В унисон

– Он-то? Он сам слабо верит в кицунэ, – начал Хидео и вдруг осекся. – Хотя… он вполне верит в хэнкан и думает, что хэнкан покрывает убийцу.

– Покрывает?! – возмутилась Мичи и вспыхнула. – Да я столько попыток убила на то, чтобы его найти! Вот поэтому мне нельзя встречаться с Генджи – он делает слишком поспешные и слишком неправильные выводы. Я знаю, что он тебе все рассказывает, так что самое время поведать теперь мне все, что знаешь. В будущем это поможет мне найти вас.

Было видно, как Мичи распирало от возбуждения – она столько времени тщательно скрывала свою сущность, что теперь, когда Хидео обо всем известно, ей хотелось рассказать ему как можно больше.

– Ты знаешь, что нас ожидает завтра? – спросил Хидео. – Ты сказала, что информация поможет найти нас.

Но Мичи покачала головой, давая понять, что на тему будущего она разговаривать с ним не станет.

– Я не знаю, чем все это закончится, – добавила она. – Поэтому не хочу вводить тебя в заблуждение возможностями и вероятностями. Но я буду следить за тобой – ты единственный, с кем я могу в случае чего связаться. После поцелуя наша связь стала крепче.

Хидео неприятно укололо понимание, что Мичи, возможно, поцеловала его только для того, чтобы укрепить их связь перед последним днем цикла, когда ей важно не терять его из виду. Он ощутил себя использованной наживкой, но постарался задушить это непрошеное чувство.

Он вновь обратил взгляд на раскинувшийся внизу сад, и его голову пронзила острая, молниеносная мысль, которую раньше, за недостатком информации, он не мог увидеть; все это время она маячила на задворках подсознания, не выныривая на поверхность, и только теперь, когда Мичи поведала ему о себе, пазл в его голове окончательно сложился.

– Та трагедия, из-за которой ты решила покончить с собой… это же смерть сестры, разве не так?

Мичи застыла, огромными от удивления глазами глядя на Хидео. Он сам испугался ее дикого взгляда – складывалось впечатление, словно этой стороны жизни Мичи касаться было запрещено.

– Так, – сухо ответила она, отводя взгляд в сторону сада. – Это та трагедия, которую я хочу предотвратить.

– Ты же уже спасла ее. К слову, почему ты не могла быть с ней в тот момент? Почему не предупредила ее?

– Потому что я не предсказываю будущее, Хидео! От моих действий меняется судьба всех людей, и я не могу точно знать, где и когда именно случится нападение. Хару написала мне сообщение, что ушла гулять в парк. Пришлось тут же позвонить тебе, так как я сама находилась в месте, которое не могла покинуть. У меня был только телефон… и ты. После стольких безрезультатных попыток я перестала надеяться на полицию и скорую, предпочитая довериться тебе. Я не спасу Хару, пока не уничтожу этого ублюдка, убивающего всех направо и налево.

Хидео схватил Мичи за руку и порывисто притянул к себе, бесконечно сильно жалея ее и ее судьбу. Так много отдать, и все ради того, чтобы спасти то единственно ценное, что пока еще у нее осталось.

– Ты сильнее Розы, – пробормотал он с нежностью. – И сильнее ветра.

– Я сильнее всех, – выдохнула она, прикрывая глаза.

Генджи: арест

Генджи вернулся поздно; Лили он отвел домой сразу же, как только она очнулась, хотя ждать ему пришлось довольно долго. За это время он успел почитать, побродить по кабинету, выглянуть в коридор, столкнуться нос к носу с учителем Токутаро, которому пришлось наскоро соврать, что они с Лили уже распределили роли в проекте. При этом сэнсэй попросил их зайти к нему, чтобы обсудить порядок подачи заявления на участие. Генджи наскоро согласился, возвращаясь в медпункт, где как раз просыпалась Лили.

Домой они шли в угрюмом молчании, Генджи, глубоко погруженный в свои мысли, лишь придерживал Лили под локоть, чтобы она не потеряла равновесие и не упала. После сна ей стало лучше, ее больше не мутило, только голова сильно болела. Аккуратно они дошли до ее дома и попрощались.

Уже стемнело, когда Генджи свернул в сторону дома и прошел к двери. Едва войдя внутрь, он сразу ощутил странную атмосферу – некогда оживленный дом опустел, оставив только голые стены горчичного цвета. Пройдя немного вперед, Генджи заглянул в гостиную, каждой клеточкой тела чувствуя, как неприятный холодок бежит по коже, создавая мурашки.

