В сумерках. Книга вторая

«А хорошо, что не надо сегодня встречать немцев, – подумал он, прислушавшись к покою собственной души. – Горячку порет Ира Игоревна, как всегда. Сорвалась, поехали! Но ведь перенесли же на завтра – значит, сразу можно было перенести. И сама приедет завтра».

Давно так хорошо не чувствовал себя Бениамин Аркадьевич. Хорошо-то как – ощущать себя в неспешности окружающей природы! Он совершенно успокоился и решил еще немного поплавать.

Глава четвертая

Переселение народов

Вечером Тамара и Розалия провожали Михаила Крайнова на железнодорожном вокзале. Над раскаленным асфальтом перрона плавился воздух. Женщины в оранжевых жилетах убирали последствия китайской торговли. Пекинский уже ушел.

«Единичка» – так называли скорый «Владивосток – Москва» – задерживалась. Дважды объявили прибытие, а ее нет и нет. Все трое молча курили, дожидаясь окончания неизбежного ритуала прощания у вагона. Слова, сказанные заранее, не требовали повторения. Могли и не приходить на вокзал, сам бы уехал. Тамара с облегчением заметила, что на перрон подтянулись продавцы мороженого, – значит, сейчас точно прибудет.

Михаил Филиппович купил в турагентстве автобусный тур по европейским столицам и билет на проходящий поезд до Москвы, чтобы там присоединиться к группе, под руководством гида добраться до Бреста, пересечь границу Польши, проехать через Берлин, Дрезден, Париж.

– Десять дней, за которые я потрясу мир! – комментировал Михаил Филиппович свое решение отправиться в вояж.

Накануне отбытия признался: возвращаться тем же автобусом он не станет. Сойдет где-нибудь на обратном пути и задержится на месяц или на год – как пойдет дело.

– У меня там в каждой столице и в окрестностях подельники, кореша. Диссиденты! Погуляю, пока не повяжут. Мне еще и на родину на историческую надо, в Мерзебург. Я ж там родился, а ничё не помню. Интересно посмотреть.

– Вышлют же! – волновалась Розалия.

– Сам уеду, когда наскучит.

– Визу не дадут тебе больше никогда.

– Дак я больше не соберусь туда. Сейчас-то со скрипом пустили: подтвердите, говорят, вашу платежеспособность и налоговую чистоту! Ха. Подтвердил. Справку о реабилитации приложил.

Воспользоваться официальным приглашением Михаил Филиппович не хотел. Ему предлагали оформить приглашение, особенно настойчиво звал один товарищ по совместному пребыванию в «Темь-6». Отказался. Ответственность принимающей стороны тяготила бы Крайнова. Приедешь к одному в Германию, а другой во Франции живет, третий в Бельгии – к ним тоже охота, а приглашение на этого выписано, который в Германии, и он обязан за гостя отвечать, сопровождать, следить, как бы чего не пошло криво. Крайнов сейчас, в свои пятьдесят шесть, по-особенному понимал и ценил свободу, причем именно в собственной трактовке этой неоднозначной для философов категории. Свобода – когда сам за себя. Предусмотрительность и законопослушание третьих лиц не должны ограничивать его волеизъявление. Точка.

Запасся разговорниками. Немецкий язык Крайнов учил в школе, английского нахватался у сына. Не того сына, взрослого и чужого, непростившего, а сына, рожденного в новом браке уже после отсидки. Всё, связанное с супружескими отношениями, он держал вне комментариев, оставаясь и в обязательствах, и как бы на воле. Мог спонтанно не ночевать дома, мог внезапно уйти на сплав с компанией друзей, закрыв мастерскую и не сообщив клиентам, когда вернется. Мог сорваться и поехать в Киев, в Москву. Жену никогда ни с кем не обсуждал и не знакомил. Она оставалась за кадром его публичной жизни, работы, загулов и увлечений. Виделась со стороны как бы святой. Не дурой же! Розалия порой говорила: «Не дура же она!». Оставалось соглашаться.

