В третьей жизни

— Не только её, но и Витю Кирюшина с Максимом, сыном Авдотьи, — позволил себе сделать некоторые уточнение.

— Мне что — разорваться на части? — посетовал он.

Ага, чья бы мычала, а моя травку щиплет. Будто я сам не знаю, как действуют призраки.

— Ты же коммунист. Действуй, дед. Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе…, - пропел, слегка гнусавя.

— Балабол, — бросил незлобиво Семёныч, исчезая.

А теперь стоило проверить связь с Элизиумом. Расслабился и попытался вызвать нужную эмоцию. Увы, чего-то с моими гармониками сотряслось. Путь наверх пока оказался невозможным.

— Может, помочь тебе как-нибудь? — снова появился дед.

— Как ты мне сможешь помочь? — горестно поинтересовался.

— Пусти к себе, и попробуем вместе чего-нибудь сделать, — предложил Семёныч, плотоядно улыбаясь.

— Ага, пусти лису в курятник. И так больше дозволенного у меня крадёшь. А ведь договаривались.

— Прости. Вкусен ты больно. Надоедают блюда из кислых больных и прогорклых старушек.

— Эх, Семеныч-Семеныч! А еще революционный матрос, Зимний брал. Как тебе не стыдно было сосать последние силы из бедных и несчастных старушек? — пристыдил призрака.

— Не брал я Зимний, — запальчиво возразил дедок, — На «Авроре» я служил.

— Все равно стрелял по Зимнему. Разрушал старый мир, царизм. И с высоты этого выстрела скатился до таких низких и ужасных поступков, недостойных звания коммуниста, — продолжал слегка глумиться над дедком.

— Не тебе, малолетке, осуждать меня. Посмотрим, как сам запоешь, когда снова призраком станешь, — раздосадовался Семеныч.

— Успокойся, дорогой Семеныч. Прости меня, пожалуйста. Пошутил я, — примирительно высказался я.

Старик смягчился. Перед сном бабушка сотворила для меня компресс на лицо из крахмала и марли. По её уверениям, все мои синяки пропадут за ночь, будто их и не было. Часам к девяти утра я встал, помыл рыльце и заглянул в зеркальце. Фингалы не пропали, но уже не производили того жуткого впечатления, как раньше. Кое-где от них оставалась только легкая желтизна. Морда стала выглядеть несколько приличней, хоть и продолжала иметь пошловато-розовый оттенок, как у смущающегося скромника, принуждённого выслушивать непристойности. Задница продолжала переливаться жуткими оттенками боли и страданий. Забыл захватить из своей квартиры зубную щетку. У бабульки их много нашлось, но меня ни одна не удовлетворила. Решил сегодня зубы не чистить. Если кто спросит:

— Почему у тебя так воняет изо рта?

Отвечу с полным основанием:

— Потому что в душу насрали.

Загруженные в меня программы — это скопища бесов. Моё тело ныло и зудело от желания устроить себе утреннюю разминку. Пришлось подчиниться позывам. Размял основательно разные группы мышц, побегал и попаркурил по участку. За красивое тело положено платить. Подзаправившись оладьями со сметаной, отправился на материны похороны.

Гроб с телом привезли к подъезду из морга на крытом газике и уже выгрузили, поставив на табуреты. Я надумал подняться в чикину квартиру. Она была открыта. Там распоряжались какая-то жекаошная чиновница и полная женщина с крашенными в ржавый оттенок волосами, отдалённо напоминающую чикину сестру с фотографий. Правда, там она была постройней и не такой раздобревшей. Степановна и ещё несколько соседок суетились на тему приготовления поминальных блюд. Никаких призраков нигде обнаружить не удалось. Вышел из подъезда во двор и приказал Семёнычу навострить свои локаторы на максимальную мощность. Чику надо постараться сегодня не упустить.

Провожать чикомаму в последний путь неожиданно собралась довольно таки приличная толпа. Пришли Надюха, Танюха, прочие медсёстры и санитарки и даже врач Леонид. Из соседей набралось примерно с десяток человек. Вездесущая Алевтина пучила свои совиные глаза. Неожиданно появился Змей, высмотрел меня, кивнул и направился ко мне с широченным улыбоном. Можно было подумать, что он пришёл не на похороны, а на карнавал. Заразил, собака страшная, меня своим настроением. Изо всех сил силился, чтобы не улыбнуться в ответ.

— А, вот ты где? — сообщил он, продолжая улыбаться.

— Почему не в школе? Преступники похитили у твоего бати ремень? — напомнил ему про кое-что, заодно пытаясь сбить у него дурацкую улыбку.

— Отец мне сам разрешил не ходить сегодня в школу и записку директору обещал написать, — радостно сообщило мне Чудище.

— Ах, вот почему ты такой довольный! — выяснил я.

— Прости, Чик. У тебя — горе, а я улыбаюсь, — спохватился друг, — Решил с тобой сегодня побыть. Поддержать тебя.

— Спасибо тебе. Только помни, что я не Чика. Держись в отдалении от меня на людях.

Ещё неожиданней состоялось явление Шумилова на своей представительной тачке. Я занял такую позицию, что мог видеть всех собравшихся, но сам на глаза не лез, тем более в ментовской форме. Началось скорбное перемещение с несением гроба на плечах и с метанием еловых ветвей под ноги идущим. Я старался идти не в толпе провожающих, а сбоку, внимательно оглядывая окрестности.

Чика на похороны так и не явился. Может быть, прознал каким-то образом, псина шелудивая, что его разыскивают. Напрасно только на холоде ошивался. Пришлось тащиться со всеми до кладбища и присутствовать при окончании церемонии. Гробик под женский плач и траурную мелодию сгрузили в могилу и зарыли. На образовавшийся холмик был установлен невзрачный столбик с нанесёнными на фанерной пластине чёрной краской весьма неряшливо данными матери Чики с датами рождения и смерти. Скорбящие потянулись в чикину квартиру на поминки.

— Ты прав! Она всё украла, — с торжествующим воплем появился призрак.

— Ты про кого это? — не понял я.

— Сам же мне на соседку свою Алевтину указал. Вещи твои уворованные все в её обиталище оказались, а облигации моей Таечки на антресоли запрятала, мерзавка. Эх, был бы я в теле, так накостылял ей, — сокрушался дедок.

— А как же она в квартиру Таисии Степановны проникла? — не сдержал удивления.

— На моих поминках у ней пошуровала, скорее всего, — предположил призрак.

— Спасибо тебе, Алексей Семёныч. Ты сделал великое дело, но про Чику, верно, позабыл.

— Да слежу я за ним. Нет его пока нигде, — в сердцах высказался дедок.

— А к упырям заглядывал, Инну по московским клиникам искал?

По Инне у меня к Семёнычу никаких претензий быть не должно. Он только начал эту работу.

— Это ещё не всё, — объявил дедок, когда я уже вознамерился рвать когти к своей квартире, — Селезнёв в Правдинск уехал, пробивать себе место начальника отделения.

Быстрым шагом я вернулся к своему дому, поднялся на этаж. Дверь в мою квартиру была открыта настежь. Степановна и две незнакомые мне женщины всё ещё хлопотали вокруг установленного посередине комнаты стола с бутылками и закусью. Я попросил соседку выйти для разговора и обдумывал как подать новость.

— Что глазами хлопаешь? Не стыдно тебе? — не выдержала старушка, — Ещё и форму милицейскую нацепил.

— Вы о чём, Таисия Степановна? — деланно удивился.

— Сестру свою родную обнёс, — пояснила она.