В середине дождя
Шрифт:
— А где эта девочка сейчас? — Аня будто прочитала мои мысли.
— В Иваново. Там она родилась, туда же недавно вернулась из Москвы. — Я помолчал. — Помнишь, я говорил тебе про свою подругу, которая работает проституткой?
— Да. Помню. Это она?
Я кивнул и сказал:
— Она поехала в Иваново для того, чтобы начать новую жизнь.
— Она — сильная девушка?
— Да, Анют, очень сильная.
Я сделал глоток сока и сказал:
— Она мечтала стать учительницей, а стала проституткой. Она мечтала иметь троих детей, но у нее не может быть ни одного. У нее умер отец, осталась
— Ты не рассказывал мне об этом.
Аня глядела на меня, подперев ладонью подбородок. Музыка в плеере закончилась, мы сидели в тишине.
Про Таню и ее отношения с Вадимом я рассказал Ане в один из дней, ближе к ее отъезду. Это получилось случайно. Мы тогда были дома, сидели перед телевизором, смотрели фильм. Аня расположилась поодаль от меня, в кресле, и, укрывшись пледом, рассматривала мои фотоальбомы. В определенный момент Аня замолчала — а я был увлечен просмотром фильма и не заметил этого.
Фильм закончился, я обернулся. Аня сидела и смотрела на меня. В ее руках я увидел тетрадь. Ту самую тетрадь Вадима с историей про девушку на английском языке. Эта тетрадь, видимо, лежала между страницами фотоальбома. Я понял, что Аня все прочитала, русский перевод я сделал в той же тетради.
— Этот Вадим… Ты ведь знаешь его? — спросила Аня.
— Знал. Он учился на курс старше. Летом уехал в Америку.
Аня теребила свое кольцо на безымянном пальце. "Спаси и сохрани".
— Это правда? — спросила она. — То, что он написал?
— Точно не знаю, Анют. Но… Мне кажется, да.
Воцарилось молчание. Я взял пульт и выключил телевизор. Подошел к Ане и присел рядом.
— Расскажи мне о нем, — попросила Аня.
— Тебе необязательно об этом знать. Все это не очень весело.
— Я все прочитала. Я уже представляю, что это за человек. Расскажи, — повторила она.
И я рассказал. Рассказал про знакомство с Вадимом, про наши совместные прогулки и походы в кино, разговоры о мире и о вере. Про его отношения с девушками и увлечение проститутками. И про историю с Таней тоже рассказал. Никогда не думал, что могу кому-то об этом рассказать. Но я доверял Ане, уже доверял.
Она внимательно меня слушала.
— После того, как он уехал, ты ничего о нем не слышал?
— Мне кажется, и не услышу…
Аня осторожно сняла свое кольцо, потом снова надела. Взглянула в окно. На улице стояла тихая зимняя ночь.
— Он потерял себя, — сказала Аня. — Точнее, никогда и не был собой. И поэтому он мстит. Неосознанно мстит всему миру.
— Он производит впечатление человека, который знает, чего хочет от жизни.
— Вот именно — "производит впечатление". Он ненавидит лицемерие, а в нем самом есть что-то лицемерное.
Аня отложила тетрадь и взяла меня за руку. Так она брала меня за руку, когда нам предстояло перейти улицу.
— Я всегда стараюсь понять людей, мотивы их поступков, — сказала она. — С самого детства привыкла так делать. Стараюсь войти в положение любого человека. В суде, наверно, могла бы быть и адвокатом, и прокурором.
Аня посмотрела на меня:
— Но как можно спокойно продолжать жить, зная, что из-за тебя умер другой человек?
Это ужасно, у меня в голове не укладывается. Как так?.. Он ведь должен был хоть чуточку измениться, но в его душе нет боли, ему вообще все равно.Я молчал.
— С людьми нельзя как с игрушками. Поиграл и бросил. Нельзя играть чувствами, за людей, близких людей, нужно держаться. Нужно ими дорожить. Найти замену близкому человеку невозможно. Когда-нибудь он останется один навсегда. Это же тупик. — Аня покачала головой. — Да, он умен. Неординарен. Но ум не оправдывает человека. И талант не оправдывает. Понимаешь? Нельзя вести себя зло и эгоистично, оправдывая это своими способностями.
Плед сполз, я снова укрыл им ее ноги.
— Да, я его понимаю. Он потерял мать. — Аня помолчала. — Но ведь нужно верить в людей. Несмотря ни на что. Я верю в людей. Обязательно найдется человек, которому можно будет довериться, который поймет и примет тебя. Каким бы ты ни был. Что бы в жизни у тебя не случилось.
— Ты идеалистка.
— Наверно.
И еще раз повторила:
— Наверно.
Как-то мы с Аней оказались на Чистопрудном бульваре. Падал вечерний снег, мы шли, с интересом разглядывая окружающую обстановку. На аллее проходил какой-то праздничный фестиваль: ряженые скоморохи устраивали конкурсы для детей и их родителей, играла веселая музыка, деревья были увешаны цветными нарядами из лампочек.
Неподалеку манил прохожих неоновый свет японского кафе. Мы не устояли перед искушением поесть суши. В то время это было еще экзотической едой.
— Ты, кстати, когда-то говорил, что тебе нравится Япония, — сказала Аня, когда мы сидели за столиком. — Хокку, Акутагава, самураи…
— Да, еще с детства.
Аня окунула ролл в соевый соус и сказала:
— Мне хочется в Японии как-нибудь побывать.
Я сделал глоток сока, она сказала:
— И вообще, надо бы съездить куда-нибудь. Уже так хочется. Хотя бы в Турцию. А то стыдно, нигде не была.
— У тебя есть загранпаспорт? — спросил я.
— Нет. Нужно дома, в Архангельске оформлять.
— Как приедешь в следующий раз туда, начни делать паспорт. Весной или летом можем куда-нибудь съездить.
— Хорошо бы. А деньги?
— Я после сессии собираюсь устроиться на работу.
— Я тоже найду себе уже что-то подходящее.
Мы молчали. И в кафе было тихо, даже музыка не играла. Аня сказала:
— Мне всегда нужна уверенность в будущем. Чей-то ободряющий пример. Чья-то поддержка. Этого мне по жизни не хватает.
Она отложила палочки, посмотрела мне в глаза и сказала:
— А теперь все это есть. Все это есть.
Той ночью мы опять много разговаривали. Точнее, больше говорила Аня — я слушал ее.
— Слушай, я, правда, изменилась? — спросила Аня. — Ты же помнишь, какой я была весной?
— Да, помню.
— Я чувствую, я стала другой.
— Какой?
— Не знаю. Другой. Мне кажется — в чем-то лучше.
Она лежала, прижавшись, положив руку мне на грудь. Друг друга мы не видели, лишь ощущали.
— Я не слишком много говорю о себе? — спросила она чуть позже, прервав молчание. — Может, тебе это не нравится?