В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре

Как-то раз увидал один крестьянин серую лошадь. Её от­кормленные бока так и лоснились, потому мужик решил, что из неё выйдет отличная рабочая лошадка. Правда, сперва он долго макушку чесал: откуда бы этакой лоша­ди здесь взяться? — но так ничего и не придумал и бро­сился домой за уздечкой. Спрятал узду хорошенько за пазуху — и назад. А лошадь бродит, как и прежде, скло­нив голову к траве.

«Ну, жеребчик! Поди сюда, милый, поди!» — стал приго­варивать мужик.

«Жеребчик» и пошёл. А сам только и думал, как бы уса­дить мужичонку к себе на спину.

И вдруг мужик — хвать его за обе ноздри! Туг уж пошла дру­гая пляска. Как ни прыгал, как ни брыкался водяной, уздечка сидела прочно. Хлопнул мужик коня ласково по лоснящемуся боку: «Ну, теперь со мной пойдёшь, радость моя!» Отныне водяной был в его власти. Но смирным этот же­ребец не стал, ведь его заперли в душной, вонючей ко­нюшне, его, привыкшего плескаться в прохладных лес­ных озёрах и скользить меж водяных лилий. А когда его выводили из стойла, было и того хуже: крестьянин взду­мал вспахать на новом жеребце весь свой надел. Де­лать нечего, водяной тянул плуг — только земля во все стороны летела: силы-то в нём было как у двадцати ло­шадей.

«Жеребец просто на вес золота! Работает как чёрт и ничего не ест», — радовался мужик. Но иногда случалось — пугал его пронзительный взгляд колдовских лошадиных глаз, зелёных, как глубокий омут. А после захода солнца серый конь впадал в такое неис­товство, что никому в конюшне покоя не было. Он гром­ко ржал, лягался и рыл землю копытом — только опилки да солома летели во все стороны. Мужик поначалу лишь посмеивался над этим. Но день ото дня на душе у него становилось всё тяжелее. Вскоре он и вовсе потерял покой. Непонятная тревога обручем сдавливала его грудь, а по телу временами пробегала дрожь. Ему всё время мерещились глубокие, тёмные во­ды и отражённые в них лучи солнца, и чудилось, что сам он медленно погружается в бездонную пучину.

В конце концов позвал мужик своего работника и ска­зал: «Ула, снимешь уздечку с серого жеребца, дам тебе десять далеров!»

«Отчего ж не снять! Тут работы-то всего на двенадцать шиллингов», — ответил Ула.

Но стоило парню снять уздечку, как конь кинулся напро­лом сквозь стену конюшни, так что брёвна во все сторо­ны разлетелись.

А старая Ингер Баккен, что жила у озера, рассказывала потом, как серый жеребец одним махом перескочил че­рез её огород. «Из ноздрей его шёл дым, хвост стоял тру­бой, — добавляла она. — А как он летел! Богом клянусь, прыгнул прямиком в воду — только брызги поднялись!»

Т. Киттельсен

В фольклоре многих народов Европы дух воды предстаёт в образе лоша­ди. И это не случайно: ведь лошадь в представлении наших далёких пред­ков была тесно связана с потусторонним миром и сверхъестественными силами, являясь одновременно символом плодородия, богатства (вспом­ните счастливую подкову) и смерти. Считается, что истоки поверий о водя­ной лошади следует искать в культуре Средиземноморья. Встречается этот образ и в преданиях южных славян, но особенное развитие он полу­чил на севере Европы, прежде всего в Скандинавии. Рассказы о лошади-водяном можно услышать не только в Норвегии, но и в соседних с ней Швеции, Дании и Исландии. Популярность этого мотива отражается в язы­ке. Так, в норвежском фольклоре нёкка нередко называют страумхест (straumhest), где straum — «поток», a hest — «лошадь»; то же — в шведском: беккехест (b"acheh"ast) — «речная лошадь»; с фольклорными представле­ниями многие связывают и норвежское название пенного гребня волны (так называемых белых барашков) — бримхест (brimhest). Широко распространён этот фольклорный образ и на Британских остро­вах, в преданиях кельтских народов. Самый известный из подобных пер­сонажей — шотландский водяной келпи. Он может принимать человече­ский облик, но чаще всего предстаёт в виде чёрной (реже — белой) лоша­ди с магическим взглядом. Келпи обычно враждебен людям и стремится утащить их в воду, при этом часто, так же, как нёкк, пытается усадить че­ловека себе на спину, а малышей и вовсе может ухватить зубами на ска­ку. Как и нёкка, келпи можно на время приручить — при помощи особой волшебной уздечки, но, когда действие чар закончится, он станет ещё опаснее. Согласно преданиям, одно из излюбленных мест обитания шот­ландского водяного — озеро Лох-Несс, потому и знаменитое лохнесское чудовище многие считают воплощением келпи.

