В тени Рюджина

Этот шиноби был из Камня.

— Помоги… — сорвались с его обожженных губ слова. — Убей. Умереть… от руки Акай Чишио но Ренге… будет… в радость.

Волна чакры взметнулась внутри Узумаки, промчавшись по меридианам и вспыхнув тревожными алыми огоньками на кончиках вскинутой в сторону врага руки. Знаки печати ударились в шиноби, разорвав его грудь и запечатав очаг чакры. Брызги крови и тканей взметнулись в воздух, опадая на землю, повторяя линии фуиндзюцу, которые напоминали изображение цветка лотоса. Девушка не была столь наивной, чтобы не позаботиться о возможной самоубийственной технике, которая могла бы сработать при смерти противника. Кушина Узумаки была слишком желанной целью для многих.

— Я не кроваво-красный лотос, — зло прошипела она, уронив горящую изнутри от использованной техники руку на влажную землю и сверля взглядом быстро смываемые линии кровавой печати. — Я Гурен! Сколько раз вам повторять… Алый Лотос. Не кровавый.

Внезапно для самой себя всхлипнув, Кушина тяжело оперлась о землю, пытаясь встать. Ноги подрагивали из-за противной слабости, качнувшись, она едва не упала на чей-то труп, но все же смогла подняться. Пелена дождя ограничивала взор, но джинчурики смогла сориентироваться, в какой стороне должны были появиться ирьенины Конохи и прочие вспомогательные отряды в случае победы Листа, и направилась туда.

— Как они запомнят, что тебя нужно называть Гурен, если ты это говоришь непосредственно перед тем, как жестоко расправиться с тем, кто должен запомнить твое прозвище? — раздался в голове Кушины насмешливый голос.

Отвечать ему не было сил и желания. Переставлять ноги, стараясь не запнуться о чужие конечности, тела и разбросанное оружие, уже было сложно.

— Ты даже создала технику, которая только подтверждает твою кличку, данную тебе в Камне, — не унимался голос. — Ты это нарочно?

— Я Алый Лотос, — все же упрямо пробормотала Кушина, давя ком в горле.

— Да брось, — рассмеялся голос. — Кроме Орочимару никто даже не пытается тебя так называть.

— Мне достаточно того, что для него я Алый Лотос, — зло огрызнулась Кушина, борясь с вызванным усталостью туманом в голове и пытаясь собрать в кучку разбегающиеся мысли. — Я не хочу быть кровавой. Я не должна. Никто не должен.

— Не хочешь, но делаешь. Не должна, но получается у тебя отлично, — продолжал веселиться внутренний голос.

— Заткнись! — чувствуя, как жгут глаза невольные слезы, выпалила Кушина. — Не тебе, демону, меня судить! Заткнись, Кьюби!!!

Как ни странно, но внутренний голос и в самом деле замолк, хотя Узумаки не могла сейчас подавить биджу с той же легкостью, как делала это обычно. Глотая слезы, Кушина шагала вперед, уперев взгляд в землю и стараясь не видеть того, что ее устилает.

— Меня зовут Курама, — внезапно прогрохотали слова в голове девушки, заглушив шелест дождя и завывания ветра в скалах. — Запомни это, Гурен.

— Что? — от удивления замерев на месте, ошарашенно спросила Кушина. — Курама?

Ответа не было. Уши снова ловили только шелест дождя.

— Курама?! — снова попыталась докричаться Кушина.

— Кого из Курама тебе нужно и зачем? — вместо голоса в голове услышала Узумаки голос из-за пелены дождя. — Они мастера сводить с ума, но не лечить безумие. А тебе нужно последнее, я смотрю.

— Микото! — облегченно выдохнула Кушина, мгновенно узнав, кому принадлежит этот голос.

Почти не слышно шагая по грязи, впереди появилась фигура подруги. Микото Учиха выглядела мрачной, дождь также вымочил ее волосы и одежду, но она не участвовала в битве, потому не была запятнана грязью и кровью. Пока не была.

— Ты как? — хмуро спросила Учиха, подхватив Кушину под руку.

