В прятки с «Прятками»
Шрифт:
Эшли
«Я убил Ворона...»
Ненависть стала животная, до помутнения рассудка, откровенная, почти уже гранича с неадекватностью. В висках нервно стучал пульс, дыхание сперло где-то в грудной клетке, а колени подкашивались бессовестно, вынуждая в прямом смысле хвататься за стену. А перед глазами всплывал образ высокого, худощавого парня, с вечно растрепанными черными волосами и кривоватой улыбкой. Почему-то, Ворон всегда корчил мне рожи... смешил меня, где-то поддерживал и помогал. И ругал, как без этого, особенно на тренировках. Он хороший парень, очень хороший. Даже несмотря на наше бурное знакомство, мы быстро сдружились. Этот человек всего за пару месяцев стал мне настолько близким, словно мы знали друг друга всю жизнь. Ворон делился со мной своим кофе, плевал на все косые взгляды и слухи, которыми награждала меня добрая половина фракции, он один из немногих, кто пусть и не одобрял моих отношений с Эриком, аккуратно предостерегал, но не осуждал и слово
На душе было настолько мерзко и муторно, что единственное, чего хотелось, так это безучастно смотреть в пространство остекленевшими глазами. У меня не выходит даже заплакать сейчас. В сердце вдруг резко не стало абсолютно ничего: ни надежды, ни веры, ни каких-либо теплых чувств. Осталась лишь огромная пустота, в которую сочились дикая боль, жгучая ненависть, горечь, и это было страшнее всего, жить и при этом не чувствовать ничего хорошего. Наверное, так и должно быть, когда ты начинаешь медленно умирать изнутри, чтобы не испытывать больше горьких разочарований. Мне словно кто-то душу наживую вырывает острыми когтями, терзает, медленно, играючи, больно... Это не просто неизбывная боль... этому даже нельзя подобрать название. Эрик, что же ты наделал? Почему? Почему ты такой жестокий? Неужели тебе на всех плевать, и ты так и будешь идти по чужим жизням напролом? Ты же своих убиваешь... хотя, нет у тебя больше своих. Ты сам по себе. И твоим поступкам нет оправдания, нет прощения, нет понимания, ничего не осталось... только неимоверное опустошение.
Какой-то страшный звук расползается по помещениям, заставляющий непроизвольно ёжится. И от этого мне безумно жутко стало, не сразу поняв, что это я так вою. Вою громко и протяжно, как раненый зверь, со всей силы колошматя по бетону руками. Сильнее и сильнее, до крови, только б перебить ту боль, что сердце раскаленными цепями перетягивает. Чтоб не чувствовать ничего. Совсем ничего. Но легче не становилось, только хуже. Мне плохо. Плохо, как никогда. Кажется, что все внутренности сжаты, скованны стальными, горящими обручам, которые заставляют тело дрожать и выгибаться от невыносимости реальности, сводя с ума от страха. Это ощущение понемногу начинает входить в привычку. Боже, дай же мне сил выдержать!
Не знаю, сколько я просидела в коридоре, упершись взглядом в холодную стену, никаких обнадеживающих мыслей, только кажущаяся невозможно бесконечной – пустота. Кромешная, изгаживающая, забирающая все, что ценно в этой жизни, абсолютно все, пустота. И отчаяние. Они сужаются, давят на меня так, будто небо рухнуло, погребя под своими обломками. И душно, душно невыносимо. Я не могу дышать почему-то. Не могу и все. Только загнанное в угол сердце гулко колотится. Я еще некоторое время сидела не шевелясь, а потом меня словно током ударило, рука сама нашла одну из спрятанных крышек, и я шагнула к двери комнаты Эрика, подавив желание отползти в темный угол бункера и там остаться. Внутри как будто бы что-то лопнуло, открывая кровоточащую рану, из которой разом хлынули все оглушающие и ослепляющие кошмарные чувства и ощущения, обрушив на меня всю горечь, от осознания собственной беспомощности и вины, потому что я знала, что Эрик кого-нибудь убьет и ничего не предприняла, пытаясь остановить монстра. Он не остановится. Убийца. Чудовище, питающееся страданиями и болью, рвущее чужие души вдрызг. Уничтожающее всё на своём пути. И я ничем не лучше. Я потеряла себя в омуте боли. А терять — привычное уже дело, и от этого кричать хотелось. Но мне больше не кричится, а воздух застревает в легких едким песком.
Дверь тихо скрипнула, я прислушалась и вошла, тусклый свет от настольной лампы заливал помещение, Эрик метался на кровати, мотал головой, почему-то бледный и весь в испарине. Глаза закрыты, пересохшие губы дрожат, словно он что-то беззвучно бормочет, вокруг — тишина. Только наша боль клубится в воздухе. Я на цыпочках шагнула ближе, до сих пор не веря, что смогу убить его, и тут мужчина отчетливо скрипнул зубами и простонал. По-моему, ему снятся кошмары. Мучаешься совестью? Игла болезненно пронизывает сердце, будто бы я способна чего-то чувствовать еще. Боже мой... боже... Поток соли хлынул из глаз. Слезы боли, отчаяния, грусти, потери. Кажется, я потеряла все, что имела, обретя взамен только пустоту и холод. Почему ты такой? Почему твоя жестокость отнимает у меня всё? Почему забрала единственного, кого я полюбила? Тебя забрала. Я люблю
тебя безумно, и в то же время яростно ненавижу, даже не понимая сама, какая из переполнившихся чаш перевешивает больше... Страх, отчаяние, глубокое безумие. Все сейчас во мне. Все вокруг меня.Пальцы судорожно стискивают крышку, руки немеют. Ох, как трудно дышать... И мерзко, невозможно мерзко от себя самой. Подло. Похоже, настало время выбирать, чей голос слушать, совести или сердца своего. В кого ты меня превратил? В искалеченную ненормальную, у которой вместо души — изодранная тряпка. Я чувствую себя не человеком, а оболочкой, заполненной болью и страхом. И все равно не хочу тебя убивать. Ты несешь страдания, смерть, топчешься по бесценным жизням, отбираешь их, ломаешь... За ребрами невыносимый раздрай — сердце вдребезги, что хочется самой удавиться, только бы больше ничего не чувствовать, но какое-то удушающее отчаяние подталкивает меня еще ближе к нему. Чувство полной и безоговорочной необратимости заполнило все пространство вокруг. Дрожащие руки, ставшая вдруг такой тяжелой железочка, закушенная до крови губа. Поднять заплаканный взгляд — невозможно. Нет сил посмотреть ему в лицо. Я знаю, что буду жалеть об этом, и в конце-концов, скорее всего, пущу себе пулю в лоб, но я хотя бы должна попытаться его остановить, пока Эрик не убил еще кого-то из ребят.
