В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре

Как-то поплыли Юхан Перса и Элиас Нильса на остро­ва поохотиться на морских птиц и собрать птичьих яиц. В тот день им везло: жирных гаг настреляли да яйцами целый ящик наполнили. Из дома они взяли кофе и еду, да к тому же в лодке припасли небольшую фляжку, — надо ж себя побаловать. Развели костёр, покурили, по­болтали немного о том о сём, а потом Элиас и говорит Юхану: «Последи-ка ты за кофе, а я возьму лодку и по­рыбачу».

В тот день клёв был отменный, но ни одной рыбёшки поймать не удавалось. Казалось, будто чья-то крепкая рука дёргает за крючок, а когда вытаскиваешь леску — крючок пустой. Тут Элиас и заподозрил, что дело нечисто.

«Ну, погоди, раз ты такой голодный, может, вот это по­пробуешь?» — пробормотал тогда Элиас, посмеиваясь в бороду. Взял старую рыбацкую рукавицу, наполнил её всяким хламом и прицепил на крючок. Не успел удочку забросить, как леску потянуло на дно. Чувствует Элиас — на крючке что-то тяжёлое. Стал тя­нуть изо всех сил, да всё напрасно. Но не таков он, чтобы вот так просто сдаваться: намотал леску на ук­лючину, поплевал на руки и давай опять тянуть. Вдруг поклёвка прекратилась. Элиас уж было подумал, что крючок оборвался, как вдруг из воды появился здоро­венный морской бычок: головой во все стороны мота­ет — от рукавицы избавиться хочет. И несётся рыбина прямо на Элиаса. Стукнулась с треском об лодку и лег­ла на воде — на Элиаса во все глаза смотрит. Такой страсти Элиас отродясь не видывал: в широко раскры­той пасти болтается крючок с приманкой, а сама ры­бина пыхтит и стонет, жабры раздуваются, словно ог­ромный пузырь, а маленькие косые глаза блуждают во все стороны. Тело её сплошь покрыто шипами, а кожа висит на ней, словно лохмотья.

Тут Элиаса зло взяло, что какой-то проклятый бычок испортил ему всю рыбалку. «Эй, ты, глазей сколько влезет, — крикнул он, — а только я тебя ничуть не бо­юсь!» Изловчился он, схватил морского зверя, выдер­нул крючок и плюнул с досады прямо ему в пасть. «Вот тебе, свинья ты этакая!» — сказал Элиас и выбросил рыбину в море...

Прошло время, и случилось так, что Элиас опять отпра­вился на рыбалку в те места. На этот раз он был один. Оставил Элиас лодку в тихой заводи и пошёл пригото­вить кофе. А пока кофе варился, решил побродить по острову. Волны бились о каменистый берег, заливая солёной водой каждую расселину, а вокруг на скалах кричали птицы.

Тут и вспомнил Элиас о рыбине, что попалась ему здесь на крючок не так давно. Откуда ни возьмись, видит — прямо перед ним на камне лежит та самая тварь. «Долж­но быть, выдра её тут бросила. Едва ли она ещё жива, смотри, вон вся высохла», — подумал он и потрогал её ногой. А рыбина возьми да и оживи: стала биться, изви­ваться, как сумасшедшая, пастью воздух хватать. Тогда Элиас поддал её ногой покрепче, так что полетела она прямо в море.

И вдруг стала рыбина расти, расти и превратилась в жуткое чудище. Поднялось чудище из воды, разинуло пасть размером с корабельный сундук и проревело: «Ну что, может, и теперь захочешь плюнуть мне в пасть, Элиас? Только вот что я тебе скажу...» Дальше Элиас слушать не стал. Кинулся он прочь, да с такой прытью, что только пятки засверкали. Вскочил в лодку и всю дорогу до дома грёб так, что пот лился с него градом. И только когда к берегу причалил, вспомнил Элиас, что там, на огне, у него кофе варится...

Т. Киттельсен

Кто же такой на самом деле водяной и почему пред­ставления о нём так запутанны и противоречивы? Возможно, всё дело в том, что когда-то в древности нёкк был владыкой всех водных просторов Норвегии и обладал огромной магической си­лой; но с течением времени представления о водных обитателях становились всё детальнее, появлялись новые персонажи, и нёкк постепенно «передал» им большую часть своих полномочий и способностей. А сам отправился «на покой» — в тихие тёмные омуты лесных озёр, чтобы там на досуге подстерегать незадач­ливых представителей рода людского.

Т. Киттельсен. Морской тролль. 1881

Если ночью в углу комнаты вдруг сгустится мрак... Если чёрной тенью что-то скользнёт к твоей кровати... Если окажется под боком что-то жаркое и пушистое — не поймёшь, то ли кошка, то ли копна волос... Если в темноте вдруг навалится на грудь страшная тяжесть... Если снова и снова снится кошмар, будто тебе не хвата­ет воздуха... Если ты просыпаешься с криком, весь в поту, словно чуть не умер от удушья... Знай, к тебе приходила мара.

