В руках врага

Римо поставил Людмилу у пыльной кирпичной стены и перешел на другую сторону улицы. Автомобилей в тупике не было.

Двое мужчин свернули за угол, заглянули в тупик и остановились. Римо подмигнул Людмиле. Она смотрела прямо на двух незнакомцев, и Римо заметил, как она слегка им кивнула. Они двинулись вперед по направлению к Римо, держа руки в карманах Их подбитые металлом каблуки стучали, как кастаньеты, по камням мостовой.

Людмила порылась в золотой сумочке, ища золотой мундштук и тонкую золотую зажигалку, и собралась закурить. Один русский ученый выяснил, что сигаретный дым способствует преждевременному старению кожи. Прочитав об этом, Людмила завела себе длинный золотой мундштук, чтобы удалить тлеющий кончик сигареты от лица.

Она наблюдала за приближающимися мужчинами, поглядывая на Римо, который спокойно прислонился к стене здания.

— Ты убийца, — сказал один из них — низенький коренастый здоровяк с лицом столь же запоминающимся, как любой из булыжников на мостовой.

— Вообще-то я танцор, — сказал Римо. — И если бы сейчас шел дождь, я бы мог изобразить вам сцену из кинофильма «Песни под дождем». — Он взглянул на небо и пожал плечами. — Нет, дождем даже не пахнет.

— Ты убил немало наших людей, — сказал второй — человеческое существо, исполненное по чертежам холодильника.

— Верно, — согласился Римо. — Если прибавить еще двоих, то это едва ли значительно повлияет на общее количество.

Оба мужчины вынули из карманов руки, держа в них пистолеты.

Римо сначала вырвал пистолеты из их ладоней, затем — ладони из запястий, а потом приложил обоих к стене, и их головы коснулись каменной кладки с одинаковым стуком и тут же превратились в ярко-алое обрамление плаката, призывающего с этой стены к «Свободе, Равенству и Братству».

Людмила уже собралась щелкнуть зажигалкой, когда до ее слуха донесся стук от соприкосновения голов и каменной кладки — она подняла взгляд и увидела, как обе головы стали дополнительным элементом достопримечательностей Парижа.

Она бросилась к Римо, который в этот момент бросал пистолеты в сточную канаву.

— О, я так волновалась!

— Ага, — отозвался Римо и, взяв ее под руку, повел обратно на улицу. — Я хочу с тобой об этом поговорить.

— О чем?

— Слушай, эти гамадрилы входят в тупик, а ты подаешь им явный сигнал взять меня за жабры. Вот что, если ты будешь продолжать свои попытки убить меня, нам будет очень трудно установить сколько-нибудь стоящие взаимоотношения.

— Это правда, — вздохнула Людмила и уронила голову, всем своим видом выражая глубокую печаль.

— Ну так что мы будем делать? — спросил Римо. — Измерять глубину чувств?

Людмила подняла на него сияющий взгляд.

— Договоримся, что я буду пытаться убить тебя только по понедельникам, средам и пятницам?

Римо покачал головой.

— Не-а, так не получится. Слишком сложно. У меня плохая память на дни недели и прочие такие вещи.

Людмила кивнула, вполне осознав всю серьезность возникшей проблемы.

— Ты же понимаешь, что единственная причина, почему эти ребята напали на тебя, заключается в том, что мне хотелось увидеть тебя в действии.

— Я так и думал.

— Чтобы я смогла выведать твой секрет.

— Понятно.

— Ты великолепен.

— Что ж, если я в форме, то неплохо выгляжу, — согласился Римо. — Смотри. — Он остановился и взглянул русской в глаза, одновременно взяв ее за локти. — Что у тебя за задание? Убить меня или узнать мои методы работы?

— Узнать твои методы. А потом тебя убьют другие.

— Так, теперь все прояснилось. Можешь делать все, что угодно, чтобы узнать мои методы, но только не пытайся меня убить. Идет?

— Мне надо подумать, — сказала она. — Может быть, это просто твоя грязная капиталистическая уловка в надежде уцелеть любой ценой?

— Верь мне, — сказал Римо, всматриваясь в ее фиалковые глаза напряженным взглядом, который раньше никогда его не подводил.

— Я верю тебе, Римо, — сказала она. — Я не буду пытаться тебя убить.

— О'кей, тогда по рукам!

— Но другие — могут! — сказала Людмила. Это было не предположение, а твердое обещание. Она бы никогда не заключила этот пакт с Римо, если бы другим русским было отказано в праве попытки убить его. В конце концов, что он о ней думает? Вот так, раз-два и перевербовал?

— Мне наплевать на то, что кто-то будет пытаться меня убить. Я просто хочу, чтобы ты не пыталась это сделать.

— Договорились, — сказала Людмила, протянув руку, и они с Римо обменялись официальным рукопожатием, словно были двумя дипломатами, проведшими долгие месяцы в кропотливой работе над бессмысленным и невыполнимым соглашением, которое не представляет интереса ни для кого, кроме них.

— О'кей. Что теперь?

— Едем ко мне в отель, — сказала Людмила.

— И?

— И мы займемся красивой, изысканной любовью. Будем измерять глубину наших чувств. — Людмила улыбнулась. Это была улыбка пробуждающейся юности. Это у нее очень хорошо получалось.

Римо кивнул, словно занятия любовью были наиболее логичным итогом заключенного ими перемирия. И они пошли рука об руку: Римо, устремив взгляд вперед, чтобы — впервые за долгие-долгие годы заняться любовью, а Людмила — раздумывая о том, чтобы найти способ выведать секрет его силы, и тогда кто-нибудь убьет этого американского маньяка.

Глава восьмая

Прошло двадцать четыре часа с того момента, как Римо покинул свой номер в гостинице, но когда он вернулся, Чиун стоял в той же позе перед теми же желтыми шторами, вглядываясь в то же яркое утреннее солнце за окном.

— Все правильно, — сказал Чиун, не повернув головы.

— Что правильно?

— Все правильно: ты отсутствуешь целую ночь, не удосужившись сообщить мне что-нибудь о своем исчезновении, а я не смыкаю глаз до утра и гадаю, то ли жив, то ли лежишь мертвый в каком-нибудь глухом переулке. В этом городе есть темный закоулок, где вечно валяются трупы, — откуда же мне знать, что ты не там? В особенности если учесть, что тот закоулок назван в твою честь — Свинячий тупик?

— Я был не там.

Чиун повернулся и торжествующе помахал указательным пальцем с длинным ногтем.

— Так, но разве я знал об этом? Разве ты удосужился мне об этом сообщить?

— Нет, — честно признался Римо.

— Неблагодарный!

— Что правда, то правда, — сказал Римо. Ничто не должно было испортить ему этот день, первый день отдохновения в его жизни, — даже этот несносный старый зануда Чиун.

Римо улыбнулся.

Чиун улыбнулся.