В субботу рабби остался голодным

— Ну, так они купят немного позже…

— Морт, ты говоришь так, как будто тебе не известно, что значит кладбище для нашей конгрегации. Вспомни — храм купил эту землю в прошлом году, когда президентом был Беккер. И что бы ты ни имел против Беккера, не забывай, что он бизнесмен. Он сделал меня председателем комитета, потому что считал, что тот, кто может продавать страховки, сможет продавать и участки на кладбище. И то и другое, как я сказал, — «неосязаемый товар». Он даже любил подшучивать надо мной на эту тему. «Марв, — говорил он, — ты продаешь им страховки, то есть вроде как ставишь на то, что они будут жить, а они ставят на то, что умрут. А когда продаешь им участок на кладбище, ты, сукин сын, обеспечиваешь себе выигрыш в любом случае, держа их на крючке!». И я даже использовал эту мысль, когда обрабатывал кое-кого из потенциальных клиентов, — вроде как в шутку.

— Согласен, ты хороший коммерсант, Марв. Поэтому я и оставил тебя председателем, когда назначал комитеты. Но к чему это ты?

— Я хотел только, — уклончиво ответил Марвин, — чтобы ты понял, что может значить кладбище для конгрегации.

— Но если мы не сделаем что-то прямо сейчас, мы можем потерять Горальских!

На Марвина это не произвело впечатления.

— Конечно, неплохо иметь при храме такого крупного магната, как Бен Горальский, но только если не приходится ползать перед ним на брюхе всякий раз, как он…

— Слушай, Марвин, если я тебе кое-что скажу, ты никому не проболтаешься? Представь: старик практически железно пообещал мне дать деньги на новую капеллу, причем не просто крупное пожертвование, а всю стоимость — может быть, сто пятьдесят тысяч долларов!

Марвин присвистнул.

— Сто пятьдесят штук?!

— Если не больше.

Марвин вытащил из кармана карандаш.

— Тогда у меня, похоже, есть идея. — Он пошарил еще, извлек из внутреннего кармана какой-то рекламный проспект и с досадой отшвырнул его.

— Что ты ищешь? Бумагу? — Шварц пододвинул к нему блокнот.

— Спасибо. — Марвин начертил большой квадрат и в нижнем правом углу поставил крестик. — Вот кладбище, а вот место, где похоронен Хирш. Хорошо: Горальский утверждает, что самоубийцу нужно хоронить в дальнем углу. Делаем угол. — Он начертил внутри квадрата овал, охватывающий всю территорию, кроме углов. — Если мы проложим кольцевую дорогу внутри кладбища, могила Хирша останется за ее пределами и — в углу. Что скажешь?

Шварц изумленно смотрел на чертеж.

— Марвин, ты гений! Ты это только что придумал?

— Ну, в общем-то эта мысль у меня уже возникала, только по другому поводу. Помнишь, пару заседаний назад я говорил, что нам внутри кладбища нужна дорога? Правление отвергло это предложение, потому что тогда они не хотели ввязываться в такие расходы. Но я много об этом думал, пытался найти такой вариант, чтобы дорога обеспечила доступ ко всем частям кладбища и в то же время съела как можно меньше земли. И вот этот вариант показался мне самым подходящим.

— Но разве кольцевая дорога не окажется дороже?

— А нам не надо делать ее всю целиком. Даже при нашем теперешнем бюджете на те деньги, которые мне уже утвердили, мы можем разметить ее и сделать для начала только один угол — тот, где лежит Хирш. А закончим, когда правление выделит больше денег.

— Черт возьми, Марв, я думаю, это решит проблему! Я же говорю — ты гений!

Но Марвин, казалось, колебался.

— А что делать с рабби?

— В каком смысле?

— Мы скажем ему?

Шварц подумал.

— Думаю, лучше сказать — хотя бы для того, чтоб уж наверняка знать, что трюк удастся.

Глава XIX

— Вы, конечно, шутите! — воскликнул рабби. — Это же просто какое-то средневековье! При нацизме совершались, наверное, сотни самоубийств, и вы отказали бы этим людям в ритуальном погребении?

