В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 3. Том 2

Уехать одной? Как? Я не сделала этого, как сделал РОман, предал меня, между прочим, мог бы позвать с собой, утечь вместе в ту же ночь, ведь его никто не нашёл. Хотя он-то в дисбат намеревался попасть, так и спрятаться, а я… ну успела бы, небось, в Петербург уехать на каком-нибудь автобусе или электричках. Успела бы, пока они хватились его утром, но Роман уехал втихаря. Довольно подло и не по-мужски. Хотя, мне ли его судить? Просто теперь получалось, что втянут и Марат, а у него семья. Признаться, это очень пугало меня. С другой стороны, они местные, неужели Паласёлов и его компания убьют своих земляков, женщину, старика и трёх детей, чтобы наказать меня? Хотя можно дом спалить, как сделали с моим, это будет, тоже отличной акцией устрашения.

К тому же оставался в городке отец и Генриетта, хорошо, что никто ещё не знал, что нас связывает, у Паласёлова нет причин даже подозревать, не будет же он всех знакомых, всех, с кем я работала, с кем была знакома, наказывать, я знаю их полгода, а он всю жизнь. Так что пока мы оказывались запертыми здесь. И как я успела написать письмо Валере, чтобы не приезжал сюда, что сама напишу, где я буду, иначе он попал бы прямо руки Паласёлова. В то же утро написала, когда обнаружила, что РОман сбежал. И как я умудряюсь всё время влезать в переделки…

– Макс, я сам слышал, как Мартинка болтала с Машкой о том, что эти Преображенские разошлись из-за твоей… из-за художницы этой. Он бросил Жанну. Так что то, что он ухлёстывал за ней…

– Это я слышал, но это ничего нам не даёт, – перебил я.

– А может быть, нам спросить ещё раз?

Это Фомка, жених Юзефиной внучки. Мы все знали друг друга с детства, учились в одной школе, классы, годы разные, а школа одна, родители на свадьбы друг к другу ходили, потом в гости, пикники возле домов, зимой на лыжах, летом по ягоды, игры общие, от «казаков-разбойников» до «зарниц»… Мы все вместе росли, всем посёлком. Вот Фродька не Шьотярвская, из районного центра, так что убить её мне было легко. Нездешний и Преображенский, а Жанна как раз моя одноклассница, двоечница-дура. Я был троечник из тех самых, что устраиваются в жизни лучше всех.

– Спроси, Фом. Спроси по-людски. Но если не скажут, припугни, что я приду, сожгу на хрен весь их хутор. С Жанной поговори по-свойски, если он их бросил, какого она прикрывает его? Пусть сдаст. Мы не убьём его за это, так и пообещай.

И Жанка сдала, конечно, и пугать не пришлось, Фомка привёз её, потому что она попросила. Сама.

– Привет, Паласёлов, слышала, ты эту… эту потаскуху ищешь. Надеюсь, ты намерен её убить?

– Намерен, – кивнул я.

Жанна села в кресло, мы были в квартире моих родителей, куда сама Жанка приходила когда-то на мои дни рождения, родители отправились сегодня за покупками в район, их повёз Шлемофон, мне не хотелось сегодня, чтобы они были здесь, когда я так зол и способен на то, что я скрываю от них.

– Ну, так давно бы спросил сестру свою, она с этой сучкой в подружках была.

– Мартинка?

– Ну, может у тебя ещё какая сестра есть, а только Мартинка всё вокруг неё терлась, думала, она научит её так волосы красить, как сама, штоб как лунь, – и Жанка захохотала, обнажая большие зубы, как-то потемневшие или укоротившиеся что ли со школы, одного не хватало сбоку, когда успела потерять? Ведь ей как мне, только тридцать…

Но вслух я не сказал ничего, дожидаясь, когда закончится этот тупой приступ веселья. Наконец, Жанка отхохоталась, и сказала:

– Понимаешь, мне невыгодно, чтобы ты убил Ивана, понимаешь? – сделав «умное» лицо, проговорила Жанна грудным голосом, интересно, кем она себя воображает, bellamafia, что ли? Какая дура, не могу, по носу бы ей треснуть, курица облезлая…

– До твоего Ивана мне нет дела, – сказал я, отворачиваясь, до того сейчас меня раздражало её лицо, и не тем, что оно не было ухоженно и красиво, я уважал людей простой жизни и никогда не испытывал иллюзий относительно своей внешности, так что бесила она меня не этим. А тем, что она готова с лёгкостью предать своего мужа, отдать его с потрохами, лишь бы выгодно вышло.

– Ты мне его домой верни, а с этой дрянью, что хочешь, делай.

– Домой вернуть? То есть, ты знаешь, где он. Ну, и откуда вернуть?

– Десять косых зелёных денег.

Ну вот, что я говорил? За деньги, за какие-то десять штук, квартира в Петрозаводске столько стоит, и не самая роскошная, а она мужа готова за такую малость продать. Мужа!.. О, женщины, вам имя вероломство.

– Получишь. Где они?

– Привози деньги и получишь их.

– Слушай, Жанна, я сказал, будут тебе баксы, я что, по-твоему, в кармане ношу?

Жанка закинула ногу на ногу опять с видом роковой женщины, что было так смешно, и бесило так, что я почувствовал, что у меня заиграли желваки, но я сдержался.

– Хорошо, мартышка, к утру будет тебе всё, что хочешь, – сказал я.

– Ты не обзывайся, а то передумаю и предупрежу их, пусть бегут, – поморщилась Жанка.

И вдруг я заметил, что у неё намокло платье на груди, прямо на сосках… и это остановило меня оттого, чтобы встряхнуть её и прорычать в лицо, что если немедля не скажет, где её муж спрятал Таню, я прибью её.

– Езжай домой, Жанетта, – сказал я. – В двенадцать приеду к тебе.

Жанка поднялась.

– Так в двенадцать, смотри, – сказала Жанна и направилась в прихожую, стуча тяжёлыми подошвами толстых каблуков, они находят это модным. Прежде разувалась, паразитка, теперь куда там, в модных ботах…

В полдень мы были на хуторе, на двор заезжать не стали, дошли пешком, четыре машины ждали на дороге, я не сомневался, что если егерь прячет Таню, то они где-то на заимках его, потому что пределы Карелии она точно не покидала, ну если только в багажнике…

…Я увидел на улице машины Паласёлова и его подручных, и понял, что они приехали не зря. Я поспешил к Геночке в управление, заглянул к Мартинке, она как всегда была здесь, болтала без остановки с кем-то из девчонок из бухгалтерии с аппетитными арбузными булочками.

– Мартина, а Егор где?

– Кто? – не расслышала Мартинка.

– Где Гегал?

– А… я не знаю… в гараже, наверное, а вам зачем, Марк Миренович?

– Да… я брата твоего видел…

– Макса? А что он… – Мартинка удивлённо смотрела на меня, поднимаясь.

Макс был её младшим братом, и она с юных лет привыкла, что у них в семье от него сплошные неприятности, то родителей в школу вызывали, то детская комната милиции, то уже недетская комната с задержаниями, то от армии он бегал, а потом всё же служить отправился, но, вернувшись, принялся за старое. Мартинка стыдилась рассказывать, а уж когда эта банда вокруг него сформировалась, то вообще переживала, больше, чем родители, которые относились ко всему гораздо более легкомысленно, не понимая истинных масштабов происходящего. Вот и вырос мальчик Макс и охотился теперь за моей дочерью, сжёг один из самых старинных и самых красивых домов в посёлке просто со злости на неё. И что он сделает с ней самой? Спасибо Ивану, что взялся защищать её.