В теплой тихой долине дома

Из кабинета с листом бумаги в руке вышел его отец.

— Энн, — сказал отец, — послушай-ка, что я написал. Тебе это определенно понравится. Я посвящаю сонет тебе. «О, прекраснейшая из прекрасных, ты воистину чудное чудо!» — Он вдруг умолк, потому что увидел лицо своего сына. — Что это с ним, Энн?

— О, слепец из слепцов, ты воистину слеп! — сказала мать. — Разве ты не видишь? Он опять подрался. На сей раз с девчонкой.

— Она, должно быть, раздразнила его? — сказал отец.

— Ну конечно, — сказала мать. — Она вздумала заявить, что он особенный. По’эт, ты бы присел, что ли? Сядь, пожалуйста, вот на этот стул.

Мальчик сел на жесткий стул.

— Джордж, — сказала мать, — мне нужно одеться к обеду. Я должна выглядеть сегодня как можно лучше. Мы опаздываем, а от этого может пострадать моя карьера. И потом я хотела бы поговорить с тобой наедине. Мы поговорим, пока я буду одеваться. А ты, По’эт, посиди здесь.

— Что, здорово болит глаз? — спросил, подойдя к мальчику, отец.

— Ах, вовсе он у меня не болеет, — сказал мальчик.

— Ах, вовсе он у меня не болит, — поправил его отец. — Что же у тебя болит?

— Мой брат…

— Нет у тебя никакого брата.

— Билл Макги, — сказал мальчик. — Он мой брат. И он захлебся.

— Захлебнулся, — сказал отец. — Если ты намерен стать поэтом, то тебе не мешало бы научиться правильно говорить.

— Не намерен я стать поэтом. Я стану вагоновожатым.

— В таком случае, — сказал отец, — ты можешь говорить «захлебся» вместо «захлебнулся», «болеет» вместо «болит» и так далее и тому подобное. Если у тебя не болит глаз, то что же у тебя болит?

— Джордж, — позвала мужа Энн, — я не хочу опаздывать на этот обед, и мне нужно поговорить с тобой наедине. Не будешь ли ты добр оставить на минуту По’эта и последовать за мной?

— О’кей, мое чудное чудо! — сказал Джордж.

— Ах, заткнись, пожалуйста, — попросила его жена.

— Мое чудное чудо, — сказал муж, — мое рыжее чудо, настоящее чудо.

Отец ушел в другую комнату, и мальчик остался один. «Мое рыжее чудо, настоящее чудо». Это вот они и называют поэзией. А глаз у него все-таки побаливает. Но ничего, он еще доберется до этой девчонки. Он еще проучит ее и за синяк под глазом, и за то, что она обозвала его особенным мальчиком. И пусть только она еще раз посмеет сказать, что он не брат Билла Макги!

Мальчик довольно долго просидел на стуле, как ему и было велено. Он слышал, как его мать и отец разговаривали о нем и о себе самих и еще о каком-то Флойде, который якобы должен был знать, что творится с их мальчиком и почему он хочет быть Эдом Макги, а не По’этом Коббом. Ему до тошноты надоед этот Флойд. Он просто возненавидел этого Флойда.

— Кто такой Флойд? — сказал он.

— Что? — сказал отец.

— Кто такой Флойд?

— Зигмунд Флойд, — сказал отец. — Друг семейства.

— Зигмунд Флойд! — сказала мать Поэта. — Ну и шутник же ты, Джордж! По’эт, — сказала она, — твои родители хотят поговорить минутку.

— И долго я должен сидеть здесь?

— Пока я не скажу, что ты можешь перестать.

— Что перестать?

— Перестать сидеть.

— Как это можно перестать сидеть? — сказал он.

— Перестань задавать вопросы, — сказала его мать.

— Почему мы никогда не ходим в церковь? Они бывали там каждый год. Почему бы и нам не пойти туда, ну хоть раз?

Ни мать, ни отец не удостоили его ответом. Он слышал, как они разговаривали. Они не были ни одиноки, ни безучастны, ни обижены. Они были только красивы и изящны, они были «прекраснейшие из прекрасных».

— Почему вы сделали своим сыном меня, а не кого-нибудь другого? Кого-нибудь, кого вы любили бы и брали в церковь хоть раз в год?

Мать и отец не отозвались и на это. Они все еще продолжали свой разговор.

— Я люблю вас, — сказал он. — Почему вы меня не любите?

Он любил их, и даже очень. Он любил их так сильно, что они и представить себе не могли, до чего он их любит. Он любил их так, как миссис Макги любила своего Билла, но они не любили его так же, как он их.

— Раз вы не любите меня так, как я вас люблю, — сказал он, — то я не хочу больше жить с вами. Я уйду к миссис Макги.

— Ах, перестань, пожалуйста, — сказала его мать.

— Не перестану, — сказал он. — Я уйду к миссис Макги, — сказал он. — Не хочу я быть поэтом. И не хочу, чтобы меня звали По’эт Кобб. Такого имени и нет вовсе, — сказал он. — У других людей имя как имя, — сказал он. — У других людей отец как отец и мать как мать, а не поэт и актриса. Не мужчина и женщина, которые вечно говорят про какого-то Флойда. И почему бы вам не завести себе кого-нибудь вроде вас самих, вместо такого, как я? — сказал он. — Разве вам не лучше будет?

Когда его отец и мать наконец вышли, оба они были элегантно одеты, и оба были очень красивые, очень обаятельные, и мальчик любил их в эту минуту так сильно, что они и представить себе не могли, до чего он их любит.

— Мы приглашены, По’эт и должны идти, — сказала его мать. — Но прежде чем уйти, мы хотели бы сказать тебе что-то очень важное. Нам кажется, тебе следует знать это. Мы любим тебя. Твой папа любит тебя, и твоя мама тоже любит тебя. И еще мы любим искусство и красоту, ради которых, поверь нам, стоит жить на свете.

— Я ненавижу и искусство, и красоту, — сказал он.

— Нет, этого не может быть, — сказала его мать.

— Я все ненавижу.

— Ну ладно, По’эт, — сказала его мать. — С тобой остается мисс Гарден. Она поможет тебе принять ванну, накормит и уложит спать.

Она обернулась к мисс и сказала:

— Мисс Гарден, Поэт опять подрался. Прошу вас, присмотрите за ним.

— Хорошо, миссис Кобб.

Мать и отец Поэта поговорили о чем-то с мисс Гарден, потом они обняли на прощание мальчика, расцеловали его, и мать шепнула ему на ухо:

— Я так люблю тебя, мой мальчик, мой бесценный малыш.

И отец сказал ему очень тихо:

— Спокойной ночи, Эд. Спокойной ночи, Эд Макги.

Радость захлестнула его. В первый раз отец и мать были так нежны с ним, и теперь он любил их больше, чем когда-либо.

После ухода отца и матери мальчик подождал, пока мисс Гарден пойдет приготовлять ему ванну, и как только заслышал шум воды, — выскочил из комнаты и, торопясь, чтобы уйти незамеченным, перепрыгивая через ступеньки, сбежал вниз по лестнице. Он выбрался на улицу через черный ход и помчался к дому миссис Макги. На улице было темно и пусто. Он поднялся на крыльцо и постучался. Мгновение спустя миссис Макги отворила дверь, и мальчик сказал: