В поисках вымышленного царства
Шрифт:
Невзгоды
Тэмуджин родился в урочище Делюн-Болдох, в восьми километрах севернее современной советско-монгольской границы. Дата его рождения в разных источниках разная. Рашид ад-Дин пишет, что Чингисхан родился в «год свиньи», т. е. 1152–1153, но что в момент смерти — август 1227 г. — ему было 72 года, т. е. дата рождения приходится на 1155 г. По-видимому, более точной является датировка Юань-ши — «год лошади» — 1162 г., с чем совпадает и монгольская легендарная традиция, и расчеты времени женитьбы Тэмуджина, и возраст его сыновей: Джучи, Чагатая, Угедея и Толуя [256]
256
См. ниже стр. 289–300. Так как до 1200 г. даты событий рассчитываются по «живой хронологии» рождения и женитьбы Чингиса, то несовпадение наших датировок с общепринятыми доказывается специальным экскурсом.
Война с чжурчжэнями, к которым после 1147 г. примкнули татары, стала для монголов насущной задачей. В 1161 г. татары [257] нанесли монголам поражение у озера Буир-нур, в результате чего древнемонгольское ханство распалось, но народ продолжал войну.
257
Р. Груссе (L'Empire des steppes…, стр. 253; L'Empire Mongol, стр. 47), Бойл (статья «Cingiz-Khan» в новом изд. «The Encyclopaedia of Islam», Leiden-London, 1960), П. Кафаров (Старинное монгольское сказание…, стр. 173), В. В. Бартольд (Сочинения. т. I, М., 1963, стр. 447) и другие авторы говорят о разгроме монголов чжурчжэнями. Но Ван Го-вэй (Мэн-гукао., Исследование о монголах, стр. 8 а-б) пишет, что чжурчжэньский правитель Хайлин-ван (1149–1161) только издал прокламацию о своем намерении наказать монголов, а поход не был предпринят. Очевидно, для разгрома монголов оказалось достаточно татар, союзных с чжурчжэнями. Мнение Ван Го-вэйя сообщено мне Н. Ц. Мункуевым, которому и приношу искреннюю благодарность.
Этот романтический эпизод вызвал согласно родовым обычаям вражду между меркитами и монголами, впоследствии переросшую в жестокую войну, так как племя, по понятиям того времени, обязано было вступиться за обиженного соплеменника. Чтобы иметь поддержку в борьбе с татарами и меркитами, Есугэй обручил своего девятилетнего сына Тэмуджина с Бортэ, дочерью вождя сильного монгольского племени хонкиратов, но на обратном пути был отравлен татарами, пригласившими его разделить трапезу, и умер. Немедленно после его смерти распалось племенное объединение, которое он возглавлял, и бывшие подчиненные из племени тайджиутов угнали весь скот, оставив семью своего вождя в нищете. Вдова и сироты с трудом поддерживали существование охотой и рыбной ловлей, причем последняя для монгола означает высшую степень бедности. Так жили все «люди длинной воли».
Когда Тэмуджин подрос, тайджиутский вождь Таргутай Кирилтух, сделав набег на кочевье борджигинов, захватил Тэмуджина в плен и посадил в колодку. Но Тэмуджину удалось убежать. После спасения из рук соплеменников Тэмуджин женился на нареченной невесте Бортэ, благодаря чему приобрел поддержку ее племени. Приданое жены, соболью шубу, он преподнес кераитскому хану, который сразу вспомнил былую дружбу с Есугэем и обещал Тэмуджину покровительство. Кроме того, Тэмуджин побратался с влиятельным вождем племени джаджиратов — Джамухой-сэчэном. Имея сильных друзей, он мог больше не опасаться тайджиутов.
У древних монголов бытовал трогательный обычай братания. Мальчики или юноши обменивались подарками, становились андами, назваными братьями. Побратимство считалось выше кровного родства; анды — как одна душа: никогда не оставляя, спасают друг друга в смертельной опасности. Этот обычай использовал Александр Невский. Побратавшись с сыном Батыя, Сартаком, он стал как бы родственником хана и, пользуясь этим, отвел многие беды от русской земли.
Когда Тэмуджину исполнилось 11 лет (автор «Тайной истории» для начала повествования пользуется живой хронологией [258] ), т. е. в 1172–1173 гг., он вместе с Джамухой играл на льду Онона, и тогда они впервые обменялись подарками, а весной того же года поклялись друг другу в верности как анды [259] .
258
Л. Н. Гумилев, Этнос и категория времени.
259
«Сокровенное сказание», § 116.
