В сумерках мортидо

“Если захочет, устроит настоящие неприятности”, – вновь понеслось в голове у Павла.

Но главный повел себя неожиданно. Он добродушно заулыбался и кивнул сидящим за столом.

“В конце концов, ничего необычного не происходит. Будто он не знает, что иногда хирурги выпивают. И я с ним за одним столом выпивал неоднократно”, – подумал Павел и успокоился.

– Ничего друзья, ничего. Я к вам присоединюсь, не прогоните?

– Проходите.

Павел все же чувствовал неловкость. И только Костя, казалось, не был ни напуган, ни смущен.

– Проходите, проходите, – подхватил он приглашение и тут же полез за четвертой рюмкой.

– Паша, рюмки у тебя чистые? – и не вслушиваясь в ответ, он наполнил пустую рюмку коньяком, а заодно – плеснул понемногу в остальные.

– Костя, у тебя все в порядке? – не глядя на него и как бы равнодушно, как бы из вежливости спросил Малова тот, кого звали Слон.

– Конечно, разве могло быть иначе?

– Вот и ладненько.

Разговаривают на равных, будто оба знают одну и ту же тайну, промелькнула нелепая мысль, и Павел поймал себя на том, ему не нравится их простенький диалог. А что именно? Этого он не знал. Чувствовалось, однако, что говорят они о чем-то конкретном – о том, что не предназначено для чужих ушей. И вопрос Слон задал не из вежливости. Очень жесткий вопрос, по существу, размышлял Павел, переваривая только что услышанное.

Но уже через секунду показалось ему, что он сам, усталый и раздраженный, все напридумывал. И ничего не обычного нет в банальной болтовне знакомых людей. И только какой-то горький осадок опустился куда-то глубоко, а черная мглистая аура взвихрилась над ним и болезненно стиснула виски. А ведь у него – все хорошо…

В тот момент, когда в дверях появился главный врач, Петр Семенович смутился еще сильнее. Он даже покраснел и, едва поздоровавшись, он тут же засобирался.

– Мне пора, – произнес он извиняющимся тоном, но поднялся из-за стола решительно, не давая остальным право его уговорить. – Спокойной ночи. А вам, Павел, спокойного дежурства.

– До свидания.

– До завтра, доц.

Тускланов вышел.

– А он-то что делает в больнице? Уж скоро десять. Жена что-ли из дома выгнала, – задал резонный вопрос Слон.

– Зачет, говорит, принимал.

Костя проговорил фразу двусмысленным тоном, вкладывая в слово зачет какое-то новое и неприличное значение. Получилось смешно. Главный прыснул.

– Зачет, – протянул он понимающе. – Вот старый пердун.

Он снова захохотал, на этот раз над своими собственными словами, а потом повторил, выговаривая неприличное слово так, словно это был некий пароль, подтверждавший их общую принадлежность к некому тайному сообществу. – Пердун.

Он рассмеялся в третий раз. Вот только глаза у него почему-то не смеялись, они смотрели сухо, настороженно, как у мертвеца.

– Ну как там Куваева? – на этот раз он обратился Павлу.

– Нормально, как обычно, без осложнений, – быстро ответил Павел.

– Я приказал не пускать мужа в реанимацию. Пусть почувствует себя простым рядовым гражданином. Опустится с небес на землю. Правильно?

– Конечно, конечно, – закивали оба хирурга, – пусть почувствует. У нас свои правила. Банкир, губернатор, президент – нам без разницы, у нас строго.

– А завтра в пять, он появится у тебя в отделении. Вот тогда, Паша, похлопочи. Не то, что бы особый режим, но посетителей на время удали. Ну, там, карантин… Тараканов, мол, будем морить… Придумай сам. Охрану в отделение не пускай, я не разрешил. Куваев знает, он не против. Пусть ждут его на лестничных клетках. Нечего больных запугивать. А больные? Как обычно, никаких ограничений. Пускай гуляют, смотрят телек, пусть кашляют, пукают, стонут. Одним словом, никаких мер строгого режима. Не зона. Больной для нас – самый главный директор и банкир. Больница существует для больного. – Он так увлекся своею риторикой, что начал жестикулировать. Он поднял указательный палец и указывал им куда-то вверх, вознося туда же умозрительного больного, “своего главного директора”. – Да!

– Да! – не искренне согласились Павел и Костя.

Он опомнился и внимательно посмотрел на палец, сделав вид, что ищет не нем заусенец, потом сжал пальцы в кулак и опустил на колено.

Возникла пауза. Пожалуй, она грозила затянуться.

Костя и Павел одновременно нашли выход. Они приподняли свои рюмки: – Ваше здоровье.

– Hет, нет, бросьте ребята, мы же – хирурги, одна семья. К чему – ваше здоровье… Наше здоровье! Правильно?

Оба хирурга согласительно кивнули и выпили.

Высокопарные выражения начинали им надоедать, но Павлу, хозяину кабинета, покинуть общество было неудобно, Костя не двигался с места, не желая оставлять друга наедине с не самым приятным и легким собутыльником, а их собеседник вдруг задумался и тоже пока не собирался уходить…

Ничего не оставалось, как снова разлить!

Бутылка закончилась. Павел нагнулся, чтобы достать из тумбочки стола еще одну. Когда он выпрямился и поднял глаза, он случайно поймал взгляд насмешливых Костиных глаз, который что-то беззвучно, но явственно сигнализировал их третьему на сегодняшний вечер компаньону. Павел посмотрел на главного… Не успел. Отпечаток начальственности и напыщенности уже пронизывал его взор – маленький капрал, пройдясь вдоль передовой, опять вскочил на бронзовый пьедестал, напялил треуголку и задрал подбородок к небу.

“Почему-то мне кажется, – вяло подумал Павел, – что скоро и у Кости Малова появится такое же выражение. Капральское. Нет, у нас оно – сержантское. Плохо. Ах, как много поводов выпить”.

Павел скосил глаза и попытался рассмотреть свое отражение в стеклянных дверцах книжного шкафа.

Корешки книг со специальными названиями – хирургия кишечника, эндокринная хирургия, общая хирургия… Они прыгали, наскакивали друг на друга, смешивая лаконичные термины, отображающие суть, преобразуя их в бессмыслицу – рак прямой молочной кишки железы…

“Бр-р! Я опьянел. Все, хватит! Я же дежурю”.

– Не забудь, Паша, про Куваева, – напомнил главный.

Он встал. Вскочил и Малов.

– Я провожу.

– Не волнуйтесь, все в порядке, – не в такт, не в тон ответил Павел и не встал, когда главный врач лишь слегка прикоснулся к его ладони, делая вид, что пожимает руку.

Утром его разбудила Катя. Набравшись смелости, она постучала в дверь и, когда заспанный и немного опухший со сна и коньяка Павел, голый по пояс, в одних только легких хлопчатобумажных операционных брюках, приоткрыл дверь, шустро протиснулась к нему в кабинет и обняла за торс.

– Доброе утро, дорогой.

– Катя, что-то случилось?

– Нет, нет, ничего, все спокойно, прости, но уже семь, а вчера ты не пришел. Обещал!

Катя терлась низом своего живота о его и, несмотря на легкое похмелье и некоторую ночную скованность, Павел опять почувствовал прилив крови у себя под трусами.

– Сколько времени, ты сказала?

– Мы успеем, успеем, – зашептала Катя исступленно.

“Семь, – тупо прикинул Павел. – Подняться в реанимацию, обзвонить этажи, умыться, побриться. На кухню не пойду, кто-то пробу все равно снимет. Дневники тяжелым запишу потом, после рапорта”.