В стране чудес

Раз Берта выходит из дворца под охраной тибетцев, не допускаемых в ваши храмы, и ни один мужчина не может под страхом смерти входить во

дворец, где она находится, — то можно ли было колебаться? Я и придумал завлечь Берту в этот храм, где у нее не будет никакой стражи, кроме

толпы, легко поддающейся обману. Производя мои чары, я скажу ей по-французски, чтобы она шла в святилище Кали, и пока толпа, поверив

в обращение принцессы, будет кричать о совершившемся чуде, мы все четверо выйдем потайною дверью, ведущей к реке. Там нас ждет лодка с человеком, которого я нанял, не сказав ему, конечно, с какою целью. Мы

бежим и будем вскоре далеко от толпы, еще распростертой перед Кали и ожидающей моего возвращения.

— Да, все это прекрасно, — сказал тихо Мали: — но если нас будут преследовать?

— Если нас будут преследовать, мы будем защищаться оружием, которое я купил и положил в лодку. Если нас одолеют, то для нас лучше быстрая смерть, чем долгая жизнь.

— Хорошо сказано, Андре, — воскликнул Миана. — Мне кажется, что мы уже на реке и отстреливаемся от погони.

— Ну, дети мои, ваше мужество успокаивает и ободряет меня, — сказал Мали. — Но мы затеваем трудное дело, достаточно малейшего пустяка,

чтобы головы наши очутились под топором палача. Хорошо ли мы запомнили наши роли на завтрашнем торжестве? Посмотрим. Ты, Миана, поместишься за идолом, —не так ли?

— И по знаку Андре, — прибавил молодой индус, —крикну резким голосом: „Да придет Дулан Сиркар пасть ниц в моем святилище!"

— Прекрасно. — одобрил Мали: — а ты, Андре?

— О, я знаю свою роль, не бойся, — отвечал молодой человек. —

В Нандапуре я сначала колебался служить орудием глупой комедии, потому

что рисковал только моей жизнью, теперь же дело идет о жизни моей сестры, об ее спасении,— и я больше не колеблюсь.

На "другой день, с восходом солнца, гигантские барабаны королевской пагоды наполнили долину глухим рокотом, и тотчас на улицах появились толпы нарядного и веселого народа, сбегавшегося со всех сторон на великое торжество.

Любопытство было всеобщее, всем было известно, что в Пудже будут священнодействовать индусы-факиры, пришедшие из-за Тераи и Гима-

лаев от первосвященника Сумру. И хотя церемония должна была произойти только вечером, многолюдная толпа весь день теснилась около храма,

желая увидеть приготовления к великому торжеству. Многие крестьяне и горожане воспользовались случаем заранее поклониться красной богине,

так как, несмотря на обширные размеры святилища, было вероятно, что мест для крестьян и горожан будет отведено немного. Другие надеялись увидеть натов, но надежды их не оправдались: ни Андре, ни его товарищи не показывались.

День пролетел быстро для заговорщиков, заканчивавших свои приготовления. Андре и Мали старательно готовились к переодеванию, чтобы Берта не узнала их сразу и не выдала их своим изумлением, и повторяли одну за другою все части предстоящего представления.

За два часа до заката солнца высокопоставленные лица, знать и представители каст начали собираться в храм, чтобы занять свои места до

прибытия короля. Вот белый дымок вырвался из амбразуры верхней цитадели Эклингара, раздался пушечный выстрел, извещавший о выступлении королевского кортежа, и несколько минут спустя

прискакавшая тибетская гвардия принялась разгонять толпу ударами алебард, чтобы очистить путь кортежу.

Впереди двигались несколько слонов с членами королевской фамилии, за ними показался сам король на огромном слоне, украшенном драгоценными

камнями и парчой, около него на бархатном троне сидела молодая девушка с белокурыми волосами,

печально смотревшая заплаканными глазами на падавшую ниц толпу.

Перед входом в храм королевский слон склонил передние ноги, король и принцесса спустились с него и начали подниматься по лестнице.

На пороге храма их встретил верховный жрец.

Поклонившись королю, он сказал Берте:

— Дочь моя, ободрись, только враги Кали трепещут перед ней.

— Ты хорошо знаешь, — ответила со спокойной гордостью молодая девушка, — что я совсем не трепещу перед Кали.

— Посмотрим, — пробормотал жрец. И они вошли в обширный храм, переполненный народом. Несмотря на свое мужество, Берта вздрогнула, очутившись под мрачными сводами, со всех сторон смотрели на нее безобразные чудовища,

среди которых пред алтарем возвышался ужасный семирукий идол. Девушка спрашивала себя, какую роль назначили ей ее палачи в мрачной церемонии, и терялась в догадках. Король провел ее вперед и посадил на вызолоченный трон. По знаку магаджи, церемония началась. Между тем, настала

ночь, и огни перед алтарем и по стенам лишь слабо освещали мрачный храм.

С того момента, как Берта вступила в храм, Андре, скрытый за идолом, не сводил с нее восхищенных глаз. В то время, как хоры громко славили Кали, непобедимую разрушительницу, он едва не забыл свою роль. Да, это Берта, сердце не обмануло его, вот она перед ним, и он цеплялся за бронзовую руку идола, чтобы не броситься к ней, не закричать ей, что он здесь,

совсем близко от нее. Мали, повидимому спокойный, не отходил от молодого человека, готовый помешать всякому безрассудству его.

— Андре, — вдруг сказал он ему, — пора. — Хоры поют последнюю песню, подходит наша очередь. Очнись! Бери Сапрани.

— Да, правда, —пробормотал юноша.

Он тихонько взял кобру, прижал ее к груди и твердым шагом вышел из святилища.

При виде представшего внезапно перед алтарем молодого факира и отца его, размахивавшего позади юноши двумя большими змеями, из толпы

богомольцев раздались крики восторга, и к алтарю посыпался дождь цветов. Лицо Андре было покрыто толстым слоем красной краски, делавшей

его неузнаваемым. Он поднял руку и, простирая над собранием свой золотой жезл, замахал другою рукою, державшей Сапрани. Воцарилась глубокая

тишина. Молодой факир медленно повернулся к идолу, руки которого были обвиты живыми змеями, которые вдруг зашевелились по его слову.

Затем он медленно запел гимн Кали, которому тихонько вторили его товарищи.

Несмотря на охвативший Берту ужас, она, задыхаясь от волнения, следила за его малейшими движениями и вслушивалась в каждое его слово.