Свела эту троицу мастерская. Новую машину – папину «восьмерку» пора было менять – Тамара решила оттюнинговать и воспользовалась рекомендацией прежней коллеги, Людмилы Ивановны, одноклассницы Крайнова. Тот оказывал весь спектр незаменимых услуг, а если чего-то не делал сам, направлял к надежному специалисту в соседний гараж, а то и на три-четыре гаража дальше. Однажды Тамара завернула в мастерскую к Крайнову вместе с Розалией. Та его околдовала, даже с места не вставая. С тех пор они дружили втроем. В редакции поговаривали, будто подруга отбила у Тамары поклонника, хотя на самом деле треугольник сложился вовсе не такой тривиальный. Михаила и Розалию связывали очень близкие отношения, но вся конструкция держалась на дружбе этих двоих с Тамарой. И вот один из троицы пошел в отрыв.

– Денег должно хватить на год, ориентировочно, – рассуждал Михаил. – Может, удастся там подработать на месте, может, вышлют в Россию, может, вообще там посадят.

О посадке «там» он упомянул весело, с какой-то вроде надеждой. Тамара требовала объяснений. Розалия приняла новость на удивление спокойно. Она понимала, с кем имеет дело. Не подала виду, злится или сожалеет. Уже на подножке вагона подруги вручили Михаилу кошелечек с «неразменным долларом». Символический подарок – оберег, с пожеланием привезти его назад, не обсохнуть в странствиях до последнего.

– Мог бы с собой позвать, – сказала Розалия мрачно поздним вечером, когда, проводив Крайнова, они сидели на кухне у Тамары.

– И ты поехала бы?

– Нет.

Розалия заснула быстро, только подушки головой коснулась, будто провалилась в небытиё. Тамара этого не заметила и долго еще мечтала вслух, как заработают они с Розалией денег – нынче выборы в Законодательное собрание, хорошо заработать можно, если не зевать, – и поедут в Турцию, на море отдыхать. В Европу сложно визу оформлять, а в Египте жарко. Надо начинать с Турции. Возьмут дочек. Дочь Розалии Яна совсем взрослая, на будущий год школу оканчивает, а ни разу еще моря не видела. Вероника тоже не видела моря. Родители возили Тамару на море в ее советском детстве раз пять, а Вероникино детство пришлось на девяностые, когда на окраинах империи шла война, да и денег не хватало, да без отца. Девчонка все детство на даче пробгала. Так вот, заработают они денег, поедут на турецкое море, только сначала Тамаре надо с кредитом расплатиться… Тут Розалия, ночевавшая на кушетке, храпнула. Тамаре хватило ума не спрашивать, спит ли подруга. Она еще помечтала молча, и сама уснула.

Приснилась «заграница», вся на островах. Между островами реки. Реки текут в море. В море Таня Иванова. Плыви, говорит сюда, манит, манит Тамару. Сама на балконе стоит в городе Будапеште. Почему в Будапеште, если живет в Праге? А Таня рассердилась будто и показывает на автобус. Тамара смотрит, а по Будапешту автобусы «Икарусы» идут один за другим. Поняла: значит, Таня в Будапешт на автобусе приехала. Прямо из Теми, туда автобус ходит. Какой маршрут, спрашивает, а та говорит: любой. Все автобусы в Теми венгерские, садись и поезжай.

Проснулась растревоженная. Не зря Таня уехала. Да и вообще все вокруг на чемоданах: кого ни спросишь – либо дети уехали, либо сестра замуж вышла, либо языки учат, страну себе присматривают для ПМЖ. А то и вовсе: был человек, а хватишься – нету. Уехал, говорят. Уехал по-тихому. Самые отчаянные рвутся в США. Умные – в Канаду. Кто попроще – в бывшие соцстраны. Богатые никуда не едут, виллы покупают в Испании.

– Хочешь в Испанию? – спросила утром Розалию. Та кофе пила, поперхнулась.

– Хочу! – и смотрит выжидающе, что дальше.