Однако после этого они не встречались семь лет. За эти годы Тэмуджин успел убить своего сводного брата Бектера, попасть в плен и убежать, жениться, подружиться с кераитским Ванханом, приобрести собственного дружинника, и, как видно, не только одного, потому что какие-то монгольские роды признали наследника Хабул-хана и Есугэй-баатура своим номинальным главой. В этих событиях имя Джамухи не фигурирует.
Наконец, в 1180 г. произошло событие, давшее начало цепной реакции, результатом которой было возникновение монгольской империи. Само по себе оно было заурядным: меркиты сделали набег на кочевье борджигинов и увезли с собой молодую жену Тэмуджина Бортэ. Тэмуджин отправился к Ванхану просить помощи, а тот посоветовал обратиться еще к Джамухе, и тот откликнулся на призыв анды. Кераиты и джаджираты напали на меркитов, убили многих мужей, забрали женщин в полон и освободили Борте. Эта «Троянская война» в монгольской степи создала Тэмуджину огромный престиж, и он им немедленно воспользовался.
И вот тут происходит нечто странное: полтора года Тэмуджин и Джамуха были неразлучны, но в какой-то момент Джамуха произнес внешне ничего не значившую фразу, которая насторожила Тэмуджина и особенно Бортэ, и дружба, скрепленная кровью, испарилась за несколько минут. Эту фразу принято называть «кочевой загадкой Джамухи» и искать в ней причины дальнейших событий [260] , но мы здесь поставим вопрос по-другому. Откуда мы знаем о фразе, сказанной одним другом другому без посторонних свидетелей? Из текста «Тайной истории». Так, а откуда мог знать об этой фразе автор источника? Только непосредственно от Тэмуджина или от жены, но тогда, значит, он был в ставке Тэмуджина лицом, к нему приближенным. Но если так, то почему он, вставив явно невнятный текст в строго продуманное повествование, не раскрыл его смысл? Если это намек, то на что? Все завуалировано до такой степени, что даже в момент произнесения слова оно оказалось непонятным Тэмуджину и его семье, воспринявших эту фразу в подлинной интонации и на фоне известной им обстановки.
260
Не следует забывать, что текст написан через 58 лет после произнесения, если таковое было. По одному этому здесь не может быть буквальной точности.
Эту фразу исследователи (филологи и
историки) считают поводом к началу военных действий, но переводят очень по-разному. Так, Палладий Кафаров, переведший «Тайную историю» с китайского перевода, дает такой вариант загадочной фразы: «Джамуха сказал: «Ныне, если мы остановимся у горы, то пасущие коней достанут юрты; если подле потока, то пасущие овец и ягнят достанут пищи для горла»» (Палладий. Старинное монгольское сказание…, стр. 59) С. А. Козин, сделавший перевод с подлинника, предлагает другой вариант: «Покочуем-ка возле гор — для наших табунщиков шалаш готов. Покочуем-ка возле рек — для овчаров наших в глотку (еда) готова» («Сокровенное сказание», § 118). Но Л. Лигети, переводя тот же текст, осмысливает его иначе: «У самого подножия гор наши прилежные табунщики пусть найдут загон (вар.: пусть гора им будет загоном). У самого берега реки пусть мы поселимся там, пусть наши овчары найдут там корм» (L. Ligeti, A Mongolok titkos tortenete, стр. 239). Есть и еще варианты, но хватит и приведенных, потому что, не понимая смысла фразы, нельзя сделать верный перевод, а именно смысл-то и неясен. Установив это немаловажное обстоятельство, можно, и даже следует, отказаться от попыток найти в «кочевой загадке Джамухи» как отгадку причин создания Монгольского улуса (ср.: Бартольд В., Образование империи Чингис-хана. — 3аписки Восточного отделения Российского археологического общества. X. 1896), так и «подчеркнутое равнодушие… скучающего барина» (С. А. Козин, Юань-Чао би-ши как памятник литературы. — «Сокровенное сказание», стр. 40). Здесь имеет место литературный прием, разгадать который мы не можем, так как наши эстетические нормы и системы ассоциаций иные, нежели у монголов XIII в., к которым адресована «Тайная история». Слово живет только в момент произнесения, при наличии внятной интонации и определенной обстановки. Перенесенное через века, оно умирает, и «как пчелы в улье опустелом дурно пахнут мертвые слова». А смысл бессмертен, но улавливать его следует иными способами.А что, если здесь только литературный прием, часто применявшийся в древней литературе: вкладывание мыслей автора в уста героя? Но тогда здесь в тексте кроется политическая зашифровка, которая нарочито подана как загадка. Подчеркнуто, что смысл не был ясен самим очевидцам, так где уж нам его раскрыть. Важно другое: друзья, не поссорившись, разъехались, и через сутки вокруг Тэмуджина собралось много людей, которые провозгласили его ханом. Джамуха отнесся к этому поразительно флегматично, но когда один из дружинников Тэмуджина застрелил его младшего брата, занимавшегося кражей коней, то Джамуха произвел набег на Чингисхана и, казнив пленных, вернулся домой. Все шло как будто обычным для Монголии порядком, потому что после этого 18 лет нет никаких сведений о столкновениях между андами. Однако за это время что-то происходило, потому что тогда вспыхнула гражданская война среди монголов, да такая, какой до тех пор не бывало. Поэтому, прежде чем идти дальше, попробуем прокомментировать события, описанные нами.
