В прятки с кошмаром

Самое поганое во всем этом то, что мне нравилось. Мне до боли, до щемящего чувства нравилось ощущать себя человеком. Нравилось чувствовать маленькую теплую ладошку в своей руке, нравилось пальцем трогать ее губы, нравилось тонуть в шоколадной патоке и становилось все равно, что скажут или подумают вокруг. Нравилось чувствовать, что она моя, принадлежит и отдается полностью и без остатка, нравилось нести ее на руках, такую невесомую и подшучивать над ней. Мне безумно, просто до умопомрачения нравилось видеть, как действуют на нее мои поглаживания, поцелуи, как рвется ее дыхание, а между ног становится жарко и влажно. Нравилось, как ее губы выдыхали мне в ухо „я люблю тебя“, и так хотелось верить, что это так. Нравилось получать удовольствие от того, от чего получают его люди, нравилось испытывать простые человеческие эмоции.

Неужели, мне это не доступно? Неужто, когда я становлюсь человеком, кто-то, кто наблюдает за мной, старается всеми возможными способами лишить меня права на нормальную человеческую жизнь, чувства, поступки… Кто этот проказник, что смотрит на меня, изучает, анализирует, кому нравится наблюдать как я, пытаясь стать человеком, корчусь, как уж на сковородке, потому что он не позволяет мне этого? Как! Ведь это сам Эрик! Циничный монстр, мерзкий ублюдок, беспринципный холодный эгоистичный придурок и сукин сын, целый лидер, бл*дь, ему не пристало так себя вести! И ннна тебе подножку, твою мать! Ннна тебе другую!

Вот тебе девка, не простая девка, девка, которая тебя зацепит, что-то шевельнет в твоей душе, прими этот экстраординарный подарок, а я теперь погляжу, как ты будешь в своей беспринципности и ублюдочности выносить себе мозги, потому что ты не можешь любить, не можешь чувствовать и не можешь быть человеком. Тебе нельзя. Потому что ты Эрик, бл*дь. Я тебя таким сделал, и ты должен оставаться таким. А если ты надумаешь вдруг, паче чаяния, измениться, я тебе поставлю такую подножку, что ты не выберешься и этого дерьма, ты лучше себе пулю в лоб пустишь, чем позволишь себе проявить свою человечность.

И вот, ради развлечения этого высокоуважаемого наблюдателя, я пущу-таки себе пулю в лоб, потому что я на х*ю вертел его бл*дские наблюдения. Раз ты решил так, что такому циничному ублюдку и эгоисту недоступно просто жить, планировать, спасать людей, любить женщину, все то, что доступно большинству людей на земле и не вызывает ни у кого никаких вопросов, а все вопросы только в моем случае, значит не х*я не угадал ты. Это самый жестокий розыгрыш — дать то, что тебе было не доступно, а потом отнять и смотреть, как ты прыгаешь и корчишься в попытке вернуть себе частичку права на счастье. А сам он, при этом, с интересом посмотрит над моими потугами, а потом пожмет плечами и скажет, хорошо, конечно, это все, но это не Эрик, Эрик так себя не ведет. Ладно, уговорил ты меня, бл*дь, если тебе так хочется настоящего Эрика, получи полной ложкой!!!

Прежде чем включается мой мозг, я выхватываю пистолет из кобуры. Все, уже все равно. Нет мне месте на этой земле. Сознание туманится, ствол тянется к виску. Все заеб*ло, надоело бороться, в первую очередь с собой. Слышу грохочущий в тишине выстрел и совсем не ощущаю боли.

====== «Глава 24» ======

POV Эрик

Звуки доносятся, как сквозь кисель. Растянуто, гулко, сначала слышаться только низкие звуки «бу-бу-бу», высокие почти совсем не слышно.

— … не в себе. Он слишком долго был под моделированием, слишком долго с ним боролся. Это не проходит бесследно, но он справится. — Скорее всего, это голос Мартина, хотя и очень низкий и глухой.

— Это слабость, док. Бесстрашные, которые пускают себе пулю в лоб — это слабаки… — а это точно Вайро, его голос я ни с чем не спутаю.

— Вы не правы, юноша. Чтобы пойти на такой шаг, нужно, чтобы у человека пропала мотивация бороться. Слабость — это жалость к себе… А самоубийство — это отсутствие мотивации жить. Я потому и заменил его патроны на холостые, еще тогда, когда мы выбрались из тоннеля и он отвлекся на девушку. Я ждал чего-то подобного…

— Что же вы сразу не сказали, док?

— А что вы сделали бы, юноша? Нарвались бы на драку, только и всего.

— Но если Эрик теперь будет все время так… он ведь наш лидер, мы на него надеемся…

— Послушайте, юноша, все, что вы можете сейчас сделать, это попытаться принять все как есть. Эрик не нуждается в жалости или какой-то особенной поддержке, ему нужна цель. Он, наверное, вдруг, для себя решил, что цель провалена или ее у него нет. Это отголоски программы. Как только исчезает цель, включается программа самоуничтожения. Ему нужна цель, если он будет стремиться к ней, то он пересилит в себе это состояние.

Черт, башка не просто трещит, а разламывается на куски. Я напился вчера и упал в пропасть? Состояние примерно такое. Поднимаю руку к голове. Ощущение такое, что вся правая сторона лишена кожи, а кость раздроблена на мелкие кусочки, плавающие в моих собственных мозгах. В ушах стоит гул, пытаюсь открыть глаза и не вижу ничего, кроме мутного серого пятна, и то только с левой стороны. Что же со мной случилось? Хочу спросить Мартина и Вайро, что произошло, и понимаю, что не могу ни рта открыть, ни сказать что-либо голосом. Да, что за бл*дь?

Когда я все-таки могу приподнять один глаз, то первое, что я вижу, ухмыляющееся лицо Сани.

— Мда, лидер, бл*дь, ну ты и пи*данулся, окончательно! Что это за по*бень на тебя нашла? Это ты вискаря нах*ярился и тебя понесло?

Я пытаюсь улыбнутся, но у меня ничего не получается. Черт, да, что это такое? Изо рта вырывается глухое шипение:

— Что? Было?

— Оооо, это ты у Вайро спрашивай, это он кипишь поднял…

— Лидер, когда ты в себя придешь, я тебе скажу еще пару ласковых. А сейчас отдыхай. Сани, впи*дячь ему снотворное, уроду, чтобы проспался как следует.

Всю следующую неделю, а, особенно, первые два дня этой недели — это два дня непрекращающейся боли. Я совсем не ощущаю ничего, хочется только, чтобы прошла голова. Боль отступает только тогда, когда я сплю, а это происходит примерно каждый час по пятнадцать минут. К концу третьего дня боль начала отступать, а я начал вставать. Мне так никто до сих пор не объяснил, что произошло такое. Вечером ко мне приперся Вайро, наконец. Небритый, лицо серое, угрюмый, как никогда.

— Ну ты и у*бан, лидер, у меня просто слов нет. Как ты можешь так? Чего с тобой творится, а?

— Вайро, если ты объяснишь мне, что произошло, я может и смогу тебе ответить. А так, я пока сам ничего не понимаю.

— Правда не помнишь или придуриваешься?

— Последнее что помню, как допрашивали эрудита, и он умер. Он толком и не сказал ничего, только, что сыворотка стала лучше за счет крови Эшли и…

И тут я все вспомнил. Как думал, что Эшли осталась в Эрудиции добровольно. Как пил виски. Как послал Вайро на х*й. Как думал о том, что все надоело… Дальше темнота. Куда я пошел, что сделал? Вернулась вторая личность и я кого-то замочил?