В темном-темном космосе (сборник)

– Он имел прекрасную возможность уложить меня, когда я забирался сюда вслед за ним, – сказал человек у двери. – Но он искал, куда спрятаться.

Джаллин старался обоих не упускать из виду. Но это не могло продолжаться вечно. Кто-то должен сделать первый ход – а он так и не определился, в кого стрелять.

– Вот если бы ты появился минутой позже, – сказал Джаллину человек в коричневом, – тогда бы не было бы никаких проблем; кое-кто бы уже получил свое.

– Верно, – согласился человек у окна.

В этот момент Джаллин почувствовал: в отношениях двух мужчин произошла перемена. Время истекло. Они собирались стрелять. Кого из них он должен…

Не меняя выражения, не меняя позы, Джаллин выстрелил. И тут же сухо треснули два револьвера.

Охваченный дрожью Джаллин открыл глаза и понял, что даже не ранен. Человек в синем лежал там, куда его отбросило выстрелом из ружья. Он не шевелился.

Человек в коричневом убрал револьвер в карман и начал расстегивать пальто левой рукой. На правом плече расплывалось пятно крови. Под пальто блеснул значок.

– Верная догадка, – похвалил детектив.

– Это не догадка, – пробормотал Джаллин, бережно опуская ружье на пол. – Я все продумал.

– Как?

– Вычислил, что он – Бернс, – медленно начал Джаллин. – Он стоял в дальнем углу, значит вошел в комнату первым.

– Логично, – согласился детектив, но его голос прозвучал как-то странно. – Однако должен заметить, что ход твоих рассуждений ошибочен.

Джаллин непонимающе уставился на него.

– Может показаться немного странным, но мы, городские жители, никогда не рассчитываем, что входная дверь будет открыта. Бернс залез в окно. Я – следом за ним. В тот момент он мог уложить меня, если б не искал, куда спрятаться. В общем, мы кружили по комнате. Я не хотел стрелять первым: если б я промазал, вспышка выдала бы мое местоположение. Бернс рассуждал примерно так же. Когда ты включил свет, мы прошли половину круга. – Детектив устало улыбнулся. – Свет остановил нас. Но если бы ты щелкнул выключателем на несколько секунд раньше – или позже, – я бы снова был у окна, через которое проник в комнату.

Джаллин шумно втянул воздух.

– Ну, – сказал он, – в кого-то же нужно было стрелять.

Через всю страну

После Альбукерке шоссе 66 ровное и горячее. Словно стрела, рассекает оно пустыню Мохаве и устремляется в Южную Калифорнию. Шоссе 66 точно знает, куда бежит.

Я тоже знал, куда направляюсь. Заправочный бак полон, к переднему бамперу привязан пластиковый мешок с водой. Радио, разумеется, не работает. А воздух – как поцелуй доменной печи. В довершение ко всему я один. Но все это было не важно. Потому что я ехал на Аляску, Гавайи, Таити – или еще куда-нибудь. Назовите любое место.

Потом я увидел парня. Он стоял на обочине бесконечной ленты шоссе и голосовал. На нем был темный костюм, в руке – потертый коричневый чемодан.

Я проехал метров пятьдесят, прежде чем остановиться. Он мчался к моей машине так, словно боялся, что я передумаю.

– Тебе не говорили, что нельзя оставаться посреди пустыни? – спросил я его.

Он забрался в машину и откинулся на сиденье, переводя дух.

– Я поймал попутку на окраине Альбукерке, – объяснил он. – Но водитель свернул в индейскую деревушку в пустыне и поэтому высадил меня здесь. Представился школьным учителем.

– Вот тебе и урок, – сказал я. На вид ему было двадцать два, на пару лет моложе меня. Рослый парень с правильными чертами лица и аккуратно зачесанными волосами. – Ты говоришь как житель Нью-Йорка.

– Так и есть.

– Далеко собрался?

Он ответил не сразу.

– Скорее всего, в Калифорнию.

Мне он сразу понравился. Наверное, напомнил мне, каким я был четыре года назад. Я тоже хотел путешествовать, но боялся бросить дом, работу и девушку. Я тоже мялся, отвечая на вопросы, куда направляюсь и что собираюсь там делать. Но я уехал. Путешествовал по стране, перебиваясь временной работой. За исключением пейзажа – везде одно и то же. Но сейчас меня ждут Аляска, Гавайи, Таити…

Почти весь день ехали молча. Поменялись местами, и я вздремнул. Потом пересел обратно за руль. На заправке, когда мы в тени потягивали содовую, он спросил:

– Будешь проезжать через Пасадену?

– Конечно. Хочешь сойти?

– Еще не знаю. У меня там знакомые, и я подумал: может, заглянуть, поздороваться. Но не знаю, стоит ли.

– Почему бы и нет?

– Ну, они переехали из Нью-Йорка сюда три года назад и навряд ли меня помнят.

– Попытка не пытка, – сказал я.

Солнце почти скрылось за горизонтом, и пустыня начала остывать. Мы поехали дальше. Через некоторое время он нарушил молчание:

– Можно спросить, куда ты направляешься?

– Конечно. Для начала на Аляску.

– Ух ты! – удивился он. – А почему на Аляску?

– Никогда там не был. А ты разве не хочешь побывать там, где ни разу не был?

После очень долгой паузы он сказал:

– Пожалуй, да.

– Отлично. Поехали вместе, – предложил я.

Он сцепил руки, как человек, которого что-то гнетет.

– У меня мало денег.

– Можно подзаработать. Я подрабатывал где и кем только мог. На Аляске, наверно, буду валить лес или таскать рыболовные сети. А нет, так устроюсь мыть посуду. Если не боишься тяжелой работы, то ни от кого не зависишь.

Я избавлюсь от одиночества. А он разберется в себе.

– Ты возьмешь меня с собой?

– Почему бы и нет, если ты хочешь? Я планирую продать машину и рвануть на Аляску. Потом самоходом до Гавайев. Побыть там немного – и отчалить на Таити.

Его это впечатлило. В Нью-Йорке, должно быть, Гавайи и Таити казались ему такими же далекими, как лунные кратеры. Но он никак не мог решиться.

И тогда я понял, в чем дело.

– Она очень красивая?

– Что?

– Твоя девушка из Нью-Йорка.

Он не ответил. Но иногда молчание красноречивее любых слов.

– Думаю, так и есть, – сказал я. – Но, поверь мне, тут ничего не поделаешь. Я оставил очень милую девушку в Нью-Йорке – медсестру. Наверное, она уже замужем.

– Ты жалел об этом? – осторожно спросил он.

– Конечно. Но человек не может иметь все. Я выбрал дорогу.

Потом мы молчали. Должно быть, он думал о своей девушке, а я вспоминал свою. Мы собирались обручиться, но страсть к путешествиям не давала мне покоя. Однажды ночью я написал ей длинное бессвязное письмо о том, как сильно ее люблю, и о том, что не могу остаться. Я бросил сумку в машину и отправился в путь. Через полторы тысячи километров я едва не развернулся. Едва.

Мой попутчик долго молчал, вглядываясь в темноту. Наконец вздохнул и откинулся на сиденье.