В сердце моем навсегда

Когда он смотрел на нее, его черные глаза больше не казались ей совершенно отчужденными или непроницаемыми. Она научилась распознавать промелькнувшую в них насмешку, теплый юмор. Понимала, когда он чувствует подозрение, когда обеспокоен, когда сдерживается, чтобы не сорваться. Любила слушать его смех.

И еще ей хотелось, чтобы он ее поцеловал.

Мэгги сидела у стола, поставив локти на край и положив подбородок на сплетенные пальцы. Пальцы ее были в муке, мука попала на щеки и припудрила волосы, когда она отводила их с висков. Край пирога на сковородке перед ней был завернут только с одной стороны, а она сидела, уставившись в пространство и позабыв о нем.

Она даже не моргнула, когда задняя дверь хлопнула и в кухню вошел Коннор.

— Мэгги?

При звуке его голоса ее локтя соскользнули со стола, голова дернулась, подбородок соскочил с рук. Щеки залились румянцем, ей стало стыдно, что он застал ее, когда она грезила наяву. А румянец был результатом того, о чем она грезила.

— Мне бы хотелось, чтобы ты не подкрадывался ко мне, Коннор.

Его глаза удивленно распахнулись, один уголок рта приподнялся в насмешливой улыбке.

— Я три раза повторил твое имя.

— Вот как, — сказала Мэгги, остывая. — Ну, что ты хочешь?

— Люк говорит, что надвигается буря. Обычно он не ошибается в таких вещах.

Мэгги кивнула. Она была благодарна за предупреждение, хотя жалела, что не смогла скрыть свой страх перед грозами.

— Со мной все будет в порядке, — сказала она. — Ты можешь вернуться к работе. — И поскольку он не двинулся с места, спросила: — Что-нибудь еще? Ты боишься, что речка выйдет из берегов?

Коннор присел на край стола и кончиками пальцев стряхнул муку с волос Мэгги.

— Это не такая буря. Начинается снегопад. По словам Люка, снега будет много.

— Много? — с надеждой спросила она. — Ты хочешь сказать, три или четыре дюйма?

Ее серьезность показалась ему смешной и наивной.

— Я хочу сказать — три или четыре фута.

Брови Мэгги сошлись у переносицы, а глаза метнулись к окну. Небо было совершенно серым, и поднимался ветер. Она была так занята собственными мыслями, что даже не заметила перемены.

— Футов? Он рассмеялся.

— Да, — произнес он и похлопал пальцем по кончику ее носа. — Это еще чудо, что снег задержался так надолго. Или ты думаешь, мы обманывали тебя, что зима здесь начинается в октябре?

Она жила на ранчо уже почти месяц, и единственный снег, который она видела, лежал на горных вершинах, поэтому Мэгги именно так и считала.

— Завтра первое ноября, — сказала она. Коннор сделал вид, что вытирает пот со лба.

— Слава Богу, значит, мы успели в последний момент. — Он надеялся, что Мэгги улыбнется. Так как этого не произошло и она продолжала мрачно смотреть в окно, он спросил: — Что случилось? Я почти могу гарантировать, что не будет ни грома, ни молнии.

Мэгги оторвала взгляд от надвигающихся туч.

— Не в этом дело, — покачала она головой. — Наверное, я только сейчас окончательно поняла, что мой ребенок появится на свет здесь. Дансер в последнее время так бойко хромает по дому, что я думала, мы скоро сможем уехать.

— Уехать? — Коннор слегка выпрямился, когда Мэгги сказала «мой ребенок», но следующая фраза заставила его застыть. — О чем это ты? С чего ты взяла, что я бы позволял тебе уехать?

При этих словах Мэгги вздрогнула, глаза ее засверкали.

— С чего ты взял, что можешь помешать мне? Счет сравнялся, но в этот момент на кухню вошел Дансер, опираясь на один костыль.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал он. — Вижу, здесь тоже надвигается буря. — Он повернулся, собираясь вернуться в гостиную.

— Не уходи, — сказал Коннор. — Мне надо опять бежать на улицу и помочь собрать скот. — Он многозначительно посмотрел на Мэгги: — Наш спор еще не окончен.

Снег начал падать как раз перед полуднем. Он летел маленькими обжигающими хлопьями, кружился по долине мощными вихрями, и кораля уже не было видно из дома. Через два часа на земле уже лежало четыре дюйма, а у крыльца намело сугробы. Дансер следил за бушующим снегом из окна в гостиной. Мэгги ходила по всему дому, от кухни до передней двери, выглядывала в окна спальни и кабинета.

Люк и Бен вернулись первыми после поисков отбившихся животных в северном конце долины. Они промерзли и промокли, их брови и ресницы покрылись инеем и стали такими белыми, что они выглядели стариками, но они задержались в доме всего лишь настолько, насколько потребовалось, чтобы согреться. Потом протянули веревки от дома к пристройке и оттуда к уборной, чтобы никто не отклонился слишком далеко от дороги. К конюшне и коптильне протянули такие же спасательные веревки.

Бак с Патриком ввалились позже, с их сапог и штанин осыпались комья снега, когда они топали по кухне, пытаясь согреться. Сугробы уже достигли подоконника кухонного окна, и они по очереди сметали снег с крыльца и ступенек для Мэгги.

Коннор явился в дом последним, перед самым обедом, и Люк с Баком уже собирались пойти его искать. Стряхнул снег с куртки и только потом снял ее.

— Все в доме? — спросил он Люка.

— Ты последний, — ответил Люк, снимая, в свою очередь, куртку и вешая ее на крючок рядом с курткой Коннора. — Мы уже начали беспокоиться.

Взгляд Коннора сейчас же отыскал Мэгги. Она доставала из духовки пирог. Если Люк включил ее в число тех, кто беспокоился, то явно ошибся.

— Мы с Ураганом наткнулись на волчью стаю, — сообщил он, снимая шляпу. — Они какое-то время преследовали нас, пытаясь добраться до отставших коров, которых я вел домой.

Мэгги поставила яблочный пирог на подоконник остывать.

— Бен, помешай, пожалуйста, бобовый суп, — попросила она. — Я пойду прилягу. — И вышла из кухни, никто даже не успел спросить, как она себя чувствует.

В спальне Мэгги сняла туфли и свернулась калачиком на середине кровати. Когда Коннор час спустя вошел на цыпочках, она все еще лежала в той же позе и не спала; глаза ее оставались сухими, она прижимала к животу подушку.

Коннор поставил сапоги за дверью и прошлепал к кровати.

— Бен послал сказать тебе, что обед готов, — сообщил он. — И очень горд тем, что не сжег твой суп.

— Скажи всем, чтобы обедали без меня, — равнодушно ответила она. — Я не очень голодна.

Коннор окинул ее взглядом, пытаясь понять причину такого равнодушия.

— Ладно, — наконец ответил он. Вышел из комнаты, молча съел обед и ухитрился вызвать у всех остальные ощущение, что они за столом лишние. Наемные работники удалились в свою пристройку, а Дансер вымыл посуду. Коннор резко встал из-за стола, почти не притронувшись к своему любимому десерту.