В твоих объятиях
Шрифт:
Но сейчас он знал, что Викторию никогда не забудет. Он хотел, чтобы она поняла, что как бы ему ни мечталось отдать все, лишь бы держать ее в объятиях, а не в цепях, сделать этого он не мог.
Но он не стал ничего объяснять. В этом не было смысла. Она могла быть нежной, уязвимой, соблазнительной женщиной, но она убила своего мужа.
Тринити посмотрел на Викторию, тихо лежавшую на ковре из опавших листьев и сосновых иголок. Она казалась такой красивой, такой доброй и трогательной... если не заглядывать в ее ясные синие глаза. В них проявлялась истинная Виктория Дэвидж: холодная, свирепая
Он поднял ее и усадил в седло.
Виктория свалилась на другую сторону лошади и поспешила скрыться в подлеске.
Глава 9
– Будь ты проклята! – закричал Тринити, бросаясь за ней. Вот чего он добился своей мягкостью. Если бы привязал ее поперек седла, как поступил с последними двумя пленниками, такого бы не случилось.
Виктория не ответила. Он должен был догадаться, что она не будет тратить силы на разговоры с ним, пока он ее не поймает. По крайней мере на этот раз руки у нее связаны. Она не сможет царапать ему лицо, когда он станет ее скручивать.
Ему пришлось отправиться за ней пешком. Он не смог бы съехать верхом по такому крутому склону. Впрочем, надеялся, что его конь сам найдет дорогу вниз. Он не был уверен, что после недавней беготни, лазанья по скалам и драк у него хватит сил втащить ее наверх 94 на руках.
Тринити схватил Викторию в прыжке. На этот раз он постарался прочно усесться на ее ногах. Она лежала на животе, ничком.
– Все, игры закончились, – проговорил он, судорожно хватая ртом воздух. – Теперь будем играть по моим правилам.
Виктория что-то произнесла, но слова затерялись в листьях и опавших сосновых иголках.
– Я привяжу тебя к твоей лошади. Ты сможешь попытаться спрыгнуть с нее, но тогда тебе придется ехать у нее под брюхом, пока мы не остановимся на ночлег. А поскольку до него пятнадцать миль, я тебе этого не советую.
В ответ Виктория лишь смерила его яростным взглядом.
– Как я стану обращаться с тобой, когда доберемся до лагеря, зависит только от тебя.
Он сел, тяжело дыша. В свое время он потратил меньше усилий, чтобы скрутить мощного громилу больше шести футов ростом.
– В чем дело? – поинтересовалась Виктория. – Ты что, заблудился?
– Я жду, когда лошади нас найдут, – ответил Тринити. – Мне не хочется тащить тебя на руках вверх на гору.
– Слишком слабенький?
– Просто устал. Не привык я к таким беговым состязаниям.
– А я готова состязаться с тобой хоть сейчас, несмотря на больную щиколотку и все остальное.
– И не надейся. Еще одна такая гонка, и я должен буду привязать к седлу себя.
Это признание в слабости несколько охладило гнев Виктории.
– Ты же знаешь, что мой дядя помчится за мной. Всем будет меньше хлопот, если ты просто отпустишь меня сейчас. Тебе будет только хуже, если ты развяжешь боевую перестрелку. Ты можешь рассказать шерифу, что пытался, но потерпел неудачу.
Тринити тронуло, что даже теперь Виктория беспокоилась о нем. Все чувства, которые он старательно отгонял в течение этого дня, грозили вырваться на свободу.
Тем не менее ее слова уязвили его. Уязвили тем,
что она считала, будто он может потерпеть неудачу.Никакая угроза, никакая опасность никогда не могли свернуть его с намеченного пути. И никогда такого не случится.
Много раз его гордость достигнутыми успехами и вера в справедливость его занятия были единственным, что держало его на плаву. Ее слова и его собственная слабость грозили лишить его этой поддержки.
– Ты отправляешься назад в Бандеру.
– Никогда! – горячо воскликнула Виктория.
Шум, производимый продиравшимися сквозь подлесок лошадьми, помешал Тринити ответить ей. Он отвязал веревку с одной ее ноги и поднял ее в седло, старательно держась подальше от ее зубов. Прежде чем она сумела ухватиться за луку седла и погнать лошадь вперед, Тринити просунул руку под брюхо лошади, взял болтающийся конец веревки и прочно обвязал ею вторую ногу Виктории.
Он знал, что сделал ей больно, потому что Виктория сморщилась. Но она ничего не сказала, и он тоже промолчал.
– Держись крепче за луку и плотно прижми колени к бокам лошади.
– Я умею ездить верхом, – сказала она сквозь стиснутые зубы.
Он видел, как она зажмурилась и судорожно глотнула.
– Ты слишком сильно затянул веревку.
Он понимал, чего стоило ее гордости это признание.
– Скажи, когда станет легче, – произнес он, ослабляя веревку. Виктория не проронила ни слова, но он понял, когда боль ее стала меньше, по тому, как обмякло, расслабившись, ее тело.
Убедившись, что она связана крепко, чтобы плотно держаться в седле, Тринити взял повод ее лошади и привязал к луке своего седла. Затем он набросил веревку на шею лошади Виктории и тоже привязал ее к своему седлу.
– Знавала я женатых людей, которые были менее прочно связаны, – ехидно заметила Виктория. – Не боишься, что я тебя пристрелю?
– Ты никогда не станешь в меня стрелять. Тринити сам удивился вырвавшимся у него словам.
– Продолжай так думать. Попробуй оставить без присмотра свое ружье и револьверы, лишь бы доказать, что ты прав.
Тринити рассмеялся:
– Это будет значить, что я тебя подначиваю. Это будет как вызов. Тогда, даже если ты не хочешь пристрелить меня, ты будешь считать делом чести сделать это, чтобы доказать свою храбрость.
– Неужели мужчины и правда так рассуждают? – Виктория, казалось, была поражена услышанным.
– В общем, так.
– Думаю, даже Бак не настолько туп.
Тринити почувствовал, как его захлестнула волна ярости. Он спокойно отнесся к тому, что Виктория была с ним не согласна. Он ожидал этого. Но его взорвал тон, каким она произнесла «даже Бак».
– Так считает каждый уважающий себя мужчина. Особенно здесь, на западе. Если тебе не хватает храбрости, можешь возвращаться на восток.
– У тебя получается, что на востоке живут одни трусы и бездельники.
– Я не это имел в виду, – отозвался Тринити. – Запад требует от мужчины готовности поставить на кон свою жизнь.
– А если он потерпит неудачу?
– По крайней мере будет знать, что умер как мужчина. Достойно.
– А его жена? Она тоже будет это знать?
– Конечно, Настоящая женщина не захочет быть замужем за трусом.