В тени пророчества

Испуг на ее лице проходил, сменяясь негодованием.

«И учти, донжуан, у нее дар Господень, она ложь тонко чувствует. Ну, с тобой не всегда, но ты же не знаешь, когда твоя ложь пройдет, а когда нет?»— подлила масла в топку моего лихорадочно работающего мозга Консуэла.

Значит так, не врать! Это главное! А это означает, говорить полуправду или то, что может иметь двойной смысл. А еще лучше перейти в атаку. Лучшая защита — это нападение.

— Вик, я тебя люблю. И не могу без тебя!

И сделал на своем лице самую тупую из всех когда-либо удававшихся мне улыбок. Ну, это же не ложь, правда?

Она подбежала к двери и резко закрыла её, прижавшись спиной.

— Сумасшедший! Как ты сюда попал? Тебя же только что здесь не было!

Я кивнул рукой в сторону окна. Не врать! Только не врать!

— Окно открыто.

Она посмотрела на меня уже с ужасом, искра понимания быстро озаряла ее чело. Давай девочка, работай, фантазируй! Чем больше ты навыдумываешь, тем меньше мне придется врать!

Затем подбежала к окну и выглянула на улицу.

— И правда сумасшедший! Чокнутый! Ты ж мог разбиться! Здесь же высоко!

Я пренебрежительно пожал плечами.

— Подумаешь, третий этаж!

А что, я ни капельки не соврал, только констатировал факт, что здесь третий этаж. Она подняла голову вверх

— Четвертый! Нет, ты и правда больной! Лезть с четвертого этажа…

— К любимой девушке. Чтоб увидеть ее перед сном. — Перебил я, подходя к ней. И снова ни капельки не соврал.

— Мишка, ты больной, идиот, сумасшедший! — она стала с силой колошматить меня кулаками по груди, громко шепча, видимо, чтоб не услышала мама. Потом заплакала. Я нежно обнял ее и прижал к себе. Она разрыдалась мне в плечо.

«Мишенька, прости пожалуйста, но я всё же, несмотря на момент, прошу тебя уходить отсюда. Пока не случилось чего-нибудь более плохого.»

«Элл, пожалуйста! Только не сейчас. Ты же видишь…»

«Вижу. Но все равно прошу. Умоляю. Просто поверь мне! Уходи!»

Я не стал отвечать. Просто поудобнее перехватил Викину талию и впился ей в губы…

…Потом наступило блаженство. Истинное, настоящее блаженство! Такого со мной никогда еще не было! Это было непередаваемо! Мы катались по полу, я срывал с нее одежду… Халат и моя футболка улетели на кровать первыми. За ними последовал ее бюстгальтер, который она с такими усилиями перед тем одевала. Я целовал, ласкал ее груди, шею, за ушками… Гладил ножки… Она тоже не отставала, хотя в движениях читалась неопытность и стыдливость. Да, это был тот момент, когда она стала МОЕЙ!

Я облокотил ее спиной на кровать, намереваясь продолжать банкет, но она неожиданно взяла мои руки в свои и остановила.

— Подожди. Кто-то пришел. Отец.

— Там что, открыть больше некому? — я освободился и продолжил, целуя и теребя пушистые мокрые волосы.

— Не в этом дело, ты не понимаешь… И вообще, давай не надо, а? Родители дома, и малые…

— Мне кажется, ты уже взрослая девочка! — другой рукой я изучал на ощупь ее восхитительное бедро.

— Да, конечно, и все же, давай не будем сходить с ума… Пожалуйста! — и резко оттолкнула меня. Я откинулся и сел на задницу, упершись руками в пол, затем перевел дух.

— Извини, Викуль. Просто ты… Такая!.. Такая!.. Невозможно оторваться! И я люблю тебя…

Она улыбнулась, взгляд помягчел.

— Я тоже…

Поблаженствовать нам не дал донесшийся из зала сквозь закрытую дверь бешеный крик:

— Ах ты сука, б… куда деньги спрятала?! — это был голос её в уматень синего папочки. Викино лицо исказила гримаса страдания.

— Ну, зачем ты пришел! У нас тут…

— А то я там у себя этого всего не слышу! Да как вы деретесь, весь подъезд слушает!

Она погрустнела еще больше.

— Извини, но тебе, правда, лучше уйти. Не обижайся, ладно? — и стала надевать халатик, кинув мне футболку.

Дверь распахнулась и в комнату вбежала заплаканная Машка.

— Вик, там!.. Ой, привет — кивнула она мне, изумленная от неожиданности.

— Привет. — Ответил я. — Как дела?

— Я слышу. — Ответила Вика, застегивая последнюю пуговицу и поворачиваясь. — Пошли. Я сейчас.

— Что, ирод, на! Нааа! Последние забирай! Когда же ты, скотина, упьёшься! Козёл!

Рядом выл Сашка, а за спиной скулила Машка. Мы проходили мимо по коридору. Её батянька вскользь увидел меня, но не разобрал с пьяных глаз, кто это.

— О! Эта б… уже кобелей своих домой водит! Совсем ох…ла! Скоро родному отцу в доме места не будет!

— Иди, иди, иди, иди же! Ну уходи, миленький! Ну, пожалуйста! Умоляю! Иди! — плакала она, толкая меня в плечо.

Вот и не влез в грязное бельё! Поприкалывался!

— Да тебя давно пора отсюда гнать, совсем жить не даёшь, ирод окаянный! — плакала в истерике тетя Ира. А ведь она диабетик, ей вообще нервничать нельзя!

— Чё? Чё ты сказала? Меня гнать? Из моей квартиры? Да я тебя!..

И он поднял руку для замаха. Замах был картинный, скорей, для угрозы. Типа, смотри у меня, могу и врезать! Вот урод! На женщину, больную, мать троих его детей руку поднимать? Но Вика с криком кинулась к нему и схватила руку на замахе.

— Хватит! Всё, доволен, добился своего? Теперь спать иди!

Тот медленно развернулся и ехидно усмехнулся своими стеклянными от залитой водяры глазами. А комплекцией дядя Игорь был будь здоров! Чуть выше меня и полтора меня в обхвате. Сильный, как бык, здоровый! Если б не пил…

— Это кто мне тут указывать будет? Шалава наша малолетняя? А вот щас возьму и раз…бу на х… твой агрегат, чтоб знала, как с родителем разговаривать!

Я молчал. Смотрел и молчал. Хотя, видит бог, на последней капле самообладания.