В семье не без подвоха

– Она, может, и не знает, но они уже познакомились.

– Как они могли познакомиться, если мама не говорит по-муданжски?

– А так. Он подошел и принялся ее распекать за то, что одета неприлично. Ему говорят, это же мать жены Императора, так он еще вдвое громче ругаться стал.

У меня появляется нехорошее предчувствие.

– И что мама?

– Взяла с ближайшего лотка фигу и сунула ему в рот. Лиза… Увела бы ты ее от греха…

– Если я там появлюсь, будет только хуже. Я-то понимаю, что Арават говорит. Ладно, пошли подкрадемся…

Мы оставляем взволнованного Арона в палатке, а сами тихонько пробираемся задами к нужной линии и укрываемся за прилавком у очень толстого торговца книгами, безмятежно храпящего на хлипком складном стуле.

Мама с Араватом стоят в кругу зевак, но с нашего ракурса мало кто смог втиснуться между прилавками, так что кое-что видно. Муданжцы наперебой, даже частично на всеобщем, пытаются объяснить маме, кто перед ней. Наконец мама светлеет лицом.

– А-а-а, так ты батя Азамата!

Арават хмурится и неуверенно кивает. Выглядит он неважно, но лучше, чем когда я его последний раз видела – с отбитыми почками.

– Ну это же совсем другое дело! – тарахтит мама. – Извиняюсь, извиняюсь, кто же знал… – Она дружески похлопывает Аравата повыше локтя – до плеча-то не дотянуться. Он несколько теряется и делает шаг назад, явно восприняв этот жест как агрессивный, но мама с широченной сияющей улыбкой хватает его руку и тепло пожимает. – Приятно познакомиться, я Ирма. Ирма, понимаешь? Я, – она тычет пальцем в декольте, – Ирма.

– Арават, – с отвращением цедит он. Я прыскаю со смеху, это ж надо такую рожу скроить!

– Чего ты ржешь? – шепчет Алтонгирел, пихая меня локтем в спину. – Они же сейчас подерутся!

– Не, мама решила мириться.

– Она что, не поняла, кто он?

– Поняла, но она не знает, что он сделал. Я ей ничего не рассказывала про отношения Азамата с отцом.

Алтонгирел облегченно выдыхает мне в затылок. Я отползаю чуток в сторону, а то он сейчас нагнется и вообще на меня ляжет.

Мама тем временем суетливо осматривается, что-то замечает и говорит «Ага!», после чего довольно бесцеремонно всучает Аравату подержать свои сумки, он только стоит обтекает, не понимая, что с ними делать. Мама же, прижимая к себе что-то пестрое, решительно направляется к закрытой палатке, где продают ткани и нитки, и ныряет под полог. Через пару минут она появляется обратно, выряженная в невероятной пестроты юбку, подозреваю, что прямо поверх бриджей. Лицо Аравата приобретает торжествующее выражение, но ненадолго: мама выуживает из сумки камеру, всучает ему и отходит к стенке палатки позировать.

– Ну щелкни, там все просто, кнопочку нажал, и все!

– Тебя наверняка нельзя фотографировать, – бормочет Арават, пытаясь разобраться в надписях на чужом языке. Кто-то из толпы гогочущих зевак приходит ему на помощь.

Я закрываю глаза растопыренной пятерней:

– Мама…

Тем временем мама решает, что индивидуальных портретов с нее хватит, и тянет Аравата за рукав. Тот чуть не спотыкается об сумки, но послушно тащится к палатке, где мама встает с ним в обнимку, как с картонным Микки-Маусом, и просит кого-то из толпы щелкнуть их вместе. Я хочу эту фотку, у Аравата на ней должно быть такое выражение…

– Слушай, Алтонгирел, пошли отсюда, а? – шепчу я, давясь от хохота. – Я больше не могу на это смотреть. Ничего хуже уже не случится.

– Думаешь? – сомневается Алтоша. – По-моему, она еще далеко не исчерпала свой потенциал.

– Ну и шакал с ним, Арават сам нарвался, поделом ему. Все, я ухожу, у меня еще брат неизвестно где…

Алтонгирел спадает с лица.

Сашка обнаруживается в лавке кузнеца за приобретением кованых головоломок. Не в смысле, что череп проломить можно, а в смысле, что надо всякие металлические петли расцеплять. Мы еще некоторое время гуляем по рынку, старательно обходя тот участок, где я оставила маму. К счастью, Сашка никаких ужасов не натворил, только научился вязать хитрые узлы, из тех, что на дверь вешают. Мы обедаем деликатесным змеиным мясом, которое в базарные дни привозят из Имн-Билча, а потом я показываю Сашке нашу почту, мы стреляем в тире, качаемся на канатных качелях, Сашка катается на лысом островном пони.

Ближе к вечеру, когда мы сидим на склоне горы и любуемся закатом, к нам подъезжает Алтонгирел на Эцагановой служебной машине с мамой на заднем сиденье и отвозит ко дворцу.

– Ну как прошел твой день? – осторожно спрашиваю маму.

– Ой, супер! Мне столько всего подарили, а я еще столько всего купила, а потом случайно встретила твоего свекра, представляешь? Ну, мы с ним пофоткались, сходили в кафе, я ему всяко расписала, как мне Азамат понравился. Но слушай, какой же он старый! А еще говорят, на Земле люди поздно детей заводят. Ну да ничего, крепкий дедок, все мое барахло до машины дотащил.

Сашка вопросительно косится на меня.

– Молчи, – цежу я, скосив рот в его сторону.

Мы тормозим у дворца, и я кликаю слуг выгружать мамины приобретения. Сашка смотрит на меня как-то осуждающе, дескать, совсем зажралась, сумки можно было и самим вынести.

– Еще не хватало мне на глазах у всего дворца сумки таскать, – ворчу. – Мне вон Алтоша потом вломит по первое число за непочтительное отношение к Императорской семье.

Алтонгирел задерживает меня у входа.

– Ну чем там дело кончилось? – спрашиваю. – Мама сказала, они в трактир вместе сходили…

– Да, я так понял, она очень хвалила Азамата.

– Как ты это понял, если она только по-нашему говорить умеет?

– Не знаю, я потом с Араватом парой слов перекинулся, пока она в машине устраивалась, он такой был… угнетенный.

Я фыркаю смехом.

– Я думаю, она произвела на него сильное впечатление.

Из дверей выходит Азамат и устало потягивается, потом замечает нас.

– Привет. Что вы все по углам шушукаетесь? – хмурится он.

– Да так, тут, видишь ли, Арават попал в лапы Лизиной матери.

– О боги… – пугается Азамат. – И что?

– Ничего, все живы, – пожимаю плечами. – Пойдем в дом смотреть фотографии для семейного альбома.

Фотки удались – над некоторыми даже Азамат хохотал.

Когда мы укладываемся спать, Азамат так ластится, что мне сразу становится ясно – нервничает. Дело не в том, конечно, что он только тогда и ластится, когда нервничает, он вообще очень ласковый, но вот это стремление спрятаться у меня под мышкой я уже однозначно идентифицирую. Я ему рассказала в лицах подсмотренную сценку из дурацкой комедии с участием моей маман, и он вроде бы даже посмеялся, а теперь вот опять запереживал. Включаю ночник и выжидающе смотрю. Азамат выключает ночник и вздыхает.