В воздухе - испытатели
Шрифт:
Случалось с его машинами в полетах всякое.
В 1952 году при испытаниях Ан-2 на ресурс снимались через 250 часов его летные характеристики.
Августовским теплым днем экипаж в составе первого летчика Шишова, второго летчика Ивана Тимофеенко, штурмана Михаила Бабинцева и борттехника Павла Паршина выполнял несложное для этого везделета задание скороподъемность и скорости по высотам.
Удивительный этот антоновский самолет! Простой, послушный. Только что дан газ мотору для взлета, а он, пробежав всего несколько десятков метров по земле, уже оторвался от нее и с большим углом набора высоты поднимается
Испытателю при выполнении скороподъемности это и надо. Выдерживая заданную ведущим инженером скорость набора по прибору, уменьшая ее с увеличением высоты, он при помощи самописцев точно определяет максимальную возможность самолета в скороподъемности.
Звонко и натруженно поет свою песню мотор. Маленькая стрелка высотомера медленно и степенно, большая же, поторапливаясь, идут вправо, по кругу. Больше и больше высоты. И вот уже начинает "закладывать" в ушах. Сейчас требуются движения нижней челюстью, глотательное движение или же энергичный выдох через нос - кто как привык, чтобы освободиться от этого неприятного чувства.
Уходят вниз кучевые облака, устлавшие небеса на высоте двух тысяч метров. Самолет Шишова входит в зону испытательных полетов.
Идут и идут вправо по кругу стрелки высотомера. Вот уже высота 3200 метров. И, как на зло, в это время на пути Ан-2 встало огромное мощно-кучевое облако. Внизу оно свинцовое, вверху до боли в глазах белое. Полету мешает его вершинка.
– Штурман, почему не позвонил в небесную канцелярию, чтобы из зоны убрали эту громадину? - нарочито серьезно спросил Шишов у Бабинцева.
– Забыл позвонить, Павел Иванович, - ответил Бабинцев тоже серьезно.
– Иван Васильевич, идем в обход? - снова спросил Шишов у правого летчика Тимофеенко, своего начальника.
– Мое дело правое: не мешай левому, - ответил Тимофеенко известным изречением по адресу правых, мало за что отвечающих в полете летчиков.
Тимофеенко всю войну летал на "яках" и "кобрах", сбил более двух десятков фашистских самолетов, испытывал после войны первые реактивные истребители. Но теперь уже здоровье, как говорится, не то. Однако Тимофеенко - начальник и, используя власть, он нет-нет да и "подлетнет" на правом сиденье на испытания.
– Протыкай, Паша, вершину! - сказал уже серьезно Тимофеенко. - Будешь разворачиваться - подпортишь барограмму подъема.
– А в вершине небось основательно болтает, ребята? - не то шутя, не то серьезно спросил Бабинцев.
– Ничего! Техника, Михаил Иваныч, у нас мощная. Видишь, как прет в гору, - ответил с улыбкой Шишов и сосредоточил свое внимание на приборах слепого полета: сейчас "аннушка" должна была войти в облако.
И вот она вошла... Нет, не вошла, а, говоря точнее, облако втянуло Ан-2 в себя. И начало оно бросать Ан-2 своими нисходящими потоками! Ломать, корежить!..
– Держи машину! - крикнул громко Тимофеенко Шишову и схватился обеими руками за свой штурвал, чтобы помочь ему.
– Да держу же ее, держу! А, родимая!.. - произносил спокойно и уверенно Шишов и в это же время энергично работал штурвалом и педалями, чтобы не сорваться в штопор.
– Обледенение!... Какое сильное началось обледенение! Борттехник, дать спирт на винт и фонарь! - распорядился Тимофеенко.
– Товарищ начальник, бачок в самолете
пустой! - доложил незамедлительно старшина Паршин.– Куда же он делся?
– Август месяц, товарищ начальник. Спирт не положен.
– Плохо!
Ан-2 обледеневал и обледеневал. Сильно трясло мотор из-за того, что обледеневали и лопасти винта. Часто лед с лопастей срывался, ударяя по крыльям и фюзеляжу. Лобовая часть фонаря кабины покрылась слоем прозрачного льда. В течение короткого времени покрылись льдом десятисантиметровой толщины ребра атаки крыльев, стабилизатора и киля. Все другие части самолета, встречающие поток воздуха, также сильно обледенели. А на узлах шасси образовались огромные комья льда.
Полетный вес самолета был настолько увеличен, что машина уже не шла с набором высоты. И даже не шла на полном газу мотора горизонтально. А вскоре начала терять и высоту.
Чтобы выйти из облака, летчики развернулись в направлении своего аэродрома. Далось это с большим трудом, потому что то в одну, то в другую сторону "плясал" компас - так сильно бросало самолет потоками.
Все расстояние до своего аэродрома шли на полном газу мотора, но со снижением три метра в секунду. Не верилось, что такое может быть в августе месяце, когда еще греет и светит ласково солнце. И посадку Шишов произвел на полном газу мотора - так был тяжел Ан-2.
К месту приземления прибыл генерал-лейтенант А. С. Благовещенский. Сам он испытатель с большой буквы, опытный, далеко видящий начальник и потому приказал немедленно сфотографировать самолет. Что и было сделано.
Вскоре на наш аэродром надвинулось то грозное облако. Спряталось за него солнце, подул ветер, побежали в укрытия люди. Облако разразилось сильным ливнем и крупным, густо устлавшим землю градом...
* * *
Осень. Идут государственные испытания тяжелого вертолета Ми-6. Экипаж испытателей - летчик Шишов, штурман Федор Попцов и борттехник Виктор Коновалов - выполняет полет на потолок.
Все идет отлично, набрана максимальная для этого великана высота - 5500 метров.
Шишов докладывает руководителю полетами:
– Задание выполнил! Освобождаю зону испытательных полетов. Иду к своей точке!
В этом докладе чувствуется все от летчика-истребителя: та боевая уверенность в голосе, которая бывает в то время, когда испытатель один в небе. Один со своим всесильным истребителем, умеющим говорить лишь гулом двигателя да огнем пушек.
Хорошо иметь в полете товарища! Но когда его нет, испытатель сам себе в истребителе товарищ. Сам себя он подбадривает своим же голосом. Я знаю: многие наши испытатели истребителей говорят в полете и даже поют, так лучше летается, так человеку можно увереннее утвердить свое "я" в воздушной стихии.
Но сейчас в вертолете Шишов не один. Есть товарищи, есть с кем посоветоваться. Вот к Шишову обратился штурман:
– Павел Иванович, до чего же хороша эта машина Ми-шесть! Первый раз лечу на ней, но, скажу прямо, влюбился.
– Машина неплохая, Федор Макарович, - отозвался Шишов. - Испытаем ее хорошенько, товарищ Миль доведет до нужной кондиции, и будет она служить армии и народу долгие-долгие годы. Уверен в этом, потому как знаю ее с чертежей.
– Удачная машина, удачная... - деловито подтвердил и борттехник Коновалов.