Н. А. Абильгор. Кошмар. 1800

Очень-очень давно свёл человек знакомство с марой. Ещё в «Круге земном», книге скандинавских преданий, записан­ных Снорри Стурлусоном, рассказывается, как мара замучила легендарного правителя Швеции по имени Ванланди. Он был воином и путешественником. В своих странствиях он дошёл до страны финнов, где женился на дочери царя Дриве. Он провёл с ней зиму, а весной уехал, обещав вернуться через три года. И не вернулся. Тогда Дрива подкупила колдунью Хульд, чтобы та либо вернула ей Ванланди, либо умертвила его. «Когда шло кол­довство, Ванланди был в Упсале. Ему вдруг захотелось в страну финнов, но друзья его и советники запретили ему поддаваться этому желанию, говоря, что оно, наверно, наколдовано финнами. Тогда его стал одолевать сон, и он заснул. Но тут же проснулся и позвал к себе и сказал, что его топчет мара. Люди его бросились к нему и хотели ему помочь. Но когда они взяли его за голову, ма­ра стала топтать ему ноги, так что чуть не поломала их. Тогда они взяли его за ноги, но тут она так сжала ему голову, что он сразу умер». Скальд Тьодольв говорит об этом так:

Ведьма волшбой

Сгубила Ванланди,

К брату Вили

Его отправила,

Когда во тьме

Отродье троллей

Затоптало

Даятеля злата.

Пеплом стал

У откоса Скуты

Мудрый князь,

Замученный марой.

Если писали о маре в XIII веке, то рассказывали о ней ещё раньше. Предания эти могут восходить к VIII веку, а живёт мара с человеком и того дольше. Не случайно известна она не толь­ко северянам, но и нам, славянам.

Все знают нашу кикимору. Чаще всего её представляют зелёной и про­тивной, и живёт она будто бы на болоте. Это не так. Кикимора живёт в до­ме. Иногда говорят, что это жена домового. Любопытно, что в разных местах её называют по-разному, в том числе — морой, марухой, марой. В Белоруссии же марой называют любую нечисть. В Польше рассказыва­ют сказки о том, как мара вредит людям, принимая разный облик. Ещё марой называют чучело, которое сжигают на костре в ночь на Ивана Ку­полу. Видимо, раньше мара была просто злым духом, воплощением смер­ти, мора. Кстати, её имя происходит от того же корня, что и русские сло­ва «мор» и «смерть». Но возможно, существовал и глагол с этим корнем, означавший «бить, разбивать, ударять, сжимать, хватать, душить». Несо­мненно лишь одно: совпадение имен русского и норвежского персона­жей — не случайность, а закономерность. Кстати, в слове «кошмар» тот же корень, только пришло оно в русский язык сравнительно поздно, в XVIII—XIX веках, из французского.

«Мара», «мара»... Да что же она, наконец, такое и отку­да берётся? На первый вопрос ответить очень сложно. Дело в том, что она — оборотень и может принимать самые разные обличья. Чаще всего это молодая красивая женщина, но может мара пред­ставляться и уродливой старухой, и страшилищем без головы, вро­де драуга (см. статью «Драуг»). С недавних пор её видят даже в об­лике человека в тёмно-сером костюме и шляпе. Может она прини­мать вид животного — чаще всего кошки. В норвежском языке есть даже отдельное слово, обозначающее мару-кошку, — марекатт (marekatt).

Кошка — маленькая, грациозная, ласковая и домаш­няя — в фольклоре многих народов связана с женщиной, а вот мужчина на кошку не похож. Он скорее напоминает дикого лесно­го зверя — неукротимого, сильного, агрессивного, поэтому если мужчина становится оборотнем, то превращается в волка или медведя. Таких оборотней тоже очень хорошо знают в Норвегии. Их называют варульвами и манбьёрнами (см. статью «Оборотни»). Но, несмотря на различия, можно сказать, что мара и варульв — один род волшебных существ, близкие родственники. У них есть общая черта: по некоторым преданиям, они одинаково появляют­ся на свет — от греха родителей. Например, если супруги не хра­нили друг другу верность или если мать пошла против Божьей во­ли и пыталась облегчить себе родовые муки: проползала под пупо­виной новорожденного жеребёнка или пролезала через конскую упряжь. Так делали, потому что считали, что у лошадей роды про­ходят легко. Пролезая в упряжь, женщина как бы становилась ло­шадью, ведь раньше люди верили, что сходство вещей не случай­но, но выражает их родственную природу, а сходство, искусствен­но созданное, связывает вещи и живых существ реальными связя­ми. Это основной принцип магии.