— Но вы сами грозили старику Горальскому именно этим, как говорит его сын, — сказал Шварц.

— Грозил? Я просто пугал взрослого человека букой. Он может подтвердить, что это было не всерьез. Я всего лишь пытался убедить его принимать лекарства. Я же вам рассказывал об этом в храме.

— Да, но Бен Горальский явно принял это всерьез.

— В тот момент — вряд ли, — сказал рабби. — Но так или иначе, какие у вас основания утверждать, что Хирш самоубийца? Вывод полиции — смерть в результате несчастного случая. Я не поленился обсудить это лично с шефом полиции, и он считает, что практически все факты подтверждают этот вывод. Мы что, должны быть бесчувственнее в своих действиях по отношению к умершему и оплакиваемому человеку, чем гражданские власти?

— А если в конце концов будет решено, что это было самоубийство? — спросил Марвин Браун.

— Решено кем?

— Ну, судом.

— Даже в этом случае можно предположить, что у него либо было временное помрачение рассудка, либо он не мог противостоять навязчивой идее, а значит, по еврейскому Закону он не может считаться самоубийцей.

— Да, но если все-таки он был самоубийцей — просто предположим, что был? — упорствовал Марвин. — Тогда разве не должны мы — или вы — что-то с этим делать?

— Зачем вообще что-то с этим делать? Он был похоронен — это сам по себе акт очищения. «Земля Божья и все, что в ней». Само погребение очищает. Когда посуда становится трефной, вы очищаете ее, закопав в землю. Вы хотите сказать, что тело этого человека оскверняет землю Божью? Если это так, то где пределы этой земли? Границы ли это нашего кладбища, то есть искусственно проведенная линия, зарегистрированная в документах, или же эта земля простирается бесконечно, пока не достигнет океана?

— Тогда, может быть, есть какая-то молитва…

— То есть что-то вроде фокуса? Я должен, как фокусник, сделать несколько пассов над могилой? Вы это имели в виду, мистер Браун?

— Но послушайте, рабби, — сказал Шварц. — Мы все практичные люди, надеюсь, и перед нами стоит практическая проблема. Меня не волнует осквернение кладбища, и Марвина оно тоже не волнует. Но Бен Горальский, а также, очевидно, его отец, воспринимают это серьезно. Назовите это суеверием, если хотите, или невежеством, — факт тот, что это их беспокоит. Так вот, рабби, мы с Марвином — практичные люди. Как председатель кладбищенского комитета Марвин озабочен тем, чтобы эта история, если она выплывет наружу, не сказалась на продаже участков, а я заинтересован в том, чтобы сохранить для нашей организации Горальских. И мы выработали, как мне кажется, практическое решение этой неприятной маленькой проблемы, а от вас мы хотим всего лишь получить некоторую информацию. Речь идет о строительстве кольцевой дороги внутри кладбища. Вот такой… — Шварц извлек чертеж. — Вот здесь похоронен Хирш. Если мы оставим его за пределами дороги и отныне будем продавать участки только во внутренней части, будет ли это согласовываться с правилами? Хирш фактически даже выиграет: поскольку мы не сможем использовать землю в углах, то, конечно, ее нужно будет озеленить — посадить какой-нибудь кустарник, деревья… Мы хотим знать: не противоречит ли это правилам?

Рабби поднялся. Он по очереди посмотрел на каждого из своих собеседников, словно не в силах поверить, что они не шутят.

— Разве человек — собака, — спросил он тихо, но едва сдерживая негодование, — чтобы перекидывать его тело туда-сюда, как вам заблагорассудится? Разве служба, которую я отслужил на его могиле, — это какие-то шаманские заклинания, не имеющие ни значения, ни смысла? На прошлой неделе я вместе с другими раввинами направил петицию в Государственный департамент с просьбой выразить протест по поводу осквернения еврейских могил русским правительством. А теперь вы хотите, чтобы я участвовал в осквернении одной из могил на нашем собственном кладбище ради удовлетворения предрассудков какого-то взбалмошного и невежественного старика и его не менее взбалмошного и невежественного сына? Может быть, назначить нашим ритуалам цену и продавать их тем, кто больше даст?