В тени горностаевой мантии
Шрифт:
Императрица некоторое время молчала. Потом, повернувшись к фрейлине, сказала:
— Ты, наверное, права. Я собираться на встреча с король Густав III в Фридрихсгам. [120] Может быть, взять Александр Дмитриевич с собой?
— Как пожелаете, ваше величество. Но ежели вы меня спрашиваете, то я бы отправила его на время куда-нибудь подалее от Двора…
Императрица поджала губы и промолчала. Через несколько дней она выехала в Фридрихсгам. В составе свиты ее сопровождали Ланской и Безбородко.
120
Правильнее Фредериксгам или по-фински Хамина. Город неподалеку от Выборга. С 1723 года и до присоединения к России был пограничной крепостью.
Свидание двух монархов закончилось без особых успехов. Воспитанный с раннего возраста в преклонении перед французским Двором, честолюбивый Густав III во все дела вносил французский дух, забывая, что его страна — не Франция. Будучи о себе чрезвычайно высокого мнения, король проводил одну за другой реформы, совсем не вникая в то, как они воспринимаются дворянством и народом. [121] В Фридрихсгаме он пытался привлечь на свою сторону Ланского, но Александр Дмитриевич держал себя очень сдержано и своих взглядов не высказывал. Он вообще обладал большим чувством такта и, несмотря на молодость, умело избегал придворных интриг.
121
В 1792 году на маскарадном балу Густав III был убит из личной мести одним из своих подданных.
Однако после этой поездки силы его заметно ослабли. Императрица, наконец, сама поняла, что ее возлюбленный нуждается в некотором отдыхе. И по возвращении в Царское Село Ланской получил предписание с назначением его комендантом Ораниенбаумской крепости.
Екатерина не любила эту меншиковскую резиденцию, пожалованную императрицей Елисаветой Петровной своему племяннику. Зато великий князь Петр Федорович подолгу живал здесь. По его желанию вдоль русла речки Карость по чертежам и рисункам архитектора Ринальди была сооружена крепость Петерштадт. Любил Ораниенбаум и наследник Павел Петрович. Он велел распланировать Верхний парк, достроить Китайский дворец, грандиозную Катальную горку и множество китайских домиков, павильонов, беседок и мостиков.
Двор недоумевал. Что означало сие назначение? Кое-кто уже мучительно решал, куда перебежать из приемной фаворита, вдруг это было ссылка…
— Mon cher, — говорила Екатерина Ланскому, — в сей крепости через споспешество светлейшего обретается какая-то цыганка. Бог бы с нею. Но вот зачастил что-то в Ораниенбаум его императорское высочество… Так ты бы приглядел, что там и как? Узницу, ежели она еще в казематах, переведи во дворец, облегчи ей заключение елико можно. А то, гляди — помрет от скуки жизни. Одна бродяжка [122] уже и так без покаяния отдала Богу душу. Не хочу брать второго греха…
122
Императрица имела в виду «княжну Тараканову».
Позже, отпустив Ланского, говорила Анне:
— Все стращает светлейший. Говорит, не иначе, как его высочество в Ораниенбауме тенета заговора плетет. Вы как думаете, ma ch'erie?
— Разве я могу, ваше величество, супротив их светлости что сказать. У него шпионов да доносчиков кругом не счесть. Только, ежели вы моего понятия требовать изволите, то я в сомнении. Его императорское высочество, конечно, человек уже взрослый и без настоящего дела мается. Но чтобы заговор?.. Сие без партии — дело бездельно. Али они сами сего не разумеют? Думаю — вполне, они, чай, не без разума. А их светлость тоже понять можно — опасаются. Давно уж Александр-то Дмитриевич в верхних покоях обретается, да уму-разуму от вас набирается…
— В этом ты права — мальчик очень изменился за эти три года. Заметно, правда?
— Еще бы не заметно. Со временем вот какой государственный муж получится. Сие не токмо мои слова. Многие при Дворе так считают. И характер золотой — никому за это время зла не сделал, слова грубого не сказал.
