В середине дождя

Я спросил:

— А ты веришь в Бога?

— Наверно. Не должно же быть все вокруг просто так. К тому же — так мне спокойней.

Она снова замолчала. Больше трех фраз за раз она не произносила. Что и говорить, сотрясать воздух словами мы не любили.

— Как в хиромантии, — сказала она. — У каждого своя судьба.

— И какая твоя судьба?

Она призадумалась, и мы с минуту глядели в казавшийся черной бездонной дырой потолок. Я решил, что мой вопрос так и повиснет в воздухе. Но она, наконец, ответила:

— Менять во время оргазма цвет глаз.

Расстались мы так же спокойно и гладко, как и познакомились. Не было ни ссор, ни выяснения отношений. Просто мне внезапно стало скучно. Такая иссушающая, тоскливая скука. Скучать один я еще мог, но скучать с ней вдвоем было невыносимо. Об этом я своей девушке и сказал. В тот день мы позанимались любовью в последний раз, я в последний раз взглянул в ее зеленеющие глаза, и больше мы с ней никогда не встречались.

Было это в начале весны. Я тогда как раз стал совершеннолетним. Пора настоящих чувств и полной за них ответственности.

Но после расставания со своей второй девушкой я засомневался, способен ли я вообще на любовь.

Глава 4

* * *

В то время я любил искать друзей по литературным пристрастиям. Знакомясь с новым человеком, я будто бы невзначай спрашивал его: «А что ты сейчас читаешь?». Книги были важной частью моей жизни — и я проникался симпатией к тем людям, с которыми у меня был схожий вкус.

В институте благодаря этому я познакомился с двумя интересными студентами.

Вадим учился на старшем курсе. Встретился я с ним на международной конференции, которую проводил наш вуз. На одной из обязательных лекций мы, студенты, скучая и тоскуя, слушали профессора из Швейцарии. Все дело было в отвратительном переводе, который осуществлял аспирант первого года обучения. Он долго думал, запинался и без конца пил минеральную воду, предназначенную для профессора. Во время его потуг ученый, своим круглым лицом и пухлыми ручками больше напоминавший шеф-повара, улыбался и постоянно кивал, как китайский болванчик. Зрелище было ужасным.

Вадим сидел рядом со мной, на соседнем кресле. Видел я его в первый раз. И сразу выделил среди всех присутствующих. В его облике не было ничего необычного, но, тем не менее, он обращал на себя внимание — от этого студента исходили флюиды сильной личности.

В его руках я заметил две книги. Одну из них он положил на стол, в чтение другой углубился. Приглядевшись, я обнаружил, что одно из произведений мне знакомо. «Степной волк» Гессе — именно ее читал незнакомый мне студент. Присмотревшись к другому произведению, я увидел, что это «Золотой храм» Юкио Мисимы. Эту книгу я не читал. Периодически студент отвлекался от чтения, устремлял свой взор на профессора и аспиранта (в его взгляде чувствовалась ирония и снисходительность) — и вновь погружался в чтение.

В перерыве лекции к студенту подошел пожилой преподаватель. Он был мне знаком — это был заместитель декана нашего факультета.

— Вадим, выручишь? — обратился он к моему соседу. — Дали какого-то слабенького аспиранта, двух слов связать не может.

Вадим кивнул:

— Хорошо.

Он оставил на столе книги и направился к кафедре. Вскоре началась вторая часть лекции, и слова профессора переводил уже он.

Это был образцово-показательный перевод. Вадим вежливо выслушивал кусок речи профессора и затем на великолепном русском языке передавал смысл услышанного присутствующим в зале. Если что-либо было непонятно в выражении, он обращался к профессору и после уяснения нюансов продолжал перевод. Ему каким-то образом удалось передать вместе со смыслом и атмосферу речи профессора. Оказалось, что швейцарец не лишен чувства юмора. От былой скуки в зале не осталось и следа. Точный, выверенный и вместе с тем доходчивый перевод Вадима, сдобренный шуточными узорами, воспринимался с интересом. Слушать его было приятно — и на дородном лице швейцарца возникла благожелательная улыбка: не понимая русского языка, тем не менее, по реакции зала он чувствовал, что новый переводчик спас его репутацию.

После окончания лекции профессор ответил на вопросы присутствующих. Вадим и здесь проявил себя уверенно — великолепной была не только его русская, но и английская речь.

Вскоре вопросы закончились, профессор попрощался и ушел в сопровождении руководителей нашего факультета. Студенты потянулись на выход, и аудитория постепенно опустела. Проходя по ряду, я вдруг заметил, что книги моего соседа так и остались лежать на столе. Их владельца поблизости не наблюдалось.

— Быстрее, я запираю зал, — крикнул мне стоящий у дверей преподаватель.

Немного помедлив, я вернулся к столу, взял книги и двинулся в сторону выхода. Выйдя в коридор, я посмотрел по сторонам. Но и там забывчивого студента не было. Я подождал минуты три, а затем ушел.

Я увидел его на следующий день у кабинета деканата. Он стоял в стороне от других и молча наблюдал за рекой студентов, спускающихся по лестнице. Держа в руках книги, я подошел к нему.

— Твои?

Он взял книги в руки.

— Да, мои. Спасибо, что захватил вчера. — Он помолчал. — Когда я вчера пришел обратно, было уже закрыто. Подумал, что ты их мог захватить.

— Я?

— Да.

Я растерялся. Уже позже Вадим сказал мне, что так же, как и я его, он выделил меня сразу. «В тебе я с самого начала почувствовал родственную душу. Поверь, я чувствую это очень редко», — сказал он мне.

Он перебирал в руках книги.

— Читал? — спросил он.

— «Степной волк» читал. О второй книге не слышал.

Он внимательно на меня посмотрел. У него был прямой и пронизывающий взгляд.

— Можешь взять почитать. Книга не менее интересная, чем «Степной волк». Прочитаешь — вернешь.

— Спасибо.

Я взял одну книгу обратно.

— Как тебя зовут? — спросил мой новый знакомый.

— Костя.

— А меня Вадим.

Мы пожали друг другу руки и поговорили еще минут пять. Затем — разошлись по аудиториям. Так мы начали с ним общаться.

Наши отношения не были дружбой в полном смысле этого слова. Обычно мы встречались после учебы в скверике института и отправлялись пешком в центр. Мы гуляли, пили пиво, сидели в кафе или шли в кино. Встречи носили спонтанный характер — ни я, ни Вадим заранее не договаривались, в каком месте и в какое время будем ждать друг друга. Мы, вообще, друг друга нигде и никогда не ждали. Порой нам доводилось встречаться ежедневно в течение недели, а иногда я и по месяцу Вадима не видел.

Вадим не оставлял мне своих телефонных номеров. Ни домашнего, ни сотового. Меня он попросил о том же. Как-то он показал мне телефонную книжку своего мобильника. В нем не значилось ни одного номера. Я заподозрил Вадима в лукавстве. Предположил, что телефонная книжка все-таки существует, но в ином виде.

— Так не бывает, — сказал я. — Должны же быть телефонные номера, которые тебе нужны.

— Нет. Таких номеров нет. — Вадим сделал маленькую паузу. — Как и людей.

Произнес он эти слова спокойно. Без всякой горечи. Чувство горечи вообще не было свойственно Вадиму.