В поисках утраченных предков (сборник)

На белом круглом столике меж кресел блестели две пачки сигарет. Одна легких «Vogue», их курила Оксана, и вторая, с табачком покрепче — «Кеnt». Два смятых окурка торчали в пепельнице — толстый и тонкий. Ну вот… Кто-то бывает в ее номере. Потом они сидят на балконе, курят, смеются…

Медведев не спеша выкурил сигарету, сбил ногтем пепел и, смяв окурок в шарик, отправил его щелчком в темный двор. А сколько было разговоров: мужчин в номер не водим, я не такая, я жду трамвая… О, женщины!..

Он вернулся в комнату, присел на кровать и приложил руку ко лбу Оксаны: «Ну что, героиня жить будет, все у нее будет хорошо… Дяде-автору можно двигать к дому». Он поднялся с видом доктора, навестившего легкого больного. Маленькая психотерапия, и порядок.

— Ты хочешь уйти? — разочарованно произнесла Оксана.

— Работать надо. Валидол я оставлю, анальгин тоже. Если что, звони…

— Ты меня боишься? — Она сдвинулась на край кровати и взяла его за пальцы. — Да? — кивнула печально.

— Да, — мягко высвобождая руку, попытался улыбнуться Медведев, — я боюсь холодной воды, красивых женщин и электричества…

— Что ты на меня так смотришь? Как-то… как чужой…

Медведев в ответ пожал плечами. «Какое мне дело до ее ухажеров, — думал он. — Спит она с ними или не спит. Красивая баба. А я — так, для души. Чтобы было, кому рассказать, какая она хорошая…»

В дверь постучали. «Открыть?» — быстро спросил Медведев, мысленно уже спускаясь в лифте, усаживаясь в машину и разгоняя ее по набережной, чтобы быстрее забыть этот нелепый визит: дождался своей очереди…

— Не надо, — вполголоса сказала Оксана и задумалась, глядя в потолок. — Это, наверное, малой израильтянин.

Стук повторился.

— Достал со своим казино. Не пойду никуда.

Сидеть в молчании казалось унизительно. Он ни от кого не прячется, никому ничего не должен. Говорить шепотом, значит таиться. Он поднялся:

— Может, все-таки открыть?

— Ну его в баню. Сейчас уйдет.

Медведев, демонстрируя ожидание, прошелся по номеру. Через какое-то время зазвенел телефон. Оксана махнула рукой:

— Перебьется. Наглый, как танк. Сегодня приходил, на балконе у меня сидел. Насилу выпроводила… Представляешь себе! Оказывается, хозяин этого казино живет в Израиле. Он собирает бригаду — дорога бесплатно, отель бесплатно, но с условием — поставить на кон в его казино не меньше двухсот долларов. Это мне таксист из Тель-Авива сегодня за обедом рассказал. А парниша мне плел, что у него акции. Он сам из этой бригады, приехал на дармовщинку, думает деньжат выиграть. И меня зовет. — Оксана усмехнулась. — Спонсором, наверное. А потом мечтает в постель ко мне залезть. Я их насквозь вижу…

Телефон замолчал и зазвенел вновь.

— Просто достал! — Оксана нашарила ногой тапочки и поднялась.

— В каком номере живет этот израильтянин? — Медведев рассеянно глянул на ковер рядом с тумбой мини-бара — там валялась перевернутая фотографическая карточка с пожелтевшим оборотом и чернильной надписью на нем. — Давай я схожу и попрошу не беспокоить. Вежливо попрошу, не бойся. — Он нагнулся и поднял фотографию.

— Не надо, не надо, — успела проговорить Оксана, и тут же телефон смолк, словно испугавшись намерений Медведева. — Что ты там нашел?

— По-моему, это дедушка с бабушкой из твоего альбома. — Медведев обернулся, нашел глазами кресло и присел на его край. Дернув кисточку торшера, близко поднес к глазам расплывшуюся на обороте надпись.

— Ты прямо как сыщик. — Оксана подошла к трюмо и стала причесываться. — Выпала, наверное. Я сегодня альбом листала, соскучилась по своим. А потом с ресепшена позвонили, уточняли, какого числа я съезжаю, я вставала и, наверное, выронила. — В зеркале отражался Медведев — он задумчиво щурился в верхний угол комнаты, где светился зеленый огонек датчика пожарной сигнализации, и шевелил губами. Оксана обернулась и хитро взглянула на него: — Смотри, смотри, это фотокамера, она все записывает. — Она положила расческу. — Потом твоей жене покажут, как ты мне массаж делал…

Медведев не спеша поднялся, с загадочной улыбкой прошелся по номеру и молча положил карточку на трюмо, — положил так, словно двое изображенных на ней были козырными королем и дамой.