Кобальт молчал, хотя обычно он ждет Генджи у двери и, когда тот входит, бросается к нему, лая и виляя хвостом. Безмолвие комнаты лишило Генджи опоры – он невольно прикоснулся к дверному косяку, ощущая, как сворачивается и связывается тугим узлом окружающее пространство. Внезапно ему стало страшно что-либо говорить, но он хотел сказать это по привычке, чтобы убедиться, что все видимое – лишь морок, несуществующая проблема, возникшая лишь потому, что он устал. Генджи прошел дальше, заглянул в комнату отца, ожидая застать его сидящим за чтением дела, но лампочка настольного светильника, всегда в таком случае горящая тусклым желтоватым светом, оказалась выключенной, обнажая открытое пространство тьмы. Не поглотила ли тьма вместе со светом и обитателей этого дома?..

В последнее мгновение Генджи заметил белеющие листы бумаги, лежащие на темном столе. Отец, несомненно, оставил их здесь, а сам, вероятно, ушел спать. В два прыжка Генджи достиг крохотного стола, сгорая от любопытства и страха – далеко ли отец продвинулся в расследовании дела о Безумце? После того разговора, натолкнувшего детектива на нужный путь расследования, они с Генджи больше не обсуждали тему убийств – отец держался строго, не позволяя Генджи прикасаться к делу. Он тщательно прятал документы от сына, работая с ними только тогда, когда Генджи не было дома. Обыск дома, импульсивно устроенный Генджи вчера днем, не привел ни к каким результатам – очевидно, отец всегда носил папку с собой, не доверяя ее ни шкафчикам, ни постели, ни чердаку.

И вот – бумаги. Лежат здесь, небрежно раскиданные, словно бы тот, кто с ними работал, забыл об их существовании и оставил их тут одних в ночной тьме. Генджи тихо зажег свет, устремляя взгляд к строчкам – с первобытной жадностью он впитывал информацию глазами, сопоставляя открывшиеся отцу факты с теми, что удалось найти ему самому.

Как и обещал, отец опросил знакомых убитой пары, всех, до кого смог достучаться: родители мужа, мать жены, сестра жены, бабушка и дедушка мужа – кто-то из них был уверен, что все это проделки кицунэ, которые вселяются в злых людей и заставляют их убивать, чтобы таким образом искупить свои грехи (Генджи удивленно вскинул брови, поражаясь тому, насколько близка и одновременно далека выдвинутая теория от реальности). Сестра жены упомянула некого господина, который часто подвозил их до дома, когда они шли с тяжелыми сумками – имя этого господина она не запомнила, но знала, что Мидори (так звали убитую, видимо) общалась с ним довольно близко – в обращении то и дело проскакивал суффикс «чан». Быть может, этот человек сам просил себя так называть, и дело тут не в близком знакомстве? Выглядел человек как все: средний рост, среднее телосложение, загорелая кожа, седые короткие волосы, на вид лет пятьдесят, статный, вежливый, на безымянном носил кольцо с изумрудом – оно постоянно поблескивало на солнце, когда они ехали. Об этом мужчине спросили всех остальных, но почти никто ничего о нем не знал: иногда видели его вместе с Мидори, но сама она никогда о нем не говорила, называла его исключительно как «добрый знакомый», а если и представляла кому-то, то имени все равно никто не запомнил. Сестра также рассказала, что это, скорее всего, школьный учитель – у него руки были в мелу, который так глубоко впитался в поры, что не вымывался.

Генджи пришел к странному, поражающему выводу, который почему-то никак не мог прийти ему в голову раньше. Он пробежался по показаниям еще раз, боясь что-либо упустить. Цепкий взгляд выхватывал ключевые слова, одновременно с этим ум оперативно сопоставлял события, сравнивал факты с уже имеющейся информацией, пока, наконец, не пришел к однозначному выводу.

– Я же запретил тебе прикасаться к делу, прохвост! – раздавшийся за спиной оглушительный рев стальной иглой пригвоздил Генджи к месту.

Он вздрогнул, боясь обернуться. Мысленно подумал, с толикой разочарования и горечи: «Мне конец. Теперь-то точно конец».

Однако позиций так просто сдавать он не собирался. По-прежнему не решаясь обернуться, Генджи выпалил, сразу повышая голос, чтобы взревевший отец не смог его так легко перебить:

– Я много думал об этом деле, провел свое мини-расследование, и…

– Я знаю об этом! – громогласно закричал отец, делая тяжелый свирепый шаг по направлению к столу. – Я знаю обо всех твоих чертовых проделках! Ты думал, что самый умный, да? Собственного отца хотел облапошить?