В закрытом гарнизоне. Книга 3

– Ну а теперь, ваше величество, я приглашаю всех на пир, – говорит улыбающийся Туровер Нептуну и делает жест в сторону рубки.

Однако продолжить торжество не удается.

– Товарищ командир! – орет с мостика вахтенный офицер. – Метристы фиксируют приближающуюся к нам воздушную цель! Дальность двадцать, высота пять!

– Всем вниз! – приказывает командир и через минуту палуба пустеет.

Покинув ее последним, капитан 2 ранга гремит клинкетом рубочной двери, потом раздается щелчок задраиваемого люка и субмарина уходит под воду.

– Глубина тридцать метров, осмотреться в отсеках! – разносится по боевой трансляции.

– БИП, цель удаляется к западу, – следует доклад вахтенного радиометриста.

– Есть, – бросает Туровер, лодка подвсплывает, и наверх скользит штанга перископа.

– Что за черт?! – отшатывается командир от окуляра. Сверху, в объективе перископа мигает огромный выпученный глаз.

– Твою мать, – шипит Туровер впечатывая лицо в пористую резину. – Боцман, срочное всплытие!

Когда старпом с помощником, отбросив тяжелую крышку люка, вламываются в мокрую рубку, в шпигатах которой еще бурлит вода, там, уцепившись за палубную рыбину лежит хрипящий кок, извергающий из глотки что-то мутное.

– Тарас Юрьевич ты?! – обалдело переглядываются они, затем срывают с переборки бросательный, засупонивают мичмана подмышки и с криком, – принимайте! – бережно опускают вниз.

Спустя полчаса, докрасна растертый спиртом, и принявший изрядную порцию внутрь, кок Хлебойко рассказывает в изоляторе командиру с доктором, что с ним случилось.

Оказывается, приготовив для команды праздничный обед и одурев от жары на камбузе, он решил освежиться, поднялся в рубку и присел там перекурить между выдвижными устройствами.

– Ну а потом меня разморило и я того, задремал, – испуганно косится кок на Туровера. – А очнулся от звона крышки задраенного люка и тут же рванул к ней. Но не успел, лодка стала погружаться, и я сиганул через обвод мостика за борт.

– Молодец, профессиональные рефлексы в порядке, – уважительно говорит доктор, капитан Штейн.

– Вслед за этим я, значится, отплыл в сторону, – продолжает заплетающимся языком Хлебойко, чтоб не затянуло в воронку, а как только наверх выткнулся перископ, сразу погреб к нему и уцепился за головку.

– М-да, в рубашке ты родился мичман, – сдерживает смех Туровер, вспоминая глаз кока в окуляре. – Ладно, давай отдыхай, команду накормят без тебя.

– Спасибо, товарищ командир, – бормочет кок, и изолятор наполняется богатырским храпом.

– Вот что значит старая школа, – говорит в кают-компании Майский, когда все поглощают праздничный обед и обсуждают чудесное спасение кока. – Другой бы на его месте обделался, а Юрьевич шалишь, боролся за живучесть до последнего!

– Это точно, – пластает жесткий бифштекс ножом Котов. – Наш кок начинал еще на «зеках», и у него за кормой два десятка автономок.

– Интересно, а откуда взялся этот гребаный «Орион»? – интересуется кто-то из офицеров и все смотрят на штурмана.

– Не иначе с острова Вознесения, – чуть подумав, отвечает Мельников. – Там американская военно-морская база Кэт Хилл.

– Натыкали курвы их по всему миру, – недовольно цедит минер, – поднять бы ее на воздух.

Потом скучный голос вахтенного офицера объявляет о заступлении очередной вахты.

Боевое патрулирование продолжается.

Морской словарик:

Лаг – корабельный прибор измерения скорости.

Разлом Романы – подводный разлом океанского дна у Африканского континента.

Леера – съемное ограждение палубы.

Штерт – пеньковая веревка.

Фрегат – в данном случае, крупная морская птица.

Метрист – специалист радио – метрической службы.

БИП – боевой информационный пост.

«Орион» – морской разведывательный самолет НАТО.

«зека» – средняя дизель-электрическая подводная лодка.

«ПДСС»

Над Кольской землей полярное лето.

Серебристого цвета шар солнца круглые сутки бродит по небу, окрашивая в причудливые тона угрюмые фьорды, высящиеся над ними сопки и искрящееся марево далеких тундр.

По астрономическому времени полночь.

Сонно шуршит отлив, с берега наносит запахом йода, на застывшей водной глади сонно покачиваются островки уснувших чаек.

На пятом этаже высящейся на выходе из залива казармы, в одной из холостяцких кают «припухает» компания мичманов.

Воздух сиз от табачного дыма, на столе корабельный графин с «шилом», несколько распатроненных банок тушенки «братская могила» алюминиевая миска с моченой клюквой и нарезанный крупными ломтями кирпич черняшки.

– Ну, за тех, кто в море! – зажав в волосатой лапе наполненный на треть граненый стакан, гудит здоровенный старшина команды торпедистов Олег Ксенженко, и в него звякают еще три.

Спирт пьют по – поморски, не разбавляя водой и закусывая алой клюквой.

– Уф-ф! – по моржовьи выдувает из-под усов краснорожий старшина команды ракетчиков Виктор Каламбет и отправляет в рот насаженный на конец финки, золотистый шмат тушенки.

– Словно боженька голыми ножками по душе пробежал, – сипит, высосав свой стакан, второй торпедист – Саня Порубов и тянется цепкими пальцами к Москве с клюквой.

Четвертый участник честной компании, боцман Василий Муромцев, завершив действо, молча щурит рысьи глаза, прислушивается к чему-то внутри себя, потом крякает и с удовольствием нюхает ноздреватый ломоть хлеба.

– Ну, и че с тем жмуром? – продолжая прерванную травлю, дует ракетчик в мундштук выщелкнутой из пачки беломорины, потом прикусывает мундштук и щелкает зипповской зажигалкой.

– Да ничего, – пожимает широченными плечами Ксенженко, – приехал командующий с начштабом, прокурором и начальником особого отдела, составили как положено акт, а потом того парня на разъездном катере отправили в штаб флота.

– Оживлять, что ли? – наваливается на стол боцман.

– Что б потом передать американскому морскому атташе в Мурманске, Вася – наклоняется к боцману Порубов. – Это ж международное дело! – тычет он пальцем в потолок и делает страшные глаза.

– Ну, давайте за упокой его души, – жует беломорину ракетчик и снова тянется за графином.