В поисках ведьмы

Проснулся я весь в поту. Оказалось, что я каким-то образом закатился в щель между сеном и досками стены. От входа, конечно, меня не было видно. Но лежать, прижимаясь к раскаленным солнцем доскам — еще то удовольствие.

Я чихнул, прочищая нос от набившейся в него сенной трухи, сделал несколько глубоких вздохов и выбрался туда, где было попрохладнее.

Накрывшись мороком, я удобно расположился у окна. А что? Делать-то все равно нечего. Вроде вокруг все спокойно, ощущения опасности нет.

Время от времени поглядывая на люк, ведущий во двор, я наблюдал за улицей. Вроде обычная деревенская улица. Впрочем, нет, что-то особенное… ага, деревянная мостовая. Значит, крепко тут люди живут, не скупятся на доски. Хороший поселочек. И, похоже, не только крестьяне тут обитают.

Вот прогрохотал по мостовой всадник, больше похожий на ратника, чем на землепашца. А вот стайка мальчишек промчалась — в руках палки, словно мечи, и держат пацанята их с пониманием. Наверняка воинов не только издали видели.

От наблюдений меня отвлек скрип лестницы. Над люком показалась голова Ладушки:

— Эй, поляница, вставай, а то все проспишь! — приглушенно позвала женщина. — Спускайся во двор, я баньку истопила. Пока Чернях из городища не вернулся, помоемся, а там уж и вечерять пора будет.

— Иду, — отозвался я, стараясь придать голосу как можно белее сонные интонации.

Глава 11

Баня оказалась очередным испытанием для моей нежной души. Если так дальше дело пойдет, то я на девушек заглядываться перестану. Все-таки в женщине должна быть тайна. А какая тайна, если тебя никто не стесняется? То шайку попросит подать, то спину потереть. Кожа у Ладушки — в тех местах, которые обычно под одеждой — была белая и гладкая, как у молодой. А фигура — земные фотомодели, если бы увидели, померли бы от зависти. У Мари было несколько подружек из этого бизнеса, она меня с ними свела. Основная тема для разговоров — чего бы еще такого на себя намазать, чтобы добиться вожделенной гладкости и шелковистости, а целлюлит изничтожить как явление… Ага! Знали бы эти дуры, что главный секрет красивых фигур — ежедневная работа в поле да в коровнике.

Перехватив мой неосторожный взгляд, Ладушка попыталась осмотреть свою спину:

— Чего-то там прилипло?

— Нет, смотрю, не молодые вы вроде, а не растолстели.

Хозяйка вдруг загрустила:

— Да неродиха я — вот и не раздобрела, хоть с таким мужем, как Чернях, грех на жизнь жаловаться. Он бы и десяток поднять смог. Да только вот боги не дали нам столько детей, сколько хотелось. Одна дочь выжила, первенькая. За ней два младенца мертвыми родились. А потом словно заколдовали меня. Сколько лет уже живем — ни одного ребенка. Потому Ждана и приняли. Может, еще кого из сирот пригреем. Надо же о старости подумать, о том, на кого хозяйство оставить.

«Про резус-фактор тут, наверное, и слыхом не слыхивали, — подумал я. — Во всем ведьмы виноваты. Небось, Ладушка кого-нибудь подозревает в злодеянии… какую-нибудь девицу, у которой кавалера увела. У таких красавиц, как жена кузнеца, завистниц полно, любую можно в ведьмы записать».

Но Ладушка ни о ком конкретно не сказала. Замолчала, задумавшись о чем-то своем.

— А где сейчас ваша дочь? Замужем? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Ой, — замялась женщина. — Не надо сейчас об этом. Вот приедет Чернях, он все скажет.

Я пожал плечами и уткнулся в таз, с удвоенной энергией жамкая замоченную в нем одежду. Ладушка предложила быстренько постирать дорожное, даже принесла мне на смену длинную белую рубаху и сарафан. Видимо, вид девицы в портах для хозяюшки был слишком непривычным. Или даже непристойным.

Или…

Что-то слишком личное сквозило в интонациях женщины, когда она командовала мной. Может, тоскует в разлуке с дочерью, а я ее чем-то напомнил? Кажется, скажи я сейчас, что собираюсь остаться тут жить, Ладушка обрадуется.

Но мне пришлось ее разочаровать.

Пока жена кузнеца помогала мне переплетать косы, я послушно сидел, засунутый в белый балахон, похожий на смирительную рубашку. И за ужином старательно притворялся приличной девушкой. Ладушка умиленно смотрела на меня, Чернях улыбался в усы, даже Ждан вроде как меньше дичился. Семейная идиллия — и только. Только в кузнице мне женская одежда наверняка помешала бы. Поэтому, когда хозяин, отложив ложку, сообщил, что помозгует, что с рукоятью меча можно сделать, я выскользнул во двор, нашел свои вожделенные порты, пристроенные Ладушкой на веревкой под навесом и в один момент просушил одежду. Простейшее заклинание локального изменения температуры.