— Это твои дедушка с бабушкой? — он, не мигая, смотрел на нее в зеркало.

— Да. — Оксана взглянула на фотографию, словно проверяя, не ошиблась ли она. — А что ты светишься?

— А как их фамилия? — продолжал Медведев ласковым голосом.

— Там же написано, — Оксана перевернула карточку и прочитала: — Николай Павлович Медведичовский и его законная супруга Мария Леопольдовна, 1937 год». — Она удивленно посмотрела на Медведева. — А в чем дело-то?

Потом Медведев терзал Оксану вопросами, где, на какой войне погиб ее дед. Оксана помнила только, что они ездили с родителями на братскую могилу под Выборг, там были лес, речка и красные ягоды, которые она тайком ела, и потом мать вставляли ей два пальца в рот, чтобы ее вытошнило. «Ага, под Выборгом, — удовлетворенно кивал он. — В финскую кампанию. Поселок Щеглово? Не помнишь?» Оксана таких деталей, естественно, не помнила, не знала и отчество прадеда — Константина, но зато вспомнила, прикрыв глаза и на мгновение замерев, что дед был офицером, погиб, когда маме было всего шесть лет, и бабушка писала Сталину, чтобы им уже после войны с фашистами возобновили какие-то выплаты, и ее вызывали в органы и чуть не посадили. «Ну что? что? — Оксана, устроившись по-турецки на ковре, нетерпеливо стукала кулачком по ручке кресла, в котором сидел с фотокарточкой Медведев. — Говори! Ты их знаешь?» Оксана смотрела на него снизу вверх, щурясь от яркого света торшера и нетерпеливо улыбаясь, и напоминала капризную сестренку, от которой взрослые скрывали семейную тайну.

«Сережка, ты его знаешь? — Она заглядывала ему в глаза и пыталась прочесть в них ответ. — Ну скажи! — Она трясла и раскачивала его ногу. — У, нехороший какой!.. Говори, а то сейчас укушу! Больно укушу!»

«Кусай, — благодушно разрешал Медведев; ему нравилось, что эта красивая женщина, с которой ему через пару дней придется расстаться, возможно, окажется его троюродной сестрой. — Кусай своего возможного троюродного братца, кусай…» — Он давал ей легкого щелбана по кумполу и смеялся.

«Братца?» — Оксана смотрела на него с изумлением и восторгом. И принималась кивать, как восточный божок с закрученной на колесико резинкой: «Ты!.. Мой!.. Троюродный!.. Братец?.. Да?» Да, говорил Медведев, если подтвердится, что ее прадеда звали Павлом Александровичем, то у него сомнений не будет, потому что он не Медведев, а Медведичовский, и рассказывал ей перипетии своей фамилии, о которой он и пишет роман. «Да, да, — расхаживала по номеру Оксана, — мама тайком говорила, что мы из дворян! Не знаю, правда ли…» — И бросалась набирать свой домашний номер.

Медведев стоял в лоджии, ухватившись руками за поручень ограждения, и думал о назревающих в генеалогической таблице изменениях: возможно, он обретет троюродную сестру, которую впишет в новую клеточку, но потеряет жену, изобразив на схеме разогнутыми скобками конец супружеских отношений…

«…А где ты поищешь? — слышался глухой голос Оксаны. — Потом объясню. Не волнуйся, я сама позвоню. Ну, все, целую…»

Они ехали в Центр по залитой желтым светом набережной, чтобы еще раз внимательно посмотреть родовое древо, и Оксана беспокойно говорила: «Мне очень хочется иметь такого братца, — она осторожно касалась его затылка. — Но может, просто однофамильцы?» Медведев гнал машину и терпеливо объяснял, что однофамильцев среди дворян не было — они все состояли в родственных связях, однофамильцы в России начала века могли быть Ивановы-Петровы-Сидоровы, чьи фамилии образовывались от имен собственных, или Ткачевы, Плотниковы — по роду занятий, а у дворян — если однофамилец, значит, родственник. Он говорил о дворянских книгах, которые велись по губерниям, и попасть в которые было сложней, чем вступить в КПСС, говорил о Геральдической комиссии при Сенате, которая по двадцать лет могла тянуть с решением об отнесении бесспорного соискателя к дворянскому сословию…