В военном воздухе суровом

– Да разве все упомнишь? Как только взлетишь, так все эти сантиметры и миллиметры мигом выветрятся...
– кто-то тихонько бурчит себе под нос.
– Хоть бы на картинке взглянуть на этот самолет!

– Разговоры!
– это руководитель занятий, который тоже не видел самолета ни на какой картинке.
– Младший лейтенант Смурыгов!
– вдруг называет он фамилию.

– Я!
– схватывается в среднем ряду щупленький летчик и неестественно выпячивает грудь. На нем длинная, почти до коленей, гимнастерка. За это его уже успели прозвать Александром Невским. Коля Смурыгов в полку новичок, тихий, стеснительный. Шушукался с соседом молодой летчик Виктор Шахов, тоже недавно прибывший в полк. По всему видно, проказник, если за какую-то проделку на выпускном вечере в авиаучилище его понизили в звании до старшины. А Смурыгов попался на крючок.

– Какое расстояние от конца лопасти винта до земли при взлетном положении самолета?

Смурыгов сощурил глаза, будто яркое солнце вдруг ударило ему в лицо, а у переносицы легла мученическая складка. Он только что раскрашивал синим карандашом трубопроводы, по которым помпа гонит воду от радиатора к мотору, а тут вдруг такой неожиданный вопрос. Шахов в это время незаметно подсовывал своему дружку клочок бумаги с цифрами, но Коля ничего перед собой не видел. Подумав, ответил:

– Двадцать сантиметров!

Руководитель скосил глаза на свою тетрадку, расправил ладонью страничку, а уж потом сказал:

– Правильно, садитесь!

Коля плюхнулся на скамейку, и после этого в палатке воцарилась тишина.

...Тем временем на заводском аэродроме летчики изучали совсекретный самолет в натуре. Пояснения давал летчик-испытатель. Он посвящал строевиков в секреты техники пилотирования. По его словам в общем-то выходило, что на этом самолете вылететь легко:

– В штопор при некоординированных разворотах не срывается, по прямой летит устойчиво даже с брошенным управлением, а садится сам. Прост, как табуретка...

Кто-то из летчиков спросил:

– Но ведь в инструкции сказано, что при разбеге во время взлета самолет имеет тенденцию разворачиваться вправо?

– Развернет, конечно, если в кабине задремлешь. Может так крутануть, что и вальс станцуешь! Тогда шасси, хоть оно и крепкое, может быть снесено. Надо вовремя парировать левой ногой.

"Ничего себе "табуретка", - подумали летчики.
– По сравнению с Р-зет одних приборов, рычагов, кранов и всяких переключателей в кабине столько напичкано... Скорость почти вдвое больше".

Летчики подолгу просиживали в кабинах, осваивали оборудование. Подняли хвост одного самолета. Поочередно садились в кабину, запоминали взлетное положение капота двигателя относительно горизонта. Убирали шасси и выпускали его с помощью аварийной лебедки на другой машине, которая висела на подъемниках.

Но сколько ни рассказывай о повадках самолета, сколько ни просиживай в кабине, а летчикам надо давать провозные полеты. Для этого нужен учебно-тренировочный самолет той же марки со второй кабиной для инструктора и с двойным управлением - спарка. Но такого самолета еще и не построили. Как быть?

Выход из положения все-таки нашли. Раздобыли спарку ближнего бомбардировщика СУ-2, у которого скорости отрыва от земли и приземления были примерно такими же, как у штурмовика. На этой спарке и давали провозные полеты с инструктором. На планировании умышленно разгоняли скорость, чтобы отработать скоростные посадки.

Настало время вылетать самостоятельно. Первым сел в кабину капитан Холобаев. Прибыл он в полк недавно на должность заместителя командира первой эскадрильи. В прошлом летчик-испытатель.

Перед самостоятельным полетом его сугубо по-штатски напутствовал заводской летчик, облаченный в комбинезон со множеством карманов на "молниях":

– Не поднимай только, пожалуйста, резко хвост на взлете, чтобы вправо не повело...

Холобаев запустил мотор, вырулил и пошел на взлет. Оторвался от земли, сделал четыре положенных разворота, перешел на планирование. Рассчитал точно и мягко коснулся земли тремя точками прямо у "Т". Со стороны выглядело все очень просто. Вслед за Холобаевым удачно вылетели еще несколько летчиков, - велика беда начало.

Но когда пришла очередь лететь заместителю командира четвертой эскадрильи старшему лейтенанту Николаю Голубеву, тут-то и произошла заминка.

Природа наградила Колю не только веселым нравом, но и высоченным ростом, перевалившим за два метра. Он лучше всех в полку "вбивал гвозди" у волейбольной сетки и дольше других пребывал в холостяках.

– Женись, Коля, а то переспеешь, - говорили ему летчики. Голубев в таких случаях отшучивался:

– По росту, понимаешь, никак не подберу.
– И всем на удивление женился на девушке "от горшка два вершка".

Рост не мешал Коле быть хорошим летчиком. На самолете Р-зет, на котором летали до этого времени, кабина была открытая, - только ветровой козырек впереди. Отвоевал Голубев финскую, был награжден орденом Красного Знамени. Но вскоре после войны с белофиннами на тренировочных полетах с Колей произошел казус, который всем надолго запомнился.

На аэродром неожиданно нагрянул новый командир авиационного соединения полковник Каманин. Он с ходу дал нагоняй руководителю полетов:

– Это почему же у вас летчики в воздухе чудят?

– Я, товарищ полковник, никаких нарушений не заметил...

– Плохо смотрите! Сейчас только на пятом номере какой-то циркач, стоя в кабине, пролетел!

– Как стоя, товарищ полковник?

– А так, что голова в верхнее крыло упиралась. К полковнику был вызван "виновник" летного происшествия, который вынужден был смотреть на начальника сверху вниз, хоть тот и занимал очень высокий пост.

Теперь же, на авиационном заводе, выяснилось, что Голубев со своими "габаритами" плохо "вписывался" в закрытую кабину штурмовика. Хоть сиденье было опущено на самую нижнюю защелку, голова все же упиралась в колпак закрытого фонаря. Педали ножного управления оказались для Голубева расположенными близко, и колени полусогнутых ног задевали за нижний край приборной доски.

Летчик-испытатель заволновался. Пришел посмотреть на великана сам конструктор самолета Сергей Владимирович Ильюшин. Конструктор сокрушенно покачал головой:

– Признаюсь, не учел, что у нас на Руси еще не перевелись такие богатыри.

– Я тут ни при чем...
– пожал плечами и смущенно улыбнулся Голубев. Претензии можно предъявлять к моим родителям...

– Ошибка поправимая, - ответил на это конструктор. Тогда он дал своим помощникам указание просверлить дополнительные отверстия на направляющих трубах, по которым скользят сиденье и педали ножного управления. Это было учтено при выпуске последующих серий самолетов.