Начал переодеваться, но почувствовал спиной чей-то взгляд. И как только Ладушка умудряется так бесшумно ходить?

— Очень полезная магия, — сказал я, чтобы прервать паузу. — Могу научить.

— Не надо, — ответила женщина, тяжело вздохнула и ушла в дом.

Я пожал плечами.

Все-таки чужой мир — это чужой мир. Особенно, если вляпываешься в него без подготовки, без полного пакета информации, которую готовят специалисты. Тут не знаешь, где на какие грабли наступишь…

Впрочем, настроение Ладушки — не самое для меня важное. Я не собирался задерживаться у кузнеца дольше, чем нужно, чтобы привести в порядок оружие. А работы там — от силы на пару часов. Так что ближайшей же ночью я постараюсь приблизиться к границе с землями демонов настолько, насколько это вообще возможно. Где Туся — теперь понятно, привязка работает, и чем скорее я до нее доберусь, тем лучше.

Я переоделся и шмыгнул в кузницу. Что ж, так я и думал. Чернях разжег горн, но к работе так и не приступал. Сидел, глядя на меч и думая о чем-то, словно, чтобы выправить погнутое охвостье, не пару ударов молота нужно, а какая-то хитрая ковка, прямо что-то сверхсложное.

Взяв меч, я начал пристраивать его, чтобы нагреть железо, но кузнец остановил меня:

— Погодь. Разговор есть.

Я послушно присел на какой-то чурбак.

— Скажи, Ада, тебе ничего у нас странным не показалось? — вдруг спросил Чернях.

«Все тут в вашем мире странное, — подумал я. — Закрытый мир, которого нет в каталогах, причем насквозь магический — чего уж страннее».

Но вслух ничего не сказал, лишь неопределенно пожал печами.

— Значит, показалось, — кивнул кузнец. — Да и Ладушка моя проговорилась — сама мне повинилась. А раз уж так случилось, то слушай, красавица. Слушай и думай, нужно ли тебе было с нами связываться.

Я снова издал какой-то неопределенный звук, который хозяин мог истолковать как угодно. Если ничего не знаешь — лучше ничего конкретного не говорить.

— Ладушка уже сказала, что у нас была… нет, есть дочь. Мироладой зовут. Звали… не знаю, как ее сейчас кличут, говорят, ведьмы те имена, что им родители дали, забывают. Не знаю, кого винить. Вроде у Ладушки в роду никаких колдунов не было, да и у меня все — мастеровые. Конечно, железное дело тоже не простое, да только откуда у девки сила такая взялась — ума не приложу. Но что есть, то есть — как стала Мирушка в невестинский возраст входить, так и появилась у нее сила. Хорошо еще, что соседи ничего не заметили. Девка она у нас умная да скрытная, да и мы с Ладушкой — не простаки. Подглядели, как дочь то с горшком пошепчется, то с воротным запором — и те исполняют ее волю, словно живые. Поговорил я с Мирушкой. Каюсь, сурово поговорил. Впрочем, она меня простила, поняла, что боимся мы за нее. А как кто узнает? Понять-то поняла, да только слушать меня не захотела. Я-то приказал, чтобы бросила она все это баловство, забыла про силу да почаще на парней смотрела, приглядывая, кто ей милее. А что? С таким приданным, как у нее, каждый рад будет взять. Но заупрямилась девка. Говорит: «Не понимаете вы, мамко, батя, что это такое — почуять силу, а потом от нее отказаться. Не могу. Помру от тоски, иссохну вся, глаза выплачу, так что только самый последний нищеброд на меня не посмотрит, а коли посмотрит — так не на меня, а на кузню твою, батя, да на мамкины сундуки». Долго мы воевали. Я ее уж и запирал, и вожжами пробовал вразумлять, а все без толку. Плачет, но от своего не отказывается. Вот тогда я и подумал, что надо судьбу дочери устроить так, как она хочет. В наших-то землях ведьмой ей не стать, а вот на севере, у нечистых… У нечистых — так у нечистых. Что делать-то? Коли другого выхода нет, так и нечистый кумом станет. Так и порешили мы с Ладушкой. Отведу я Миру в Нечистые земли, найду ведьминское княжество, о котором все шушукаются, да попрошу какую-нибудь из тамошних баб взять девку в обучение. Сказано — сделано. Ну, про то, как мы до гор добирались, рассказывать не буду. Кабы не мои кулаки да не мирушкина сила — быть нам или рабами, или вообще мертвыми. Много что в пути было. Тогда, к слову, я с кумом-лесовиком побратался, во время лесного пожара, когда я помог ему огонь остановить, а Мирушка дождик приманила. Но все-таки дошли мы. Нашли ведьм. Меня убить хотели, не любят там мужиков, ох не любят. Но ради Мирушки простили. Дескать, негоже обучение с обиды начинать…