— Жить буду, — слабо улыбнувшись, ответила Узумаки.

— А по внешнему виду и не скажешь. Где твоя команда?

— Потеряла. Нас разделило осыпью у западного уступа, — Кушина махнула рукой примерно в ту сторону. — Надеюсь, они живы.

— Итачи, слышал? — сразу крикнула куда-то в сторону Микото.

— Да, мама. Иду.

Испуганно вскинув голову в сторону прозвучавшего в этом дождливом аду детского голоса, Кушина разглядела еще несколько силуэтов неподалеку. Усталость и нежелание смотреть на последствия битвы не позволили Узумаки раньше их обнаружить. Естественно, Микото пришла не одна, а вместе с ирьенинами и теми, кто им помогает.

— Зачем, Микото? — хрипло спросила подругу Кушина, судорожно сжав в кулаке ее промокшую одежу, за которую отчаянно цеплялась, боясь свалиться в грязь. — Ему же только четыре года.

— Кто-то должен это делать, — бесстрастно ответила Учиха. — Я могу призвать змей, чтобы они расправились с трупами, но они не разборчивы в еде и могут сожрать раненных.

— Ему четыре года, Микото!

— Он Учиха. Мы рождены для войн и мы рождаемся в войнах. Пока будут войны, мир будет нуждаться именно в таких Учиха. И мы будем такими, — все так же холодно ответила Микото. — В детстве я занималась тем же, чем и Итачи. Кто-то должен это делать, Кушина. Ирьенинов мало. Вы после сражения устали. А раненные нуждаются в помощи. Павшие — в сохранении. Умирающие — в последней милости.

— Но ему четыре года, — едва не плача упорно прошептала Кушина.

— Да, в четыре года я только донимала учителя, требуя научить меня фехтованию, и не выходила из деревни, — согласилась Микото, — но и мои одноклассники в двенадцать не становились джонинами. Сейчас такое время.

— Не время такое, — устало вымолвила Кушина, вспоминая свою подругу Каяно в Отогакуре, дети которой не были вынуждены участвовать в сражениях, — мы такие.

Ото сражается с Кири. Звук, деревня из страны, которую и на карте найти не всегда удается, против Тумана — какурезато великой державы! И даже там дети не участвуют в битвах. А Коноха иначе поступить не может. Почему так происходит, Кушина понять не могла.

— Знаешь, когда я сказала отцу Итачи, что собираюсь взять сына на войну, чтобы показать, что такое сражения, я думала, что он тоже не поймет такого решения, как и ты, — внезапно негромко сказала Микото. — Но он согласился со мной. Сказал, что раз Учиха выбрали такой путь избавления от Проклятия Ненависти, то он не станет ему мешать. Он странный бывает, но Фугаку поддержал его слова, когда я ему их передала на днях. Ты же знаешь, что Злоглазый — один из немногих, кто продолжает нормально общаться со мной. И он тоже притащил своего сына на войну. Так вот, Фугаку согласился со словами О… отца Итачи. И сказал, что глаза Учиха созданы, чтобы смотреть в бездну тьмы и отчаяния. Так пусть они видят ее снаружи, а не внутри себя. Ненависти в этом мире в достатке, и не обязательно взращивать ее внутри себя. Мужчины бывают странными…

Слова Микото лились сквозь сознание потоком, и в какой-то момент Кушина вовсе перестала стараться понять их смысл. Узумаки даже не заметила, как она оказалась в сухости и тепле. Под навесом палатки на мягкой циновке, а рядом зажженная инфракрасная газовая лампа. Рдеющие квадратные ячейки в ней излучали приятный алый свет и тепло, быстро навеявшие на Кушину дрему, в которую та провалилась почти моментально.

Из забытья девушка выныривала медленно и неохотно. Ей казалось, что прошла лишь секунда, что она лишь прикрыла глаза, но к этому времени уже прекратился дождь и резко стемнело. Лагерь наполнился шумом голосов, а не стуком капель дождя о ткань палатки. Чьи-то крики навязчиво проникали в уши.