Исторический комментарий
Сущность этого периода, умещающегося между 1180 и 1183 гг., применительно к взаимоотношениям Джамухи с Тэмуджином состоит в переходе от разобщенности к сближению, от сближения к дружбе, от дружбы к вражде, а затем — к вооруженному столкновению — по крайней мере все так выглядит внешне. Отметим еще особенность этого периода: начало целеустремленной политической борьбы (а не межплеменной и случайной) в монгольской истории этой поры связано с конфликтом Джамухи и Тэмуджина. Именно с конфликтом, ибо все столкновения до него носили какой-то частный характер — даже поход на меркитов был совершен только с целью отбить Бортэ; когда же Бортэ отбили, Тэмуджин сказал, что достаточно преследовать меркитов — он «нашел, что искал» [261] ; довели же дело до конца — завершили поход — тем, что разграбили меркитов совершенно, особенно, как свидетельствуют источники, при этом обогатился Тогрул, который сейчас же после окончания похода откололся и пошел на реку Толу, в свой Темный бор, бывший его постоянным местопребыванием.
261
«Сокровенное сказание», § 110.
Тэмуджин и Джамуха были побратимы с детства, но с тех давних лет они надолго отошли друг от друга, так что после похода на меркитов сочли нужным заново совершить обряд братания. Да и обращение Тэмуджина к Джамухе с просьбой о помощи — через посредство Тогрула — говорит о том, что он не поддерживал до этого времени со своим андой никаких отношений. Это взаимное охлаждение — вернее, незнание, забвение друг друга — чувствуется и в резком тоне упрека, с которым обратился Джамуха к опоздавшим к месту встречи на три дня Тэмуджину и Тогрулу, и в том, что Джамуха, идя навстречу просьбе своего друга детства, совсем не желал разбрасываться своими войсками — вместо того, чтобы выступить с двумя своими тьмами (как предлагал ему Тогрул), он, вспомнив, что «на пути» его, «вверх по Онону, есть люди, принадлежащие к улусу анды», соображает, что «из улуса анды составится одна тьма. Да одна тьма отсюда, всего будет две тьмы» [262] , — и выступает именно с этими двумя тьмами, из которых только одна его. Таков отправной пункт второго периода взаимоотношений Тэмуджина и Джамухи. Мы не знаем, что движет Джамухой в его поступках, не знаем его планов, его истинных взглядов на происходящее. О его отношении к Тэмуджину по походу на меркитов судить не приходится: они в сущности не знали еще друг друга. После похода происходит нечто, по всей вероятности, не характерное для таких объединенных походов: вместо того чтобы разойтись по своим улусам и зажить там прежней жизнью, как это сделал, например, в рамках обычного, надо думать, Тогрул, Джамуха и Тэмуджин заново совершают обряд братания, остаются вместе и проводят неразлучно «в полном мире и согласии… один год и половину другого» [263] .
262
Там же, § 101.
263
Там же, § 118.
Что руководило поведением Тэмуджина и Джамухи? Может быть, дружба? Однако искренность Джамухи (и Тэмуджина тоже, разумеется) вызывает сомнение; очень уж эта дружба похожа на закрепление того союза, который сложился между ними в походе, союза военно-политического.
Мы не знаем, что побудило Тэмуджина и Джамуху заключить столь необычный для того времени союз. Может быть, это действительно была только вдруг вспыхнувшая дружеская привязанность. Но даже и в этом случае объективно, независимо от них двоих, она являлась фактом общественного значения. Об этом свидетельствует огромный политический резонанс, который вызвал среди монголов разрыв Тэмуджина и Джамухи, приведший в движение всю страну.