В пургу и после (сборник)

— Не имеете права!

— Лезь в кабину, падло!.. — не в силах больше сдержаться, прокричал Жорняк и сам прыгнул на гусеницу.

Парнишка рыбкооповский тоже полез на трактор.

— Станешь на крюк! — приказал ему Жорняк. — И трос отмотай!

Коновалов, подумав, тоже стал на подножку, где был укреплен крюк.

— А в кабине-то дрейфишь? — прокричал ему Жорняк, трогая трактор с места и круто направляя его к реке.

8

Серега сидел рядом со мной, точнее, не рядом, а у самой дверцы, готовый каждую секунду прыгать на лед. Я уже не злился на него, осталась какая-то брезгливая жалость, и все. Мы двигались по льду, я надеялся только на ширину болотных гусениц и молился, чтобы не попалась промоина. Бывают и в тундровых реках ключи, лед над ними тонкий, олень провалится, а тут «С-180»… Парнишке рыбкооповскому я крикнул, чтобы он бежал к коробам, зачаливал трос. Того будто ветром сдуло с крюка. У разбитого короба по щиколотки в воде суетились люди, вытаскивали рогожные кули и на спинах тащили их к берегу. Я вел трактор медленно, но руку с сектора подачи топлива не снимал, думал, успею рвануть вперед, если что. Серега притих, глядел вниз и в сторону, под гусеницу. Трещины высматривал, наверно.

— Держи рычаги! — сказал я ему и полез на ступеньку, вроде бы лед посмотреть.

Когда я снова плюхнулся на сиденье, Серега отодвинулся, уступая мне рычаги.

— Давай рули!.. — прикрикнул я на него. — Трепло…

И тогда он разозлился. Не знаю, на меня или на себя, но разозлился.

Между трактором и затонувшим коробом на глазах увеличивалась полоса темного, набухшего от воды снега. Кое-где поверх снега уже начинала поблескивать чистая вода. Трос был коротковат, приходилось рулить к самой полынье, зачаливать на ходу, потому что останавливаться нельзя было ни на секунду.

— Сбавь газ, — приказал я. — Зачалить не успеют. Серега уже занес было руку над сектором газа, но поглядел под гусеницы — там уже хлюпала вода — и отвел руку.

— Не наша вода, от короба набежала, — сказал ему я.

Тогда он убавил газ.

Двое рыбкооповских механиков тянули свой трос наперерез трактору.

— Крюк без чеки! — спохватился Серега. — Чека! На берегу.

Он полез в ящик с инструментами и достал оттуда толстую монтировку.

Дождавшись, пока я ему кивну, он спрыгнул на лед и побежал к рыбкооповцам, схватил трос, потащил к трактору и на ходу закрепил его. На воду под ногами он внимания уже не обращал.

Потом он остановился. Лед под ногами прогибался и трещал, но Серега достал сигареты и прикурил. Не знаю, с чего это он осмелел… Может, первый страх прошел? Первый страх, он ведь самый страшный…

9

Закончив выступление, Сергей ушел с трека в крохотную подсобку, где два механика ремонтировали разбитый автомобиль. На прошлой неделе Сергей пробовал вывести эту машину на стенку, но сорвался, и теперь там работы много — выгибать раму, полностью заменять мотор, заново тянуть электрооборудование… Автомобиль стоял на боку, подставив гнутую раму и покореженное днище. Между стеной и днищем оставалось место лишь для механиков. Сергей потолкался у них минуту и вышел на улицу. Он заметил, как в калитку просунулась голова Жорняка.

— Серега!.. Привет! — сказал Жорняк.

— Здравствуй, Михалыч! Заходи, гостем будешь, — ответил ему Сергей, но особой радости в его голосе не прозвучало.

Жорняк это почувствовал и усмехнулся.

— Не надоело по стенке гонять?

— Пока что нет…

Они стояли друг против друга — один в легкой тенниске и сандалиях на босу ногу, другой в полном артистическом облачении — и молчали. Друзьями они не были, общих воспоминаний не находилось, а их теперешние жизни настолько разнились, что говорить было не о чем.

— На Север не тянет?