«Я убил Ворона...»
В память вламывается осознание случившегося... а он мечется во сне, как будто монстр может сожалеть о своих бесчинствах. Дикое бессилие окатывает с головы до ног, до бьющего озноба, до слез, но рука уже занесена для удара. Зачем я это делаю? Я не хочу и не могу, но сейчас мне это кажется единственным спасением, выходом единственным. А что же потом... Вдох-выдох, вдох-выдох, еще... Прости меня! Пожалуйста, прости, видит бог, я не хотела так, но ты не оставил мне выбора... А у тебя сердце больше нечувствующее и несуществующее, а моё расколото на части, и кажется все ребра переломаны, что не вдохнуть. Мне страшно так, что страх из меня уже наружу плещется. Пара глубоких вдохов, новая боль в прокушенной губе, крепко стиснутые на крышечке пальцы. Нужно собраться, нужно взять себя в руки, нужно суметь... Не могу я. Не могу — и всё. Если б ты только знал, если б только представить мог на секунду, как я тебя люблю и ненавижу...
— Да черта с два! — стальная хватка сцепляется на моем запястье. — Смотри не порежься, крошка!
POV Эрик
Отвратительные скользкие твари окружают меня, являя собой целую кишащую массу извивающихся тел. Змеи повсюду, куда ни посмотри, их угрожающее, злобное шипение, переплетающиеся темные ленты придвигаются все ближе, и сейчас они наползут, окутают меня, поглотят, не оставив мне ни единого шанса на спасение. Я уже чувствую, как мои ноги оплетаются ими, чувствую тяжесть и скованность в конечностях.
— Мы жшшшшелаем тебе лишшшшшь добра, — отчего-то разбираю я невнятное шипение, — мы поможшшшшшем тебе, не бойся нассссс, — слышится мне, и я хочу избавиться от этого опутывающего меня плена, я стреляю по ним, но каждый выстрел будто удваивает количество тварей, они начинают подниматься выше по моему телу, погребая меня под своей массой шипя, — мы с тобой единое целое, Эрик, ты теперь нашшшш, — они уже вгрызаются в мою плоть, проникают внутрь, я ничего не могу сделать, — убей ее, ее убеййййй, — одна из змей обернулась вокруг моей шеи, лишила воли, и вползает мне в голову, — ее надо убить, она мешает тебе стать одним их насссс…
— Эрик! – гневный окрик заставил обернуться, прямо рядом со мной стоит Джанин и протягивает мне пистолет. – Убей ее! – у меня даже мысли не возникает ослушаться. Зарядив оружие, поднимаю его без тени сомнения… На меня смотрят два шоколадных глаза, девушка качает головой.
— Убей меня, Эрик, я не хочу жить после того, что я видела! Ты уже убил во мне все хорошее, теперь убей меня!
— Да черта с два! – выкрикиваю я, — отъеб*тесь вы от меня все!!! – я пытаюсь отмахнуться и внезапно мое запястье обжигает резкая, острая боль. Я прихожу в себя и инстинктивно перехватываю чью-то руку, занесенную над моей шеей. Проморгавшись, впрочем много времени на это не понадобилось, я понял, что тут происходит. Вот, значит, как, да?
— Смотри не порежься, крошка! – стискивая ее руку и заламывая на пределе боли, заставляя бросить… что? Заточенную крышку от консервной банки? Х*ясе, бл*дь, смекалка! Тьфу, пропасть, — на спящих нападаем, значит, да? Браво, детка, ты превзошла саму себя!
— Ты гребанный урод! Ты не человек!!! Как ты мог убить Ворона, как??? А кого еще ты убил? Вайро? Джойса? Бартона? Куда ты карабкаешься по трупам людей, которые жизнь готовы за тебя отдать?
— Идиотка! Не смей мне выговаривать, ты никогда этого не поймешь своей тупой башкой! — я отшвыриваю ее от себя, полностью теряя контроль над ситуацией, гнев и ненависть застилают сознание. Я наступаю на нее, вытаскивая пистолет, — я заеб*лся уже терпеть твои выходки! — «Убей ее», шипит у меня в голове и раскаленная лава, кажется, плещется вместо мозгов. Я поднимаю оружие, она взвизгивает и на карачках пытается уползти от меня. «Да, Эрик, все верно. Правильно. Не станет ее, зато останемся мы. И у нас все получится. Убей ее». Стреляю в направлении девки, но она уже уползла в коридор, а там видно успела подняться на ноги, босые пятки протопали удаляясь.