В западне

О'кей, она, конечно, не для «Плэйбоя» и никогда не попадет на обложку «Космополитэн». Но по-своему хороша.

Наблюдая за ее движениями и жестами, он вспомнил кубинскую мадонну на крыле грузовика с ребенком у груди. Как долго смотрел он на ту женщину? Секунд тридцать? Минуту? Та женщина олицетворяла саму жизнь, которая шла с ним по дороге. Невзирая на войну, революцию, нищету, голод, она смело направлялась из прошлого в будущее.

Он снова посмотрел на Тиш и попытался представить ее на крыле того грузовика. Она вполне могла бы быть там, решил он. За ней будущее.

Он налил себе еще выпить и устроился на диване, продолжая наблюдать за Тиш Сэмьюэлз.

Наверное, он просто стареет. Собственные амбиции для него уже не представляют такого большого значения, как прежде, к тому же он начал разочаровываться в своих убеждениях. Сколько его коллег действительно верит в мудрость избирателей? Самоуверенные, эгоистичные, – и среди них Джек Йоук, – они верили только в самих себя.

О'кей, Джек. А если твоих мудрых мыслей окажется недостаточно, что тогда? Во что ты будешь верить?

Размышляя, он сосредоточенно разглядывал носки своих ботинок, а в голове одна за другой сменялись картины людских толп, которые брели по дороге в Гавану, брели в клубах пыли, под палящим солнцем, с надеждой брели в неизвестность.

* * *

Перед Сэнитэри Бэйкери Харрисон Рональд решил развернуться и, сдав назад, поставил автомобиль рядом с остальными. Шесть машин. Тесновато сегодня.

Он подошел к двери и постучал.

Охранник, заперев за ним дверь, задвинул засов и кивнул головой.

– Они велели тебе подниматься, второй этаж, в самом конце.

Внутри склада было пусто и темно. Единственный свет от уличных фонарей проникал сюда сквозь грязные окна высоко под потолком. Здесь все казалось знакомым, и как только глаза привыкли к темноте, он уверенно двинулся вперед.

Второй этаж в конце. Господи, там же ничего нет, кроме нескольких пустых комнат с толстым слоем пыли, грязи, крысиного дерьма и кое-какой поломанной мебели, за ненадобностью оставленной прежним владельцем.

Он потрогал пистолет за поясом и проверил положение предохранителя. Порядок. Не прострелить бы себе задницу, Харрисон Рональд.

Поднявшись по лестнице, он повернул налево к восточной стороне здания. Раздался чей-то стон. Голос мужской.

Он замер. Кто-то стонал протяжно и не по-человечески.

Харрисон Рональд будто окаменел, прислушиваясь к звукам. Вот! Опять!

Он сунул руку под пальто и снова прикоснулся к рукоятке пистолета.

Никого не видно. Только окна, тусклый свет и черные контуры колонн, что поддерживают крышу. И этот звук.

Ужас вновь завладел им. Его затрясло, когда низкий животный стон достиг его ушей и эхом, едва слышно, отозвался в глубине огромной и пустой темной комнаты.

Кто-то уже просто не мог кричать, кто-то, чьи легкие разорвались от крика, кто истратил все слова мольбы и молитвы, кто уже не думал о жизни. Этот человек стонал только потому, что все еще дышал.

Что-то было еще. Запах! Он внимательно принюхался. Паленое мясо. Да, паленое мясо. Запах подгорелого жира, острый и едкий.

– О, Боже!

Харрисон Рональд Форд двинулся вперед. Через щель в неплотно притворенной двери сочился свет.

Стоны стали громче, послышался голос.

– Ты предал своих братьев, своих братьев по крови. Продался белым ублюдкам, продал свое тело и кровь, продал… – Фримэн Мак-Нэлли. Харрисон Рональд узнал этот голос. Фримэн Мак-Нэлли. – Чем они тебя купили? Деньгами? Ты теперь никогда не сможешь их истратить. Женщинами? Тебе их никогда не трахнуть, с тем, что у тебя осталось. Ха!

Казалось, Мак-Нэлли обезумел. Сумасшедший. Его голос, на октаву выше чем обычно, звучал на грани истерики.

– Убей меня!

Молчание.

Звериный вопль:

– Убей меня!

Харрисон Рональд Форд толкнул дверь и вошел. Воняло нестерпимо.

Посреди комнаты, привязанный к стулу, сидел обнаженный мужчина. Над ним висела электрическая лампочка без абажура. Во всяком случае, пока он еще оставался мужчиной. С его тела свисали куски плоти. В паху не осталось живого места. На его лице – Харрисон подошел ближе, чтобы разглядеть его лицо, – остался только один глаз, вместо второго зияла пустотой обгоревшая глазница. На груди еще больше ожогов. Удивительно, но крови почти не было.

– Убери пистолет, Сэмми.

Он огляделся. Остальные сидели на стульях, расставленных вдоль стены. На полу стоял огромный утюг с прилипшими к нему кусками мяса, которые до сих пор дымились.

– Убери пистолет, Сэмми. – Это Фримэн. Он стоял напротив окна с пистолетом в руке, нацеленным в Форда.

Харрисон посмотрел вниз. Он не помнил, в какой момент «кольт» оказался у него в руке. Опустив пистолет, он еще раз взглянул на человека, привязанного к стулу.

– Убей меня!..

– Этот болван продал нас. Он стучал на нас легавым. В конце концов он сознался.

Он мог бы перестрелять их всех. Мысль мелькнула у него в голове и палец непроизвольно пополз к предохранителю. Их пятеро. Семь патронов. Сначала Фримэна, потом остальных. Так быстро, как сможет нажимать на спусковой крючок.

Фримэн подошел к Форду и остановился, скрестив на груди руки и сверля взглядом человека на стуле.

– Разве это не дерьмо? Я знаю его столько, сколько помню себя. А он продал меня. – Фримэн хмыкнул и мотнул головой. С бровей слетели капли пота. – А ведь все это время я думал на тебя, Сэмми. Падла-а-а!

Мак-Нэлли снова мотнул головой и отошел к окну. Затем, повернувшись, ткнул пистолетом в сторону Харрисона Форда.

– У тебя пистолет. Убей его. – Он произнес это будничным тоном, будто заказывал пиццу.

Человек на стуле не спускал с Форда своего единственного глаза. Его руки, вернее, то, что от них осталось, по-прежнему были связаны сзади. Сквозь обгоревшее тело проглядывали белые полосы – кости. Харрисон медлил.

– Пристрели его, – приказал Фримэн.

Харрисон сделал шаг. Глаз продолжал следить за его движениями. Вот обожженные губы дрогнули. Форд наклонился, чтобы расслышать.