руин друг за другом.
Действительно, это было как воскрешение из мертвых. В тот момент, когда я поднималась, я никого из них не видела, и такое чувство страха и отчаяния овладело мною, что это трудно передать. Наш вагон был полностью разрушен.
…Мой дорогой пожилой казак, который был около меня в течение 22 лет, был раздавлен и совершенно неузнаваем, так как у него не было половины головы.
…Когда мы выбрались из этого ада, все мы были с окровавленными лицами и руками, частично это была кровь от ран из-за осколков стекла, но в основном это была кровь тех бедных людей, которая попала на нас, так что в первую минуту мы думали, что мы все были тоже серьезно ранены. Мы были также в земле и пыли и так сильно, что отмыться окончательно смогли только через несколько дней, настолько прочно она прилипла к нам…
Саша сильно защемил ногу, да так, что ее удалось вытащить не сразу, а только через некоторое время. Потом он несколько дней хромал, и нога его была совершенно черная от бедра до колена.
Я тоже довольно сильно защемила руку, так что несколько дней не могла до нее дотронуться. Она тоже была совершенно черная и ее необходимо было массировать, а из раны на правой руке шла сильно кровь. Кроме того, мы все были в синяках.
Маленькая Ксения и Георгий также поранили руки. …Адъютант детей также поранил пальцы и получил сильный удар по голове, но самое ужасное произошло с Шереметевым, который был наполовину придавлен. Бедняга получил повреждение груди, и еще до сих пор он окончательно не поправился; один палец у него был сломан, так что болтался, и он сильно поранил нос.
Все это было ужасно, но это, однако, ничто в сравнении с тем, что случилось с теми бедными людьми, которые были в таком плачевном состоянии, что их пришлось отправить в Харьков, где они еще до сих пор находятся в госпиталях, в которых мы их навещали через 2 дня после происшествия…
Один мой бедный официант пролежал 2 с половиною часа под вагоном, непрерывно взывая о помощи, так как никто не мог вытащить его, несчастного, у него было сломано 5 ребер, но теперь, слава Богу, он, как и многие другие, поправляется.
Бедная Камчатка также погибла, что было большим
горем для бедного Саши, любившего эту собаку и которому ее теперь ужасно недостает.Тип (кличка собаки императрицы Марии Федоровны. — Д. К.), к счастью, забыл в тот день прийти к завтраку и таким образом, по меньшей мере, спас себе жизнь.
Теперь прошло уже три недели со дня происшедшего, но мы все еще думаем и говорим только об этом, и ты представь себе, что каждую ночь мне все снится, что я нахожусь на железной дороге…»
Из газет:
«На месте погребения всех убитых при крушении Царского поезда 17 октября имеется в виду поставить памятник с обозначением на нем имен тех лиц, которые сделались жертвою катастрофы. Государь выразил министру Императорского Двора свое Монаршее желание устроить осиротелые семьи, оставшиеся после всех погибших».
И был в осиротелой семье моего прадеда четырехгодовалый росточек — сын Павлуша — будущий дедушка будущего меня. Ни он еще не существовал в качестве деда, ни я — в качестве внука… И царь, как водится, сдержал свое обещание — вдова получила пособие на сына, и столичный город взялся сделать из него подмастерье.
И разве не этого — подробностей жизни своих предков искал я, начиная ретроразведку? Наверное, этого тоже…
В многочисленных воспоминаниях (в частности, С. Ю. Витте, князя В. П. Мещерского и крупнейшего адвоката А. Ф. Кони, назначенного возглавлять расследование причин крушения) причиной аварии назывались превышение скорости движения и слабое состояние рельсового пути. Царь, дескать, хромая после аварии, поднял кусок гнилой шпалы и предъявил его министру путей сообщения Посьету, изволившему быть на завтраке императорской семьи во время крушения. Дорога принадлежала акционерному обществу, ее собиралась выкупать казна, и владельцев не особенно заботило ее состояние…
Я стал разбираться с документами, касающимися крушения, и был вознагражден: в нашем всемогущем Архиве на Сенатской площади нашлись новые записи, касающиеся прадеда. В «Списке поездной бригады поезда чрезвычайной важности» я нашел возраст деда — сорок лет, вероисповедание — католик, и — самое важное для дальнейших поисков! — «уроженец Вилькомирского уезда Ковенской губернии».
Пусть хоть и так — через драму, но нашелся прадед, осветив своей гибелью путь дальнейших розысков.
Надо ли говорить, что кондуктор в царском поезде не проверял билеты у царя-батюшки и его свиты, а наблюдал за техническим состоянием состава. Кондукторы были и на флоте, и в армии. Виктор Шкловский пишет в «Заметках о Достоевском»: «Воспитанники Инженерного училища назывались не кадетами и не юнкерами, а кондукторами. Одна треть учащихся были прибалтийские немцы, треть — поляки». Железнодорожных войск в 1888 году в России еще не было, и кондукторами звался технический персонал поезда, сдавший соответствующие экзамены.
Я написал два письма: в Военно-исторический архив с просьбой найти дело георгиевского кавалера и фельдфебеля 111-го пехотного Донского полка, и в Государственный архив Литвы — запрос на уроженца Вилькомирского уезда Ковенской губернии Каралиса Константина Осиповича, 1848 года рождения. Меня интересовало: кто были его родители, мои прапрадед и прапрабабушка?
Литовский архив откликнулся скоро — на прекрасном русском языке, и, попросив сто долларов аванса, пообещал уложиться с поиском в два года.