В тебе моя жизнь...

Тем не менее, не обращая никакого внимания на свое сердце, бешено забившееся в груди, Марина попрощалась с Долли (той явно было совсем не до этого) и повернулась к Анатолю, стоявшему чуть поодаль от возка на крыльце. Он ступил ближе, видя, что прощание окончено, и, кивнув приветственно дамам внутри возка, подал руку жене, помогая той ступить на снег.

— О, Анатоль Михайлович, c'est vous [199] ?! — к Марининому вящему неудовольствию тут ее голос дрогнул от волнения, и по его вспыхнувшим в этот миг глазам Марина поняла, что ему было приятно осознать ее нервозность в этот момент. Он поднес ее руку к своим губам, а она продолжила, все еще находясь в роли жены, ожидающей супруга лишь через некоторое время. — Je ne m'attendais pas `a vous voir sit^ot [200]

199

это вы?! (фр.)

200

я не ожидала увидеть вас так скоро (фр.)

Анатоль удивленно поднял брови, и Марина поняла, что ей срочно необходимо исправить свою оговорку. Тем паче, лакей уже закрыл дверцу возка, и тот уже отъезжал от дома.

— Я имела в виду, что написала вам письмо с просьбой приехать к Рождеству, — с этими словами она судорожно сжала пальцы другой руки, надежно спрятанные от его взгляда в лисьей муфте. Похоже, ей будет, в чем покаяться на исповеди отцу Иоанну — грех лжи просто множился в своем размере с каждой минутой. — А вы тут… так скоро после… Mas le plus t^ot sera le mieux, n'est-ce pas? [201] — ту она замолчала, испугавшись, что сейчас от волнения начнет опять говорить глупости, чем еще больше уронит себя в глазах Анатоля.

201

Но чем раньше, тем лучше, не так ли? (фр.)

Он отпустил ее ладонь из своих пальцев, но тотчас взял ее под руку и повел в дом. Все это молча, ни единым намеком не выдавая, с чем он пожаловал, по какому поводу намерен нарушить спокойное течение ее жизни в имении. В прихожей Анатоль без единого слова помог ей снять салоп и шляпку, передал все это подступившему к нему лакею и снова предложил ей руку, провел в большую гостиную, где уже ярко горел в камине огонь за расписным экраном да на сервирочном столике был подан вечерний чай.

— Я подумал, что нам будет удобнее здесь, а не в столовой, — нарушил молчание Анатоль, и Марина вздрогнула от неожиданности.

— Оui, bien s^ur [202] , — проговорила Марина, опускаясь в кресло. Разумеется, ему было удобнее здесь, в гостиной, ведь за столом им обязательно прислуживали бы слуги, а это означало, лишние уши при разговоре. Значит, беседа будет интимной, предназначенной только для них двоих, поняла Марина и похолодела.

Анатоль тем временем прошел к камину, поворошил угли. Затем повернулся к супруге:

— Вы послужите? — кивнув на чай.

Хорошо, поднялась Марина и разлила им по парам горячий, свежезаваренный чай. Потом добавила в чашку мужа молока и сахара и опустилась на свое место. Анатоль быстро прошел к столику и занял место напротив своей супруги.

202

Да, конечно (фр.)

— Вижу, вы не забыли мои вкусы, — отметил он, помешивая серебряной ложечкой чай. — C'est agr'eablement [203] , весьма…

Марина положила свою ложечку для варенья на блюдце с громким звоном, чуть ли не бросила ее. Потом подняла глаза и посмотрела прямо на Анатоля, который наблюдал за ней с нескрываемым интересом до сих пор, отрядно действовавшим ей на нервы.

— Ne gagnerez du temps, je vous prie [204] , — тихо проговорила она. — Скажите прямо, зачем вы здесь? Означает ли ваш приезд ваше желание faire la paix [205] ?

203

Приятно (фр.)

204

Не тяните время, умоляю вас (фр.)

