В семнадцать мальчишеских лет

Как только он скрылся, Ванюшка выставил в тамбур две винтовки.

— Не дождался, видно, повесил трубку, — дежурный вернулся.

— Счастливо оставаться, — Ванюшка заторопился.

Прихватили винтовки — и бегом через дорогу. Вдоль пруда, по Береговой Демидовке пробирались к Кислому логу. Взлаивали собаки из подворотен. Город спал.

В Кислом логу огоньки самокруток. Ванюшка с Рыжим подкрались незаметно, но нарвались на Ковшова.

— Ипатов? — удивился он.

— Я, — отозвался невдалеке Иван Федорович.

Из темноты показался отец.

— Я и не знал, товарищ Ипатов, что вы тут оба, — сказал Ковшов.

— Я и сам не знал. Как ты попал сюда? — удивился Иван Федорович.

— Как и все.

— А винтовку где взял?

— В штабе.

— Сухоев дал?

— Нет… мы…

— Украл? Товарищ Ковшов, что с ним делать?

— Мне красногвардейский билет надо, — Ванюшка перешел в наступление.

— Я тебе дам билет, — рассердился Иван Федорович.

— Говорили, — Ванюшка обернулся к Ковшову, — что рабочая молодежь не должна плестись в обозе революции. Говорили?

— Поймал ты меня, — усмехнулся Ковшов.

— Значит, только агитировать можно, а билет нельзя?

— Отец против, а ведь он член штаба. Или в виде исключения примем его в Красную гвардию, а, Иван Федорович?

Тот махнул рукой:

— Все равно не удержишь.

— Тут Виктор Шляхтин есть…

Из тьмы вынырнул Рыжий.

— Всю Уреньгу за собой потащишь, и не смей!

Ковшова и отца отозвали. Ванюшка успокоил:

— Не горюй, Витя, второй билет все равно достанем.

За прудом, в Ветлуге, глухо хлопнули два выстрела. Ковшов заторопился:

— Пора.

Город по-прежнему спал. Ветер гнал по дороге поземку. Тьма хоть глаз коли. Ванюшка примеривался к шагу отца. Тот молчал, наверное, сердился. Другие, впрочем, тоже молчали. Ванюшка глядел в широкую спину Степана Желнина, тянул голову и прижимал локтем винтовку, которая едва не чиркала прикладом о дорогу.

Показались желтые пятна — фонари у Арсенала — впереди площадь. Справа, берегом пруда, от Ветлуги двигалась темная масса — шел отряд Михаила Назарова со станции. Напротив, на Большую Славянскую выходили челябинцы под командой Елькина — пришли на помощь.

Отряды стали растекаться, вытягиваться и сомкнулись в кольцо. Ванюшка с Рыжим — винтовки наперевес — бежали берегом Громотухи. В груди стучало: сейчас начнется, вот-вот.

А в это время за освещенными окнами вокруг стола собрались Филатов, Кузнецов, Овчаров, Гогоберидзе, Середенины и Голендер.

Филатов, Кузнецов и Овчаров настаивали на немедленном разоружении Красной гвардии. Середенины держали нейтралитет, Гогоберидзе колебался. После выступления Голендера предложение Овчарова было принято.

— Повторяю, — заканчивал председательствующий Филатов, — с большевиками должно быть покончено немедленно.

— Но народ… — осторожничал Гогоберидзе, — в последнее время нельзя не заметить…

— Народу нужна твердая власть! — оборвал Филатов.

— Да, дорогой доктор, — Голендер сделал ударение на слове «доктор», подчеркивая этим, что Гогоберидзе мало смыслит в тактике борьбы.

— Результаты совещания прошу держать в секрете…

— Что с вами? — Гогоберидзе забыл про только что нанесенную обиду.

Рука Филатова никак не могла попасть в карман.

— Руки на стол! — раздалось сзади.

В дверях стоял Виталий Ковшов.

— Что это значит? — Овчаров выхватил пистолет.

— Руки на стол! — повторил Виталий.

За ним стояли Чевардин, Аникеев, Ипатов, Желнин, Назаров.

Овчаров кинул на стол пистолет и вяло опустился на стул.

— Оружие сдать! Выходить по-одному. Товарищ Ипатов, соберите пистолеты.

Пока выводили арестованных, исчез Голендер.

На улице Ковшов поблагодарил за помощь Елькина.

— Вот и все, — сказал Елькин.

— Да, — согласился Ковшов, — хотя дыму эсеры напустят немало. Поди, на заводе уже шум поднимают — на это они мастера. Не хотите посмотреть?

— Пожалуй.

Ковшов повернул барабан револьвера, сунул его в карман:

— Советую и вам держать поближе.

В центрально-инструментальном цехе было тихо. Перешли в машстрой. Там на коробке передач «Большого Волнеберга» человек потрясал кулаками.

— Ба, Кива!

— По-предательски подло, как тати, большевики ворвались и расправились с теми, кто всю свою чистую жизнь бескорыстно отдавал трудовому народу.

— Любопытно, — Елькин разглядывал говорившего.

— Сейчас он из вас выжмет слезу.

— Чья душа не отзовется болью, узнав о бандитской расправе, чья душа не возопит об отмщении?

Ковшов вышел в главный проход большого токарного отделения:

— Товарищи, сегодня власть в городе перешла в руки большевиков. Эсеровский комитет и штаб разоружены без единого выстрела, арестованы и находятся под охраной. А этот человек несет вздор.

Кива скатился со станка, вжал голову в плечи и запетлял между станками.

Первый бой

Членский красногвардейский билет № 175 выдан Златоустовской организацией РСДРП(б) Ипатову Ивану Ивановичу.

Из анкеты

На станции стоял эшелон с чехами. Что-то случилось, и он задержался. Комендант станции Сергей Синяков ждал его отправления, чтобы идти домой — он устал за бесконечный день. В девять вечера к нему вошли два иностранных офицера.

— Я начальник чешского эшелона, — старший щелкнул каблуками. — Наш эшелон, к сожалению, отправляется только завтра.