В Шторме
Шрифт:
– Отвечай мне, когда я говорю с тобой, - голос стал низким, резким и требовательным.
– Мне все равно, - прошептал Люк.
– Хм. Вероятно, им все же нужно войти, - упрекнул Палпатин.
– Да. Так будет лучше.
Люк сжался, отворачиваясь от двери. Он перестал спорить – от этого становилось только хуже.
Он вновь услышал шелест ткани, почувствовал касание плаща на плече - даже оно остро оцарапало его изодранную, саднящую кожу, заставив резко отдернуться -
Раздался знакомый звук скребущего дюрастила, и он напрягся, слыша подступающие тяжелые шаги и активацию силовых пик, их трущее гудение, прорубающее воздух…
Они собрались вокруг… и набросились на него.
***
– Хватит, - спокойно произнес Палпатин, и мир вокруг замер; Люк выпустил удушливый хрип - первый звук с момента, как его начали избивать. Он давно уже не кричал.
– Уйдите, - приказал ситх, и безмолвная стая охранников исчезла; ни следа вины, ни намека на сострадание. Только слепое повиновение.
Когда двери наконец закрылись, водворилась тяжелая тишина. Палпатин сохранял спокойствие, и Люк слышал только медленный, рваный стук своего сердца, рваное дыхание своих легких… Он тихо лежал, ожидая, когда затихнет ослепляющая боль, хоть немного.
В конце концов послышался все тот же шелест тяжелой ткани, заставляя Люка затаить дыхание. Но все, что ему оставалось – лежать, свернувшись на запачканном кровью полу и пытаться дышать, дрейфуя где-то между болью и беспамятством.
Палпатин присел рядом и, взяв Люка за плечо, повернул его лицом к себе, возобновляя сводящие с ума приступы боли.
– Мы будем говорить, друг мой?
– спросил он снова.
– Что вы хотите? – задохнулся Люк в отчаянии и безысходности. В этот момент, чего бы ни хотел Палпатин, если бы Люк мог, он сделал бы это.
Палпатин был невозмутим и рационален, нисколько не затронутый болью, причиненной по его приказу без какого-либо настоящего вызова со стороны мальчишки - он больше не утруждал себя поиском причин или оправданий. Теперь это было лишним.
– Ничего. У меня есть все, что я хочу, - ответил он эхом слов их самой первой встречи.
– Что хочешь ты?
Надежду.
Одно слово, отчаянно пришедшее к нему. Все, в чем он нуждался. Но он не сказал его.
– Я могу дать тебе это – если только ты прекратишь бороться со мной, - произнес Палпатин, и Люк знал, что тот слушал его мысли - другого он и не ждал.
Палпатин мягко убрал пальцем волосы с его глаз - самое близкое к подлинному состраданию действие, которое Люк когда-либо видел от него.
– Ты потерян, дитя… Но я верю в тебя. В то, кем ты можешь стать. Ты будешь моим самым великим учеником.
Люк не стал отвечать, он лежал на боку с полузакрытыми глазами. Что он мог сказать?
Палпатин равнодушно склонил голову к плечу.
– Я знаю, что прошу трудную вещь у тебя.
Мальчик
перевел на него взгляд, и Палпатин снисходительно улыбнулся:– Я говорил, что понимаю тебя. Ты так сильно похож на своего отца.
Люк медленно мигал, не собираясь спорить. Возможно, Палпатин был прав.
– Но эта борьба давно проиграна, друг мой. Ты знаешь это. Ты проиграл ее, как только прибыл сюда. Ты проиграл ее, когда коснулся Силы первый раз, в ту минуту, когда оставил Татуин, в то мгновение, когда ты родился. В мгновение, когда твой отец встал на колени передо мной.
Мальчик слабо вздохнул. Но, несмотря на его рассредоточенный взгляд, Палпатин знал, что он слушал.
– Твой отец сделал тебя тем, кто ты есть. Из-за него ты будешь служить мне - и ты знаешь это, - Палпатин выжидающе замолчал, однако его джедай только закрыл глаза.
– Но я понимаю тебя - я знаю, почему ты делаешь. Даже если ты сам не понимаешь себя.
Мальчишка открыл глаза, и Палпатин заглянул в них, настолько апатичные и блеклые теперь, казавшиеся серыми на фоне темных синяков. Но ситх был уверен, что они зажгутся снова и станут яркими и холодными, как всегда. Его джедай боялся сейчас, боялся коснуться Силы - напуганный отвечающей ему Тьмой.
Настолько близкой теперь…
– Ты борешься, потому что именно для этого ты был рожден, дитя. Ты борешься, потому что это в твоей крови. Ты борешься, потому что не знаешь, как остановиться, - Палпатин мягко покачал головой, снисходительно продолжая говорить дальше.
– Но у тебя больше нет ничего, за что бороться, друг мой - поэтому ты просто борешься против. Потому что это все, что тебе осталось.
– Он взял мальчишку за подбородок, поднимая к себе его оцепенелый взгляд.
– Позволь мне дать тебе что-то стоящее борьбы. Что-то стоящее любой цены, любого риска.
– Что?
– утомленно и осторожно пробормотал Люк.
– Могущество, - прошептал ситх со вспыхнувшими глазами.
– Я не хочу этого могущества, - безнадежно слабо отказался мальчишка.
– Оно уже принадлежит тебе, дитя, - произнес Император, с напускной заботой вытирая кровь на его лице. – Эта мощь уже на свободе. У тебя больше нет выбора не использовать ее - так же, как нет выбора не дышать.
– Я могу выбрать… остановиться. Закончить это, - прошептал Люк.
Палпатин только покачал головой:
– Ты же знаешь, что я никогда не позволю тебе этого, друг мой. Ты слишком дорог мне.
Он вновь вытер медленно сочащуюся кровь из глубокого рассечения над глазом мальчишки – тот нисколько не вздрогнул; казалось, он вообще больше не замечает подобного.
– Ты никогда не мог позволить себе этого. Я говорю тебе: ты родился для борьбы.
– Палпатин улыбнулся, держа испачканную алую руку перед потерянными голубыми глазами.
– Это в твоей крови.