В тени горностаевой мантии
Шрифт:
Задание было трудным. Во-первых, положение Анны при Дворе и ее слава «d'egustatrice», вряд ли могли способствовать сближению с княгиней, которая после смерти мужа вела едва ли не монашеский образ жизни. Но недаром Анна столько времени прожила при Дворе. За две недели она собрала все сведения, все сплетни о княгине, узнала и тайну давней размолвки между бывшими подругами, когда Екатерина Романовна пыталась присвоить себе главную роль в перевороте и открыто считала, что троном Екатерина II обязана именно ей. Рассказали Анне и о дурном характере княгини, об отсутствии по этой причине у нее друзей, и о страстной привязанности к детям — к сыну и дочери, которые платят матери полным пренебрежением. Скоро фрейлина смогла составить себе полный портрет Екатерины Романовны, одинокой и несчастливой женщины, ведущей чрезвычайно скучную жизнь…
И тогда, будучи
Обе женщины много говорили о загранице. Анну действительно интересовали живые впечатления княгини. А той более некому было особенно-то и рассказывать. Кстати, Екатерина Романовна поведала Анне довольно много интересных подробностей о герцогине Кингстон, о которой все никак не утихали разговоры при Дворе. Рассказ княгини оказался полным неожиданностей и довольно забавным для характеристики английской аристократки.
— Прежде всего, ma ch'erie, никакой герцогини Кингстон не существует. При Дворе принцессы Уэльской, матери его величества короля Георга II, была юная фрейлина мисс Элизабет Чедлей. Красивая, как все юные особы, но, в отличие от большинства английских девиц, умна и с пламенным темпераментом. Среди многочисленных поклонников она выбрала самого неудачного — молодого повесу герцога Гамильтона. А результат вам должен быть понятным. Воспользовавшись ее неопытностью, герцог обольстил девицу и, оставив все свои обещания и клятвы, покинул ее. Правда, нужно отдать должное его деликатности. Их связь не была афиширована. Английский Двор — не наша деревня. С этого начались тайны, окутавшие мисс Чедлей, как покрывалом.
Через несколько лет она вышла замуж за королевского капитана по имени Гарвей, бывшего младшим братом графа Бристоля. Обвенчались тайно, понеже родители были против. Их брак с ее стороны был заключен без любви, и жизнь тайных супругов скоро превратилась в сущий ад. В результате они расстались. И мисс Элизабет Чедлей, она так и не приняла имени мужа, с разрешения принцессы Уэльской, отправилась путешествовать. В Дрездене ей оказывал чрезвычайное внимание курфюрст Саксонии и польский король Август Третий. В Берлине какое-то время ею был увлечен король Фридрих. Однако недостаток в средствах заставил ее вернуться в Англию.
Здесь она, несмотря на противодействия супруга, не желавшего давать ей свободы, уничтожила церковные записи о своем браке и вышла вторично замуж за старого герцога Кингстона, потерявшего голову при встрече с юной aventuri'ere <Авантюристки (франц.).>. Старик, как и полагалось, вскоре умер, оставив по завещанию все свое громадное состояние молодой вдове.
Вы сами понимаете, мой друг, что родственники герцога не могли допустить такой несправедливости и возбудили процесс. При этом Элизабет Чедлей обвинялась сразу по двум статьям — во-первых, за двоемужество и во-вторых, был возбужден спор по поводу действительности духовного завещания, поскольку она вышла второй раз замуж при жизни первого мужа. Ежели ее признали бы виновною, то по старинному закону за двоемужество ей грозило бы зело тяжкое наказание. В случае снисхождения — публичное клеймение палачом, в тяжком же разе — смертная казнь. Однако аглинский суд — поистине улиссово измышление. Наша героиня нашла таких стряпчих, кои не токмо добились оправдательного приговора, но и сумели все состояние герцога Кингстона оставить при ней. Вот что такое герцогиня Кингстон, ma ch'erie.
— Но ваше сиятельство сказывать изволили, дескать, герцогини Кингстон не существует?
— В этом все дело. Суд постановил считать второе замужество сей особы незаконным. Однако, понеже в завещании была указана не герцогиня Кингстон, а девица Элизабет Чедлей, завещание старого герцога посчиталось имеющим законную силу. Конечно, свет отвернулся от такой авантюристки. Вот тогда-то она и решила проникнуть к русскому Двору.
— Но как же так, зачем не знали мы сего ранее.
— Ах, моя дорогая. Я ведь писала ее величеству, без особых подробностей, конечно, советовала быть осторожнее.
— Я этого не знала.
— Не думаю, чтобы вы знали все, ma ch'erie. У государыни, наверняка, есть тайны даже от вас…
Анна поняла язвительность намека, но промолчала. Во время одной из встреч она ненавязчиво поведала княгине об идее императрицы по поводу предполагаемого назначения.