205

установить мир, поладить с кем-либо (фр.)

Анатоль с минуту просто смотрел на нее, на ее побелевшее от напряжения лицо, на стиснутые на коленях руки. Потом откинулся назад, на спинку кресла, явно наслаждаясь ее нервозностью.

— Я здесь, чтобы забрать вас в столицу. Мы выезжаем завтра утром, — он немного помолчал, а потом продолжил. — Нет, мой приезд сюда вовсе не означает, что я готов подставить другую щеку, как велит нам Библия, — та, получившая удар, все еще болит, не давая мне забыться даже на минуту.

Глава 29

«Я ценою жизни покупаю право любить тебя любовью вечной, в которой нет греха, и право сказать в последний раз: «Люблю тебя».

Марина закрыла книгу Руссо, дочитав эти строки, и взглянула на тетушку в который раз. Вопреки мнению докторов, ей казалось, что Софья Александровна все-таки слышит ее и понимает, что происходит вокруг, несмотря на то, что глаза ее теперь постоянно закрыты, и она не может шевельнуть даже пальцем.

Пару недель назад тетушка перенесла второй удар. По мнению докторов, ему суждено было быть последним, ведь сразу после него женщину парализовало полностью — она могла лишь глотать да шевелить глазами, показывая «Да» и «Нет» на вопросы ухаживающих за ней. А спустя несколько дней после того, как Анатоль в срочном порядке привез Марину в столицу, полагая, что той следует успеть проститься с тетушкой, Софья Александровна и вовсе впала в это состояние, в котором находилась и по сей час.

— Готовьтесь, — сурово сказал доктор, и семья Ольховских поняла, что на этот раз надежды нет. Да и как можно было надеяться на другой исход, если бедная женщина не могла даже есть в таком состоянии и только слабое, еле ощутимое дыхание выдавало в ней проблески жизни?

Марина отложила книгу в сторону и подошла к постели, на которой лежала ее тетушка, поправила той одеяло, погладила лоб и щеки.

— Как же так, милая? — прошептала она. — Как же так? Почему так рано пришло твое время? Вон сколько людей, что гораздо старше тебя, а они по-прежнему в добром здравии.

Раздался стук в дверь, и на пороге появилась одна из горничных.

— Прошу прощения, Марина Александровна, но барыня велела вам сказать, что нужно ехать собираться к бале, — тихо проговорила та, сделав неловкий книксен под взглядом Марины.

— Передай барыне, что скоро.

Дверь закрылась, и Марина снова осталась наедине со своей теткой. На мгновение ей показалось, что Софья Александровна уже покинула этот мир, настолько неуловим было движение ее груди. Марины быстро достала из карманчика платья маленькое зеркальце, которое уже несколько дней постоянно носила с собой, и поднесла ко рту тетушки. То запотело, выдавая слабое дыхание, и Марина облегченно вздохнула. Она убрала его обратно и после обняла тетушку, еле сдерживая слезы.

Софья Александровна всегда была столь добра к ней. Не просто оплатила ей обучение в институте, а постаралась хоть как-то заменить ей отсутствующую мать — дарила свою нежность и тепло, так что Марина вовсе не чувствовала, что она одинока здесь, в Петербурге. А теперь ее не будет более…

Марина наклонилась ближе к уху Софьи Александровны и прошептала в него:

— Надеюсь, что там вам будет гораздо лучше, чем в этом грешном мире. Я не знаю, где вы сейчас душой — там уже или все еще с нами, но хочу, чтобы вы знали — я никогда вас не забуду, никогда. — Она немного помолчала, а потом добавила. — Прощаюсь с вами снова, как и вчера, уж не обессудьте — не знаю, будете ли с нами, когда я приду завтра поутру… Мне пора идти сейчас — приглашение на праздник в Зимний, от такого не отказываются, — она было поднялась, но потом опять приникла к тетушке. — Если вы встретите его там… князя Загорского… прошу вас, скажите ему… скажите…