В позе трупа

— Флажкуют его, а за что — не пойму.

— Друзья у него чреватые. — Овсов протянул гостю чашку с синей жидкостью.

— Может быть, может быть, — Пафнутьев быстро глянул на Овсова, кажется, впервые задумавшись о таком объяснении халандовских неприятностей, — он осторожно понюхал напиток, опасливо посмотрел на Овсова, который, опустошив свою чашку, уже поставил ее на стол.

— Мне приходилось и зеленое пить из таких бутылок, и красное, и черное… Не поверишь, однажды даже молочное. Не наши это спортивные цвета, ох, не наши.

— Зачем берешь?

— Дают — бери, бьют — беги. Понимаешь, благодарные клиенты не видят другой возможности отблагодарить врача. Просто зайти и сказать спасибо… Безнравственно это и как-то по-жлобски. Да, честно говоря, я и сам на их месте поступал бы так же… Я тоже не вижу другой возможности отблагодарить меня за усердие. — Овсов плеснул в чашки еще немного вина и спрятал бутылку в тумбочку. — Чем хорош такой напиток… Кто зайдет — ни за что не поверит, что поддаем. Подумает, микстура какая-нибудь… ну да ладно… Есть у меня, Паша, клиент…

— Вот-вот, пора уже и о нем.

— Слушай… Поступил он к нам уже больше трех месяцев назад в виде совершенно непотребном. Гора мяса и костей. Провозился я с ним часов десять, не меньше. Что мог — вправил, вшил, подтянул, удлинил, сколотил… Сейчас у этого человека вид более или менее нормальный… Ноги — там, где им положено быть…

— А это было не всегда?

— Я же сказал — месиво. И руки на месте, и голова в верхней части туловища. Нос вправили, скальп был содран — натянул, пришил. В прежней жизни у него залысины намечались — сейчас их нет и в помине.

— Помолодел, значит?

— А ты не улыбайся, он и в самом деле выглядит моложе. Челюсть срослась, хотя контур лица, конечно, изменился. Рост стал больше…

— Это как? — удивился Пафнутьев.

— Ну, починил я ему ноги… Переломы сдвинулись, шипы поставил, стальные стержни. Сантиметров на пять стал выше. Руки… И руки в порядке… Позанимается, гантели потаскает… Поваляется он у меня еще пару месяцев… Но все это чепуха.

— Есть кое-что и пострашнее?

— Да, Паша. Во время операции выяснилось, что у него в спине ножевая рана. Хорошая такая рана, профессиональная.

— А помяло его где?

— Автомобильная авария. На Никольском шоссе. Ко мне сюда несколько раз приходили гаишники, но ничего внятного я им сказать не мог. Но они мне рассказали — машина, в которой он ехал, сгорела дотла. Вместе со всем, что в ней было. А его, похоже, выбросило. Или сам выполз.

— Откуда же рана?

— Тут какая-то невнятица, Паша… С такой раной машину вести невозможно. Да и в спине она, с левой стороны… А водители, насколько мне известно, сидят, упершись в спинку сиденья. Сквозь спинку нанести такой удар невозможно.

— Вывод? — Пафнутьев все еще подозрительно принюхивался к чашке.

— Его добивали после аварии. Когда машина горела синим пламенем, а он лежал на обочине.

— Что же ты молчал до сих пор? — укоризненно спросил Пафнутьев.

— А что я мог тебе сказать? В ГАИ все известно, протоколы составлены, акты подписаны… А от моего клиента ты все равно ничего бы не смог добиться. Ты и сейчас ничего от него не добьешься.

— Это почему же?

— Я еще не все сказал, Паша. Я еще не сказал главного…

— Мне страшно, — без улыбки произнес Пафнутьев.

— Этот парень ни фига не помнит. Он не помнит, как его зовут, кто он и откуда. Он не помнит, что с ним произошло и кем он был раньше. Это какое-то новое существо. Без прошлого. Зомби. Ты знаешь, что такое зомби?

— Встречать не приходилось, но слышать слышал. Ожившие мертвецы с какой-то заданной программой.

— Вот-вот. В самую точку. Ожившие мертвецы с заданной программой. Единственное, что он помнит, — человеческие слова. Слава богу, хоть русские слова. Бог не лишил его совсем уж всего. И еще… Он проявляет все возрастающий интерес к моей Вале — вот которая была здесь недавно.

— Мужской интерес?

— Да не совсем… Хотя и до этого дойдет рано или поздно… Для такого интереса все, что требуется, у него сохранилось в прекрасном состоянии. Валя ему кого-то напоминает… Он так говорит. А кого именно — не знает. Не помнит.

— И при нем никаких документов, водительских прав, блокнотов, записок?

— Ни фига. Кроме вот этого. — Овсов вынул из ящика стола небольшую, в половину почтовой открытки фотографию. — Посмотри.

Пафнутьев взял снимок. Это был портрет молодой женщины. Едва уловимая улыбка, взгляд исподлобья, который можно было бы назвать и выжидательным, и настороженным, короткая прическа, светлая блузка, пиджак. Ее наряд не выглядел праздничным, но это была хорошая одежда.

— Красивая женщина, — сказал Пафнутьев. — Мне нравится. — Он перевернул снимок — оборотная сторона была чиста. Ни даты, ни имени, ни росчерка. — Твой Зомби видел эту фотографию?

— Конечно. Он ее не помнит.

— Послушай… Если он был, как ты говоришь, в неважном состоянии, если машина сгорела, а у него в спине дыра от ножа… Как же сохранился этот снимок?

— Он был в целлофановом конвертике. Знаешь, выпускают такие для удостоверений… Все было залито кровью, но снимок в конвертике не пострадал.

— Где нашли? — спросил Пафнутьев.

— В заднем кармане штанов.

— А в остальных карманах?

— Пусто. Его хорошо обшарили… Только в задний заглянуть не догадались. Или же не смогли — он лежал на спине. — Овсов взял снимок, еще раз всмотрелся в женское лицо.

— И он не знает, кто это?

— Паша, повторяю в сотый раз: не знает, кто он сам. Зомби. Каждое утро встречает меня одним и тем же вопросом: «Ну что, узнали, кто я?»

Пафнутьев подошел к окну, потрогал крашеную раму, провел пальцами по стеклу, щелчком сбросил с подоконника дохлую муху, снова сел на кушетку.

— Хорошая кушетка, — сказал он отстраненно. — Надежная.

— Да, вполне, — согласился Овсов. — Не люблю мягких кроватей. На мягком плохие сны снятся… Задыхаюсь, проваливаюсь куда-то, тону… Ну и так далее.

— Хорошая кушетка, — повторил Пафнутьев и без всякой связи спросил: — Он сильно изуродован?

— Ничуть, — ревниво ответил Овсов. — Я хорошо поработал. Если ему немного начесать волосы на лоб, отрастить небольшую бородку и надеть темные очки… То вообще ничего не заметишь. А со временем и в очках надобность отпадет. Нет-нет, все сработано на хорошем уровне. За ту ночь я вполне доволен собой. Да и с парнем повезло — больно живучим оказался. После того ножевого удара, не говоря уже об остальном… Не каждый бы выкарабкался. Далеко не каждый.