В золотых чертогах Валгаллы
Шрифт:
Глебу кажется, что пол уходит у него из-под ног. Те самые слова, которые он так боялся услышать. Что она больше не его. Он потерял ее.
Его начинает быть липкая мелкая дрожь.
Юля на какое-то время отводит взгляд. Смотрит в окно.
– Думаешь, я не понимаю этого? Того, что стояло между нами все это время. Разница в социальном положении… Деньги… Эта моя высокооплачиваемая работа! Будь она проклята! Все, у меня ее больше нет.
Снова поворачивает голову и смотрит ему в глаза.
– Я уволилась. К черту все! Нет у меня больше этой долбанной работы! Что это меняет?
Если бы она не была так
– Ты… уволилась?
– Да!
Все до единой мысли разом вылетели у него из головы.
– Юленька… Это из-за… из-за меня, да?
– Да!
Чем он заслужил такую женщину? Которая готова рискнуть и отдать все, лишь бы быть с ним. А он… он… Он обязательно исправит все, что успел испортить. Ради нее.
– Юля… – шагнул к ней, мечтая прижать к себе и вышептать ей в висок все, что накопилось в душе.
– Нет! – метнулась от него в сторону, к окну. – Не подходи ко мне!
Да что ж такое?!
– Юля, я не понимаю…
– Не подходи ко мне! Не надо…
Он весь растерзан, порван в клочья событиями последних недель, он не соображает ни черта, он явно упускает из виду что-то важное. Что происходит? Вообще и с Юлей в частности? Она же ведь…
– Юль, ты же из-за меня уволилась?
– Да, – тихо в ответ.
Вдохнул поглубже, чтобы решиться и спросить. Ну, сколько можно ходить вокруг да около?!
– Ты… ты же любишь меня, да?
Молчание. И потом еще более тихое:
– Да…
Внутри как будто открываются какие-то шлюзы. Его затапливает облегчение. И руки сами собой тянутся к ней. Обнять, прижать к себе и сказать ответное…
– Не подходи ко мне, Глеб!
Твою мать!!! Кто ему объяснит, что происходит?! Любит – и при этом подходить к ней не моги!
– Юлька! – он уже практически орет. – Я люблю тебя! Что за дурацкие игры! Я люблю тебя, слышишь?! Не могу без тебя! На все готов ради того, чтобы быть с тобой! Перестань… Прости меня. Я был осел, но я все исправлю, обещаю…
– Ничего не исправишь, Глеб…
Его уже достали эти чертовы ребусы! Скрестил руки на груди, упрямо выдвинул подбородок.
– Объясни мне, если не сложно. Я твою логику не улавливаю, совершенно. Ты меня любишь, вон из-за меня даже с работы уволилась. Я тебя люблю, и готов плюнуть на все, включая то, что ты раз в несколько меня состоятельнее. И, знаешь что? Я совершенно не настаиваю на том, чтобы ты уволилась. Можно было этого не делать, для меня это уже не важно. Ты – единственное, что мне нужно. В чем проблема?
Она молчит. В окно смотри и молчит. И потом – спокойно, ненормально спокойно и негромко:
– Это не изменит того, кто мы…
– И не должно!
Она поворачивает голову к нему, и Глеб видит – ее глаза полны слез. Но голос – по-прежнему негромок и размерен. Это ему не нравится, ох, как не нравится.
Она качает головой. И первая слезинка срывается, и он завороженно смотрит, как она катится по бледной щеке.
– Нет, Глеб…
– Какого черта «нет»?!
– Ты… ты не сможешь…
– Давай я сам решу, что я смогу, а что нет!
– Вот… – Юля грустно, сквозь слезы, улыбается.
– Что – «вот»?!
– Вот в этом ты весь. Ты привык все решать сам. Ты сильный, гордый. Ты не сможешь… с этим
жить. Ты не сможешь… жить со мной. Ты меня возненавидишь… рано или поздно.– Что за бред!!! – взрывается Глеб. – Это полнейшая чушь!
Понимая, что убедить словами у него не получается, стремительно шагает к ней, руки на плечи, и выдыхает ей в волосы:
– Юленька… Ну, Юленька… Все совсем не так. Я люблю тебя.
И ее ответное:
– Уходи, – всхлип. – Пожалуйста, – рукой прикрывает рот, давя рыдание. – Пожалуйста, Глеб, уходи. Сейчас же!
– Юль, да что происходит?..
– Уходи!
Очень похоже на истерику. Разговаривать в таких ситуациях бесполезно, но он делает последнюю попытку.
– Юль, давай я тебе налью чего-нибудь? Где у тебя?..
– Уходи!!!! – надрывным криком, со слезами.
Ушел, бросив на прощание:
– Я завтра позвоню.
Его шаги, грохот захлопнувшейся двери – все это звучит в ее ушах похоронным маршем. Она ничего не понимает, ровным счетом ничего. И нет уверенности, что поступает правильно. Но она не видит ничего хорошего впереди. Нет, то, что случилось во время этой грустной истории со смертью отца Глеб – оно бы только дальше развивалось, ширилось, и, в конце концов, задушило бы их отношения. Лучше уж так… пока он ее любит… а не ненавидит, не видит в ней живое напоминание о том, что его любимая работа, которой он отдает всего себя, всю свою энергию, свой талант – эта работа не приносит ему достойного дохода. Пусть помнит о ней, когда любил ее. А не ненавидел.
Пусть он будет счастлив с кем-то – пусть даже с той же Оксаной, вон она как к нему льнет. Пусть. Пусть. Пусть он будет счастлив с кем-то. И помнит, как он любил ее, а не ненавидел.
Глава 11. Все дороги ведут в Нифльхейм
Нифльхейм, иногда Нифльхайм (др. – нор. Niflheimr – обитель туманов) – в германо-скандинавской мифологии один из девяти миров, земля льдов и туманов, местообитание ледяных великанов, один из первомиров.
– Ну, что, вся дурь из тебя вышла?
– Почти.
– Даю тебе еще один день, и чтобы послезавтра на работе была.
– Два дня.
– Хорошо, – соглашается Тихонов. – Два так два. Но ни днем больше!
Едва успевает нажать отбой, как снова, разрывающей душу трелью – входящий. Не считано какой за сегодня. Она знает, кто это. И она, конечно же, не возьмет трубку. И дверь не откроет. И когда-нибудь ему надоест. Он же гордый. Он не будет унижаться. Он же сильный. Он справится.
Сильный, гордый, умный, талантливый, любимый, единственный. Где взять силы, чтобы забыть тебя? Простить оказалось легко, а вот забывать будет невыносимо.
На звонки не отвечает. Дверь не открывает. Детский сад какой-то, честное слово. Ничего, он упрямый. Она же дома – вон, свет горит. Машина на месте. Не сможет же она неделями дома сидеть?
Познакомился с охранником. Тот поначалу пытался права качать: «Да кто ты такой, мужик? Что вообще тут делаешь?». Глеб емко и доходчиво объяснил тому, какие именно кости, связки и сухожилия повредит ему, если он не оставит его, Глеба, то есть, в покое. А потом дополнительно рассказал, как сам же окажет первую медицинскую помощь пострадавшему.