Вздорный характер Екатерины Романовны тут же проявился, подвигнув ее прежде всего отказаться. Она написала резкое письмо государыне и к полуночи велела заложить карету, чтобы ехать к Потемкину, который на короткое время вернулся в Петербург и жил у себя дома. Именно он должен был из рук в руки передать ее отказ Екатерине.Светлейший уже был в постели, но княгиню Дашкову не принять не мог. Он прочитал письмо и, не глядя на автора, изорвал листок и бросил на пол. Княгиня вспыхнула. Григорий Александрович поднял руки и сказал:
— Тут на столе есть перо, есть чернила и бумага. Садитесь, пишите, пожалуй, снова. Только все это вздор и бабьи страсти. Вы умная женщина, зачем отказываетесь? Императрица и в мыслях не имела вас обидеть. Пребывая в должности, вы будете часто видеться с нею и, возможно, сумеете что-то наладить… По правде сказать, она умирает со скуки, столько дураков ее окружают.
Трудно сказать, что ее убедило. Осторожная ли настойчивость фрейлины, к которой она успела привязаться, мудрое ли суждение Потемкина… Но через несколько дней Екатерина Романовна все-таки отправилась в Сенат присягать на новую должность.
8 сентября ночью обрушилась на Царское Село небывалая буря. Жестокий юго-западный ветер ломал деревья в парке. В покоях императрицы оказались выбиты стекла. И Екатерина велела всем собираться, чтобы ехать в Петербург.
Однако в столице картина была не менее угрожающая. Сильные порывы ветра с моря подняли воду в Неве. В ночь с девятого на десятое уровень воды поднялся на десять футов. Почти все низменные части города оказались залитыми. Современники писали: «От сего наводнения освобождены были токмо Литейная и Выборгская части города; в частях же, покрытых водою, оно и в маловременном своем продолжении причинило весьма великий вред. Суда были занесены на берег. Небольшой купеческий корабль переплыл мимо Зимнего дворца, через каменную набережную; любский корабль, нагруженный яблоками, занесен был ветром на десять сажень от берега в лес, находящийся на Васильевском острову, в коем большая часть наилучших и наивеличайших дерев от сея бури пропала. По всем почти улицам, даже по Невской перспективе, ездили на маленьких шлюпках».
Убытки были чрезвычайными. Множество народу потонуло. В дальнейшем решено было на случай наводнения подавать упреждающие сигналы, и уже 21 сентября вышел указ: «Когда в Коломнах и на оконечности Васильевского острова вода начнет выходить из берегов, то дан будет сигнал для Коломны из Подзорного дома, а для Васильевского острова с Галерной гавани тремя выстрелами из пушек; и в обеих сих местах поднят будет на шпицах красный флаг, а ночью по три фонаря. Для жителей в Коломнах учрежден пост у Калинкина моста, от которого по третьей пушке пойдет барабанщик от Аларчина моста и обойдет Коломну, стуча в барабан. Тоже будет сделано и в Галерной гавани, от стоящей близ оной гауптвахты, от которой барабанщик по слободе будет ходить и бить в барабан».
12 декабря в девять и три четверти утра великая княгиня Мария Федоровна благополучно разрешилась от бремени сыном. И 20 декабря состоялось торжественное крещение младенца, которому, по желанию Ея Императорского величества, было дано имя Александра. Восприемниками были заочно император римский Иосиф II и король прусский Фридрих II Великий. После чего пошла череда праздников. «До поста осталось всего каких-то две недели, — писала Екатерина своему постоянному корреспонденту Фридриху Гримму, [116] — а у нас еще предстоят одиннадцать маскарадов, не считая обедов и ужинов, на которые я приглашена. Опасаясь умереть, я заказала вчера свою эпитафию».
116
Фридрих Мельхиор Гримм — публицист, критик и дипломат, постоянный корреспондент Екатерины II. Большую часть жизни прожил в Париже, где составлял некое подобие рукописной газеты «Литературныя корреспонденция». В ее статьях, написанных им самим, а также Дидро и другими авторами, обсуждались литературные и театральные новости Парижа. «Корреспонденции» рассылались некоторым европейским коронованным особам по подписке. Впервые прибыл в Санкт-Петербург в свите ланд-графини гессен-дармштадтской на бракосочетание ее дочери с великим князем Павлом Петровичем. Гримм понравился императрице и получил приглашение остаться в России. Но отказался. Являлся официальным комиссионером Русского Двора по закупке, главным образом, произведений искусства. Его переписка с Екатериной, начатая с 1774 г., продолжалась до самой кончины императрицы.