Но больше всего историй ходило о лошади, которая похи­щает маленьких детей. Даже сегодня, когда уже мало кто верит в нёкка, норвежским детям запрещают играть у воды — «а то водяной к себе утащит». Вот как об этом рассказывают народные предания:

Лет сто назад нёкка видели в Херадсбюгде. А дело было так. Трое малышей играли на берегу реки. Тут откуда ни возьмись появилась серая лошадь, подошла к ребятишкам и лег­ла на землю. Недолго думая, двое мальчуганов, те, что постарше, забрались к ней на спину. «Я тоже хочу, — захныкал младший, — подтяните меня наверх!» (По-норвежски это звучит как «нюк мей уппи!» (nykk meg uppi!), т.е. глагол «подтяните» — nykk — в этой фра­зе созвучен имени водяного.) И только он это сказал — лошадь вскочила на ноги и вместе с теми, кто уже сидел на ней верхом, бросилась в воду, так что брызги поднялись столбом. Это был нёкк, превратившийся в лошадь. Он, конечно, хотел забрать с собой всех трёх мальчиков, но, услышав своё имя, поспешил скрыться.

Согласно норвежским преданиям, назвать нёкка по име­ни — самое надёжное средство спасения от его чар. Кроме того, против водяного, как и против всякой нечисти, помогали молитва и любой стальной предмет. Наконец, прогнать его можно было и просто плюнув в воду или бросив туда камень.

Но иногда участь человека считалась предрешённой, и ни­как нельзя было её изменить. Так, в местах, где люди особенно часто гибли в воде, со времён Средневековья и вплоть до наших дней быто­вали истории о кровожадном водяном, который каждый год требовал себе жертву в виде утопленника. Прежде чем заполучить несчаст­ного, водяной высовывался из воды и издавал ужасный вопль: «Время пришло!» Так повествует об этом следующая быличка:

Случилось это на одном затерянном в лесах ху­торе. Как-то раз услышали люди, как водяной кричит из реки: «Вре­мя пришло!» А вскоре из леса выбежал незнакомый человек и бро­сился прямо к реке. Поняли люди, что это и есть жертва водяного, и едва успели удержать его, отвели домой, подальше от воды. Не­много времени прошло, как почувствовал тот человек смертельную жажду и попросил хозяев напиться, только чтобы вода была непре­менно из реки или из фьорда. Выпил — и вскоре умер: не смог из­бежать предсказанной ему гибели от воды.

Многие черты в образе и характере водяного роднят его с другими персонажами норвежского фольклора. Как и морское чудо­вище драуг (см. статью «Драуг»), водяной преследует свою жертву. Кроме того, многие поверья приписывают ему, так же, как фоссегриму, музыкальный талант (см. статью «Дух водопада»): есть немало бы­личек о том, как нёкк обучает людей игре на музыкальных инструмен­тах. Согласно другим рассказам, он, подобно квернкнуру (см. статью «Мельничный дух»), может останавливать мельничное колесо.

Страх воды издавна присущ всем людям. Потому образ злокозненного водяного духа существует в поверьях большинства народов. Так, в далёкой Японии верили, что в прудах и омутах живёт существо по име­ни нуси, которое может утащить человека на дно, ухватившись за его тень на воде. Подобно нёкку, нуси способен превращаться в человека — юношу или девушку, а также в змею или гигантского паука, который сво­ей паутиной может затянуть под воду целый дом.

Поразительно много общих черт обнаруживает с норвежским собратом и наш русский водяной. И места для жизни он выбирает те же, что и нёкк, — глубокие озера, омуты, запруды и плотины. И на вид он такой же лохматый и волосатый, обросший тиной, водорослями и мхом, с длинной густой бородой. И характер у него столь же скверный, если не хуже: он не только топит людей, но и насылает болезни, устраивает водоворо­ты и наводнения, вызывает сильные ветры и губит посевы на прибрежных полях. Потому наши прадеды, в особенности рыбаки и мельники, стара­лись задобрить водяного, жертвуя ему первый улов рыбы, внутренности и туши убитых животных, хлеб, водку или деньги. И превращаться во что угодно русский водяной умеет не хуже нёкка. Чаще всего его встречали в образе старика или ребёнка, а также в обличье разных животных: со­баки, ягнёнка, рыбы и лебедя. Надо заметить, что русский водяной более хозяйственный, чем его норвежский родич: он печётся о рыбе и птице, пе­реманивая её из других озёр; пасёт по прибрежным лугам табуны своих лошадей и стада коров. Кроме того, наш водяной нередко бывает семей­ным. Он женится на русалке или утонувшей девушке, и та, как всякая же­на, занимается хозяйством, рожает и воспитывает маленьких водянят и в придачу заботится о душах других утопленников. Кстати, ни одно из средств против нёкка не годится в борьбе с русским водяным. Обитатели отечественных водоёмов не боятся услышать своё имя или получить пле­вок, тут нужны средства посильнее, такие, например, как чеснок, папо­ротник, верёвка, сплетённая из девяти полос липового лыка, пуговица от свадебного наряда, святая вода. А если ничего из этого под рукой не ока­залось, можно загадать водяному загадку или задать вопрос, на который он не сможет ответить.

Представления о внешнем виде водяного также могут различаться в зависимости от возраста преданий и места их бы­тования. Например, в старинной балладе о Хейему нёкк — вовсе не мокрое чудище из лесного болота, а настоящий морской царь, который приплывает за девушкой на своём собственном корабле. А в некоторых районах Норвегии нёкка называют «во­дяным троллем» и утверждают, что у него несколько голов, — со­всем как у обычных троллей. Наконец, есть былички, в которых «водяным (или морским) троллем» называют существо, которое обитает в море и является человеку то большой уродливой рыби­ной, попавшей на крючок, то чудовищным великаном. Похожие истории рассказывают в Вестеролене и о хавмане (см. статью «Духи моря»).