— Бывает. Иногда.

— По стенке легче, чем по тундре?

— Веселее…

— М-да… — вздохнул Жорняк. — У нас начальник аэропорта теперь новый.

Сергей промолчал, потому что прежнего начальника не знал. Раза два видел на улице и на собрании однажды, в президиуме, а даже имени-отчества не помнил.

— До начала аттракциона «Бесстрашный рейс» осталось пятнадцать минут!.. — проверещал прямо над ухом Жорняка динамик, и он понял, что пора уходить.

— Как белка в колесе, без передыху? — с сочувствием спросил он Сергея.

— У нас финансовый план есть, — поморщился Сергей.

— Понятно. У всех план. Ну, бывай!..

Он пожал протянутую руку и зашагал к выходу.

10

Жорняк еще целую неделю жил в том городке, но на базар уже не ходил. А потом он купил билет на самолет и улетел к друзьям в Ленинград, удивляясь, как люди живут в такой жаре…

А ПОТОМ ПОШЕЛ ДОЖДЬ

Вот и дачники угомонились, уложили спать своих сорванцов, а сами отправились в кино.

Мать вот-вот придет с работы и уже на пороге начнет причитать, ругаться, будто мало за день накричалась в своей столовой, потом примется хлопотать по хозяйству будто заводная, на минуту не присядет, и до самой ночи не будет покоя от ее расспросов. Только отчим может заставить ее замолчать, но, как на грех, отчима сегодня долго не будет. Он ушел в рейс на Донецк, оттуда его автобус возвратится за полночь, если по дороге не сломается, а так часто бывает, ведь уж который год отчим ездит на старом «ЗИСе», ни одной детали заводской в нем не осталось, все после ремонта, — так отчим всегда говорит, когда возвращается из рейса с поломкой.

Но не о том думаю я, просто заставляю себя не думать о Вальке, а его все нет и нет.

И позавчера долго не было, явился под утро, помятый, опухший, с синяком под глазом. Где его носила нечистая — про то утром все тетки на базаре судачили: мол, видели Вальку в пивнушке, с какими-то отдыхающими две поллитры выглушили, это на троих-то, и еще потом добавили… Городок курортный, маленький, все про всех все знают, ничего не скроешь, а Валька, будто ребенок малый, ничего не может понять и даже слушать не хочет, что ему люди говорят.

Уж казалось бы, чего человеку надо? Живет, как король какой, на всем готовом. Устроили работать кладовщиком на овощную базу, скольких трудов это стоило… И мать, и отчим сколько сил положили, ходили к разным знакомым, к себе приглашали, угощали, просили за Вальку, унижались перед всякими, и все ради него. Ведь куда его пристроишь, если специальность у него никудышная, можно сказать, совсем нету специальности — аэролог… В городе даже метеостанции нет, куда с его дипломом сунешься? Вот и сидел бы на своей базе, в тепле, да радовался. Домой с работы пришел, взял жену и в кино сводил, в парк, культурно отдохнуть, или в гости. Как приехали с Севера, ни к кому за целый год в гости не зашли…

Лида устало отошла от окна и присела на краешек дивана, накрытого дорогим гобеленом. Монотонно стучали большие настенные часы, отмеряя тоскливое ожидание.

От веток лиственницы, стоявших на столе в хрустальной вазе, по комнате расплывался сладковатый арбузный запах. Где Валька нашел лиственницу, неизвестно. Принес вчера три ветки — огромные, мягкие, разлапистые — и молча поставил в воду. А георгины из вазы выбросил за окошко.

ЗАПАХ ЛИСТВЕННИЦЫ

На Севере Лида работала поваром в рыбкооповской столовой. Стояла в дальнем закутке и целыми днями готовила холодные закуски — салат из квашеной капусты, салат из кислых огурцов и винегрет. Однажды заболела раздатчица, и ее попросили стать на вторые блюда. Здесь, у раздаточного окна, она и увидела первый раз Вальку. Сначала даже не Вальку, а пушистый серый свитер. Потом высокий мальчишеский тенорок попросил: «Мне биточки». Хлеба он навалил себе целую тарелку. И еще взял три стакана чая.