В руках дьявола

— Смотри на меня! Я хочу, чтоб ты видела меня, Никки Гонсалес, — рычит он, заводит мне руки над головой, перехватывает их одной рукой, а другую возвращает на шею и усиливает нажим.

Я не предпринимаю попыток вырваться и не издаю ни звука. Просто лежу с широко распахнутыми глазами, как он приказал, и пытаюсь расслабить тело. Не так я себе это представляла. И пусть мне уже не больно, но и удовольствия я не получаю. Я не хотела этого сейчас, не была готова принять его, а он трахает меня так, словно хочет протаранить насквозь.

Нет больше надежды на иное будущее. Демиан не заинтересован во мне как в человеке и никогда не заинтересуется. Всё осталось по-прежнему, только хозяин моего тела сменился. Я не принадлежу себе, мои желания не учитываются. Я кукла. Красивая и бесправная.

Засыпаю и просыпаюсь в той же позе, в которой Демиан меня трахал — на спине, с широко разведёнными ногами и закинутыми за голову руками. Не хочу открывать глаза. Не хочу, чтобы наступал новый день. Ведь всё повторяется по кругу. Из раза в раз. Так зачем пытаться что-то изменить? Разве это в моих силах?

Минуты тянутся, и я понимаю, что нахожусь одна в этой постели, в этой комнате. С трудом стаскиваю себя с кровати и плетусь в душ. У меня ничего не болит. Абсолютно ничего. Видимо, тело так привыкло, что его берут без спроса, что ему уже всё равно.

Смываю с себя засохшую сперму, на автомате мою голову и чищу зубы. Мне не хочется ни кушать, ни плавать, ни читать. Я просто закрываюсь в своей спальне и жду неминуемого.

Но ночью Демиан не приходит ко мне. Не приходит он ко мне и следующим вечером, а на третий день я, преисполненная ярости, иду к нему сама, чтобы высказать всё, что о нём думаю. Но Демиана нет. Охрана говорит, что он уехал позапрошлой ночью. Получается, сразу же после того, как поимел меня.

Он не появляется ещё семь дней, и всю неделю я каждую ночь прихожу в его комнату. Рассматриваю вещи, верчу их в руках, трогаю, нюхаю. Мне хочется узнать о нём что-то личное. Что-то, что можно использовать против него. Какой-нибудь секрет. Тайну, которую Демиан хранит за семью печатями. Но я не нахожу ничего, кроме одежды, нескольких книг и блокнотов, блока сигарет, парфюма и других самых обычных вещей.

Примеряю на себя его запах и рубашки, курю его сигареты, сижу в его кресле, валяюсь на его кровати, читаю его книги и изучаю блокноты. Там какие-то заметки, сделанные урывками, не связанные между собой и не несущие абсолютно никакого смысла для меня.

— Когда ты вернёшься? — вопрошаю, лёжа на постели, пропитанной его запахом, и смотря в отражение на потолке. Над кроватью зеркало. Я заметила это ещё в ту ночь.

Ожидание и неопределённость сводят с ума. Я не знаю, где он и когда вернётся. Для Демиана лучше бы никогда сюда не возвращаться. Не оставаться со мной наедине. Не доверять мне свои тайны и не показывать слабые места.

Я зализала раны. Я отбросила ненужные фантазии о счастливом будущем, в котором Демиан влюбляется в меня. Я выработала новый план. И я достигну своей цели во что бы то ни стало.

Глава 8

Демиан

Резво поворачиваюсь и делаю шаг в сторону, однако это не помогает увернуться. Удар дубиной прилетает между лопаток. Такой сильный, что я мычу, теряю равновесие и падаю коленями в траву. Какой бы дряхлой на вид ни была Доротеа, рука у неё тяжёлая. Старуха не растеряла сноровку и может потягаться даже со здоровым бычарой. А уж мне надавать тумаков — для неё вообще плёвое дело.

— Совсем сдурела? — шиплю, не поднимая головы.

— Вставай! — шипит Доротеа в ответ. — Вставай, пока я не проломила тебе башку!

— Хватит на сегодня.

— Когда я скажу, тогда и хватит!

Она возникает передо мной, замахивается деревянной дубиной и обрушивает её мне на грудь, выбивая из меня воздух, а заодно и способность функционировать. Лежу в траве и корчусь от простреливающей боли. Вдохнуть не могу, выдохнуть — тоже. Шевелю губами и скребу пальцами о землю, дожидаясь, когда тело снова начнёт меня слушаться.

— Чайник поставлю, — ворчит Доротеа и направляется к дому. — Слабак.

Едва ко мне возвращается способность двигаться, я соскребаю себя с земли и иду к неприметному жилищу, но внутрь заходить не спешу. Потом умоюсь. Достаю сигареты, сажусь в кресло-качалку, стоящее на веранде, и закуриваю.

Через пару-тройку минут Доротеа выносит поднос с чашками и заварочным чайником и ставит его на столик. Она неодобрительно морщится от дыма, но ничего не говорит. Молча разливает заварку по чашкам, наполняет их кипятком. Резкий травяной запах ударяет в ноздри.

— Опять будешь отпаивать меня этой гадостью?

— Чем тебе не нравится травяной чай? Мои сборы полезны. Благотворно влияют на сон и потенцию, ускоряют регенерацию. Неужели ты забыл, что жив в том числе и благодаря им?

— И ещё благодаря той мерзости, которой ты меня натирала.

— Мазь из настойки, — с гордостью произносит Доротеа и отхлёбывает из чашки. — Пей. Совсем хилый стал. Мышцы есть, а сила где? Они у тебя для красоты, что ли? Тебе нужно чаще приезжать сюда, это место заряжает.

— Ну, — тушу сигарету в самодельной пепельнице. — Оно и видно. Цветёшь и пахнешь. Сколько тебе лет, Доротеа?

— А тебе-то что?

— Просто интересно.

Оглядываю её, пытаясь прикинуть хотя бы примерно, но теряюсь в догадках. Восемьдесят? Девяносто? На вид — да. Однако Доротеа только кажется старухой. На самом деле она гибкая, быстрая и очень сильная. Неужели свежий воздух и травки дают такой эффект? Если да, то на старости лет тоже переберусь в эту глушь. Если, конечно, доживу до старости.

— Много, — отвечает наконец Доротеа.

— Это я и сам вижу.

— А большего тебе знать и необязательно. Чего ты прячешься тут?

— Не нравится моя компания?

— Десятый день на моей шее сидишь, — ворчит она, однако я знаю, что на самом деле Доротеа очень рада моему приезду. — Я буду счастлива, если ты станешь чаще приезжать. Но только на день-два, не больше.

— То есть я мешаю?

— У меня есть и свои дела. Не всё ж с тобой возиться. И ты так и не сказал мне, почему решил тут задержаться. Чего стряслось у тебя? В розыск объявили?