В Шторме

Вспыхнул иллюзорный образ круглого зала с величественными видами на городской пейзаж Корусканта; по периметру на одинаковом расстоянии друг от друга стояли стулья, вливающийся в окна свет отражался от бледного мрамора, выложенного в центре целостным кругом…

Тот же самый бледный мрамор… Люк нахмурился, пытаясь повторно вызвать образ, но он исчез - оставляя все ту же звучащую вибрацию на краю его восприятия, связанную в какой-то мере с этим полом под его ногами, но принадлежащую чему-то другому.

Взгляд притянуло многогранное великолепие Трона Солнечных Лучей, неуловимо напоминающего о солнцах Татуина. Этот Трон в сознании Скайуокера всегда был связан с Палпатином, с местом его правления. Люк видел трон по холо еще ребенком, учась в школе, и смутно помнил, что это был некий древний и бесценный артефакт.

Массивный трон с невероятным мастерством был изготовлен из цельного куска драгоценного металла. Огромное круглое солнце, формирующее спинку, окружалось яркими солнечными лучами, чеканная поверхность которых отражала даже унылые блики умирающего дневного света, преломляющегося во множестве крошечных граней. Перед троном стояла замысловато сделанная низкая скамеечка для ног из похожего металла оттенка розового золота. Выгравированное на ней представление галактики, находящейся под ногами Палпатина, было украшено темно-синей глазурью и драгоценными камнями.

Несмотря на ее очевидную ценность, Люк взглянул на скамейку только мельком, ровно столько, сколько потребовалось для понимания, что изначально она трону не принадлежала; она была простым безжизненным предметом, о котором он тут же забыл. Трон же… стоящий в тяжелой, косной неподвижности… именно трон был источником той особенной вибрации, зовущей мелодии, резонирующей до глубины души Люка.

Влекомый вперед, он медленно вступил на возвышение и обошел трон на некотором расстоянии – не испытывая желания подходить ближе и впервые замечая, что громоздкое солнце было зеркально продублировано сзади, как самостоятельная, отдельная часть, нижние лучи которой опирались на мрамор в качестве ножек. Два солнца, расположенные вплотную друг к другу, спина к спине, в прекрасном соответствии. Он не смотрел и не хотел смотреть на все это раньше – жесткая аура Палпатина подавляла столь неуловимое и призрачное явление в Силе.

Замедлив шаг, Люк отошел в тень позади трона и замер, поглощенный и очарованный - замечая едва различимые надписи, вырезанные тончайшими изломанными символами некого архаичного языка. Поначалу он не мог распознать его - пока эти странные письмена не растеклись в неровных изгибах окружности солнца, становясь видимыми в отдельных бликах света.

В состоянии, близком к трансу, словно под гипнозом, Люк уставился на вырезанные слова, выхватывая их под слабыми лучами света, пробивающимися сквозь закрытые ставни.

Единственным звуком в глубокой тишине был стук колотящегося в ушах сердца…

Раздавшийся из теней голос заставил его буквально подскочить, разворачиваясь и напрягая все мышцы; рука автоматически схватилась за лайтсейбер.

– Строишь планы… или просто мечтаешь?
– сверкая желтыми глазами, Палпатин вышел из чернильной темноты, и Люк вдруг осознал, что во всем зале стало темнее; совершенно незаметно для него наступил вечер.

Он вынудил себя успокоиться, отвешивая легкий поклон:

– Нет, Мастер. Только изучаю часть истории.

Император прошел вперед, поглощая своими черными одеждами и без того унылый свет, словно сами тени следовали за ним. В собственническом жесте он протянул бледную руку и провел ею по краю трона; безмолвие тишины нарушилось звучным царапаньем ногтей.

– И что конкретно ты изучаешь?

Люк нерешительно помедлил, вновь смотря на вырезанный манускрипт:

– Читаю надписи.

Палпатин нахмурился, прослеживая взгляд Люка.

Трон в прошлом был так называемым Местом Пророчества джедаев - священным артефактом, принадлежавшим им с древнейших времен. Ситхи давно жаждали получить его, и когда Палпатину удалось это осуществить, забрав многовековое седалище вместе с другими реликвиями из разрушенного Храма Джедаев, он переименовал его в Трон Солнечных Лучей. Слова скрытого священного писания ревностно хранились некой тайнописью, настолько старой, что джедаи посвятили годы ее изучению и расшифровке - о чем свидетельствовало множество тщательно задокументированных различных вариаций, поправок и перестановок.

– Пророчество, - загадочно произнес Палпатин, внимательно наблюдая за мальчишкой.

Считалось, что в пророчестве, вырезанном в лучах солнца, находится ключ к мощи, способной изменить курс галактики, путь для неограниченного использования Силы.

Повернувшись и сосредоточив взгляд на своде чеканного солнца, Люк прочел слова:

– Сын Солнц.

Подбородок Императора чуть вздернулся, глаза сощурились, пальцы властно сжались на краю трона. Скрытая тайнопись, на древнем непонятном языке, мальчишка никак не мог прочитать ее…

Тем не менее Палпатин приказал:

– Прочти это громко.

Люк нахмурился:

– Что именно?

Губы Палпатина скривились в улыбке:

– Сколько ты видишь?

– Несколько надписей - или только одну. Разные части одной и той же загадки.

– Прочти, - повторил Палпатин более стянутым от напряжения голосом.

Люк на секунду пристально взглянул на него и затем вернулся к вырезанным символам. Какой-то момент они вновь казались чуждыми, нечитабельными, но так же, как и раньше, всматриваясь в многогранную золотую резьбу, Люк ощущал, как замыкалось и обострялось его восприятие, резонируя в Силе - и слова легко потекли в сознание, строфа за строфой, обретая смысл. Он читал, не прилагая усилий, лишь прослеживая глазами резные кривые и чувствуя, как взывает к нему значимость образовывающихся слов:

Этот путь - желание Силы.

Все разрушится.

Стремления и империи, союзы и родство.

Амбиции истощатся.

Жажда господства рассыплется в прах.

Только желание Силы останется.

Начала куплены за счет конца.

Новая надежда даст жизнь, когда все остальное будет потеряно.

Из темноты прибудет свет; из краха придет спасение.

Сын солнц, Сила, обретающая форму.

То, что упало, возвысится к доминиону,

То, что раскололось, излечит отчуждение.

То, что стало негодным, выйдет за пределы.

Тот, кто будет колебаться, уравновесит путь…

Люк остановился, сдержанный и задумчивый, прежде чем прочитать последнее:

Ибо края теней определяют свет

На границе рассвета и темноты.

На границе… Палпатин чуть склонил голову, охровые глаза вспыхнули, остро и проницательно:

– И где стоишь ты, мой волк?

Люк повернулся к своему Мастеру; но теперь он был хорошо знаком со словесными играми Палпатина, чтобы не теряться от них. Чуть заметная улыбка коснулась уголков его губ, когда он предложил сразу и абстрактный, и буквальный ответ, смотря себе под ноги: