В жарких объятиях Дерзкого

Сморчок тут же поник, осознав что его собственная персона никому не интересна, и, шамкая челюстью пролепетал:

— Да эти цепные Церберы сторожат свою душегубную контору, словно это вход в Рай. Особенно от грешников — вроде меня и малолеток — вроде вас. Можете даже не мечтать. Вас дальше входа туда не пустят. А если и впустят, то пинками под зад быстро вытолкают.

Врываясь скрюченными пальцами в увлажнившиеся пряди, он судорожно стянул их в пучок, а затем, ослабив, потрепал, только усиливая хаотический беспорядок.

— Эти гады бдят каждый неверный шаг и, уж тем более, не допустят никакого беззакония. Если это слово вообще применимо к данному заведению.

После затянувшейся паузы, во время которой брат и сестра энергично шевелили всеми имеющимися извилинами, Илья процедил сквозь стиснутые зубы:

— На входе амбалы?

Сморщенный опёнок покосился на парня, медленно переползая взглядом на стоявшую рядом девушку.

— На основании чего, собственно, я должен вам что-либо вещать?

— Ну, я так понимаю, вы являетесь амбассадором компании «Пиковая дама», судя по натруженным пальцам рук и проницательно-настороженному взгляду. Я прав?

Судя по вытянувшемуся лицу — нещадно вышвырнутого за порог — постояльца, из всей красноречивой фразы, неосторожно слетевшей с уст Ильи, понятны ему были только последние два слова. Сникнув окончательно и опустив узкие плечи, он обиженно проговорил:

— Зачем же оскорблять-то сразу? Я вроде по-доброму к вам.

Едва сдерживая, рвущийся из груди, смех, Лиля бросила на Илью «хихикающий» взгляд, и, отвернув голову в сторону, задорно тряхнула забавными косичками.

— Амбассадор — это… да, собственно, неважно.

Лиля всё таки не сдержалась и сдавленно всхлипнула, пытаясь сохранять спокойствие — хотя бы внутренне.

— Видите ли в чём дело. Нам надо срочно повидать хозяина этого… — Илья окинул брезгливым взглядом убогий фасад и уточнил: — … королевства.

Мужичишка тут же повеселел, и, даже забыв о недавно нанесённом «оскорблении» задорно загоготал, запрокидывая голову назад:

— Это кого это? Не самого ли Силова? — шкала громкости смеха ползла вверх по нарастающей, а мужичишка просто сложился пополам от режущего живот хохота. — Да кто же… кто же ва… вас… к нему пустит? Он же в этом — как вы выразились — королевстве КОРОЛЬ! Пиковый!

Сморчка взбодрило от веселья и он задорно добавил:

— Король с простыми подданными не общается. Мы для него мусор под ногами. Средство наживы. Негоже ему до нас снисходить со своего величества, — безудержный смех начал затухать, и, наконец, окончательно затихнув, растворился в тишине майской ночи. Не говоря больше ни слова, жалкий представитель простого люда, понурил плечи и подался восвояси.

Проводив собеседника прощальными взглядами, Лиля и Илья покосились вновь на убогонькую табличку над дверью — Обувная мастерская.

— Может попросим набойку мне починить? — предложила Лиля вроде как шутливо.

— Идея так себе. Два часа ночи.

— Пожалуй, — усмехнулась рыжая бестия. — Твои варианты?

— Надо узнать как он перемещается. На чём. И тупо подловить его возле клуба.

— Предлагаешь караулить его здесь сутками?

— Лиль, нам надо с ним пообщаться. Так не может больше продолжаться.

— Согласна.

— Могу конечно предположить, сколько бодигардов за ним таскается, но не покушение же мы на него готовим. Просто переговорить хотим. Выяснить долг отца и прочую фигню со сроками.

— Илья, а если… если там сильно много? Как возвращать будем? Нам же ещё восемнадцати нет.

— Вот это как раз не проблема. Да и совершеннолетие не за горами.

— Нам надо обоим работу какую-то толковую, иначе никакой долг мы не вернём.

— Надо. И я уже серьёзно озаботился этим моментом.

— Серьёзно? И что же это за работа?

— Пока не скажу. Мот надо доделать и тогда… — по отчаянному вздоху и нервно скользящему — по пересохшим губам — языку, стало понятно, что работа либо незаконная, либо опасная.

— В голову не бери. Это мои заботы.

— Илья, мне не нравится твоя самодеятельность. Одного я тебя не оставлю.

— Лиль, давай не здесь и не сейчас. Нравоучения на меня не действуют. Сама знаешь.

— Знаю, — поджав губу, девушка устало вздохнула и на мгновение прикрыла дрожащие веки. — Поехали домой. Нечего тут ловить.

Бросив короткий взгляд на такую загадочную «Пиковую даму» Илья согласно кивнул, и, обхватив сестру за тонкую талию подтолкнул её к центральной улице города.

Тишину аудитории нарушало лишь мерное царапанье старательно выводимых на бумаге пишущих знаков и, едва уловимый, нестройный шепоток абитуриентов.

Не смотря на внешнее неблагополучие в семье Муромовых, Илья и Лиля оканчивали очень престижный колледж с усиленным обучением английскому. Да, да и попали оба на бюджет, без каких-либо папка-мамкиных связей. Впрочем, о каких связях вообще может идти речь, когда отец — обычный автомеханик, а мать — портниха.

Грозная завуч — женщина старых нравов и железобетонной выдержкой пристально вглядывалась в озабоченных школьников, цепляясь суровым взглядом выцветших глаз за всех сразу и каждого в отдельности. Словно рентгеновское излучение, она сканировала публику и давила на присутствующих своей всемогущей аурой царицы. Египетской. Не меньше.

Притаившись, словно партизаны, прозорливые выпускники пытались всяческими уловками выудить заныканные «шпоры» и по возможности ещё и воспользоваться ими.

Строгая тётка притаилась, обхватив толстенную роговую оправу, приподняла очки над переносицей и заскользила испепеляющим взглядом по аудитории.

— Верховцев, руки на стол! — гавкнула голосом породистого кобеля немецкой овчарки. — Я всё вижу.

— Вот же рухлядь антикварная. Всё на пенсию не свалит, — пробурчал под нос тот самый Верховцев, заталкивая обратно в пряжку ремня аккуратно сложенный мизерный манускрипт с «иероглифами» по нужной теме.

— Осталось десять минут и сдаём работы, — прошипела гадюка, выпуская сочащийся с языка яд, вызывая тем самым волну негодования среди разочарованной публики. — Так! Что за охи со вздохами? На эту работу отводится час и ни минутой более. А по сему, напрягаем свои мозги, если таковые имеются, и движемся к финишу. Дружно. Ясно?!

Что же тут неясного, когда напротив стоит палач уже готовый к декапитации и даже гильотину не поленился с собой приволочь.

— Семь минут! — прозвучало так неминуемо, что невольно поджилки на ногах затряслись и рука потянулась к шее, последние минуты удерживающей на плечах буйные головушки учеников.