— Да, мягок… Может даже излишне… Но мальчик умный и образован изрядно. Ведь как искусство любит — что театр, что словесность. Вирши по-французски
слагает… Намедни мне благодарственное послание в стихах накропал. — Екатерина конфузливо хихикнула. — Я тебе как-нибудь дам почитать, как сама приостыну.До самой осени пребывал Александр Дмитриевич в Ораниенбауме. Однако, привыкнув к заведенному порядку, государыня не желала его нарушать и покоя своей статс-фрейлине не давала. За это время Анна успела «сосватать» Екатерине несколько молодых офицеров, но это были все связи спешные и краткие. Дмитрий Мордвинов пробыл возле императрицы полтора летних месяца и получил в награждение чин камергера, а потом и сенатора. Затем появился некто Василий Левашов, проигравший светлейшему крупную сумму и едва не пустивший себе пулю в лоб; Николенька Высоцкий… Но каждый раз, обсуждая достоинства и недостатки очередного любимца, императрица вспоминала Ланского.
Как-то она сказала Анне:
— Мa ch'erie, ты бы не хотел поезжать в Ораниенбаум? Посмотреть свой глаз, как там наш молодец. Все ли ладно?
Анна посмотрела на Екатерину. Она знала, что к фавориту приставлены сопровождающие его служители, обязанные доносить о состоянии дел и о поведении Ланского.
— Ваше величество имеет основания для беспокойства?
— Не так, чтобы особый беспокойство… Просто я хотел бы, чтобы ты сама все доподлинно могла узнавать.
В Ораниенбауме Анна застала ситуацию довольно пикантную. Новоназначенный комендант, представившийся узнице, тут же в нее влюбился и стал сначала «по службе» часто навещать Бажену, расспрашивать о жизни.
Ланской находил, что их судьбы очень похожи, о чем туманно намекнул девушке, вызвав ее сочувствие. Бажена не знала истинного положения дел, не знала, кем является молодой офицер. Истосковавшись в одиночестве, она с радостью открыла душу любезному молодому человеку. А его неудержимо влекло к этой красивой, молодой цыганке, такой непохожей на столичных дам. Немалую роль, наверное, в этом влечении играла и привычка к регулярной близости с женщиной, и последствия приема укрепляющих пилюль… В конце концов он признался ей в своей любви… Но та, узнав о его «службе», до смерти испугалась и в ответ горько заплакала. Так что статс-фрейлина застала во дворце весьма напряженную обстановку.
Ланской не мог не понимать причины ее приезда и встретил Анну с надутым видом.
Бажена, которой фрейлина, по поручению императрицы, привезла красивые украшения, была заплакана. Она со страхом смотрела на высокую незнакомую даму в придворном платье и на все ее расспросы отвечала лишь «да» и «нет». Хорошо что Анна взяла с собою горничную. Увидев Дуняшу, Бажена бросилась ей на грудь и зарыдала в голос. Анна тихонько вышла из комнаты, оставив девушек одних.
Вечером Дуняша пересказала своей госпоже все о чем поведала ей красавица-цыганка. Жизнь ее сложилась действительно невыносимой. С одной стороны — Потемкин, ее фактический владелец. Он дважды приезжал в Ораниенбаум, привозил подарки, даже плакал у ее ног и уезжал ни с чем. Бажена его больше не любила и, что гораздо важнее, не боялась. Разоряемый итальянской певицей, отвергнутый цыганкой, «князь тьмы» уезжал в Петербург с черным от злобы лицом.
А с другой стороны — «Поль», его императорское высочество Павел Петрович. В последний раз он пришел в бешенство от того, что Мария Федоровна мягко, но решительно отказалась взять цыганку в свой штат. Он бушевал, расхаживал по покоям Ораниенбаумского дворца, клялся, что заставит всех делать так, как он того желает. Успокоился он, лишь сделав смотр солдатам и устроив разнос командирам за недостаточно четкую выправку и дурное исполнение артикулов.
Бажена с помощью камеристки-француженки написала Павлу письмо, в котором умоляла простить ее за то, что подала повод для его влюбленности, и просила ее забыть. Она писала о том, какая прекрасная женщина Ее императорское высочество и какой величайшей несправедливостью по отношению к ней была бы его увлеченность другой. Бажена называла Марию Федоровну мудрой и великодушной, умоляла Павла вымолить ей прощение, а самому вернуться к супруге… Письмо свое она передала с человеком, который в тот же день уезжал в Петербург. Она умоляла Дуняшу сказать высокой даме, ее хозяйке, что никаких замыслов не имела и не имеет и что единственным ее желанием является уехать на родину и там принять постриг в одном из монастырей.