В зоне катастрофы

Скорость собственного движения этой звезды оказалась самой высокой на земном небосводе. Словно кто-то откуда-то выстрелил этой звездной системой.

Откуда появилась она за той громадной газопылевой туманностью, сколько времени двигалась за нею, — никто не знал. Туманность была столь же непроницаема, сколь и знаменитая «Конская голова» — тоже, кстати, соседка Ориона. Вполне возможно, что звезда попала за ту туманность еще в доисторические для всякого человека времена.

Блуждающие звезды — не такая уж великая редкость в нашей Галактике. Среди них больше всего молодых, горячих голубых гигантов. У них и название общее для всей земной астрономии — «голубые бродяги», или «голубые путешественники». Оно родилось еще в конце двадцатого века. Чаще всего эти звезды отрываются от родных, молодых звездных скоплений и устремляются за старыми скоплениями звезд, проходящими мимо. Притяжение массивных старых скоплений оказывается сильнее притяжения молодых — но только на их окраинах.

Никакая жизнь вблизи таких голубых гигантов невозможна — слишком сильно их ультрафиолетовое излучение. И поэтому земные астрономы не проявляют к ним повышенного интереса.

Другое дело — бродячие желтые звезда того же класса G2, что и Солнце. Их не так много, как голубых, но вокруг них могут быть планеты, и на планетах может отыскаться жизнь или, по крайней мере, — условия для нее. А это уже землянам всегда интересно. По сути ведь и само наше Солнце — одинокая блуждающая звезда.

Поэтому и новое желтое светило, нацелившееся на левое плечо Ориона, заинтересовало землян, получило имя великой киноактрисы Марлен Дитрих и стало специальный предметом исследования всех космических обсерваторий Солнечной системы и на всех астрофизических диапазонах — оптическом, рентгеновском, инфракрасном, ультрафиолетовом и гамма-лучевом. Звезду Марлен наблюдали молодые астрономы со спутников Марса и Юпитера, автоматические обсерватории с колец Нептуна и со спутниковых орбит Плутона. И вся эта огромная информация стекалась в лаборатории Пасадены на тихоокеанском побережье Калифорнии. А оттуда, уже обработанная, систематизированная, расходилась по всей планете.

Довольно скоро возле Марлен обнаружилась небольшая, компактная система с тремя планетами примерно земных размеров и двумя планетами-гигантами, расположенными, как и в Солнечной системе, посередине других. Правда, расстояния между планетами в системе Марлен были неизмеримо меньше, чем в система Солнца, И, следовательно, межпланетные путешествия там оказались бы короче и легче, чем возле Солнца.

Для начала планеты системы Марлен назвали буквами греческого алфавита, оставив поиск более точных имен на усмотрение будущих исследователей.

Когда информации скопилось предостаточно, к Марлен направились один за другим автоматические разведывательные зонды. Они шли подряд, цепью, и у каждой ракеты была своя, узкая задача. А через сто лет после первых зондов ушла к Марлен и экспедиция Гулля, обеспеченная стремительным прыжком в надпространстве. Он был уже испробован в полетах к звездным скоплениям и — конкретно на маршруте к Марлен — автоматическими зондами.

И вот в итоге всей этой колоссальной работы таком печальный результат — давно предсказанный, но, как любое несчастье, всегда неожиданный взрыв Бетельгейзе.

…В поисках места для удобной посадки Гудзи начал внимательно рассматривать распростертую под ним планету. Всюду цепи неприступных, ощетинившихся, припудренных чем-то (снег?) утесов. Иногда средь них зияют глубокие бездны или мелькают крошечные плоскогорья с извилистыми трещинами каньонов Невольно вспомнился наводящий жуть земной остров Эстадос, что невдалеке от Огненной Земли. Гудзи видел его однажды под собою из самолетного иллюминатора. Но, если на Земле подобные места — редкость, то здесь, похоже, это самая обычная картина.

Виток за витком, с автоматически смещающейся орбитой — но все бесполезно! А время начинало поджимать. Лишь через тридцать часов непрерывных поисков Гудзи, наконец, обнаружил среди острых, нацеленных ввысь вершин черный провал в несколько десятков миль, заканчивающийся ровной плоскостью. Будто кто-то специально вырубил здесь до основания горные пики под площадку для посадки и стартов космических кораблей.

— То, что и требуется, — сказал Гудзи с облегчением и на следующем витке повел «Гном» на снижение.

Планетолет сел удачно — в серую, рыхлую и, как вскоре выяснилось, снежную массу вблизи небольшого леска.

Не все оказалось так уж безнадежно. Датчики сообщили, что в нижних слоях атмосферы Эпсилона содержится немало кислорода, хотя и меньше, чем нужно для дыхания. Кислород можно выделить и очистить. Воду можно добыть из окружающего снега. Пища пока имеется. Взяты в полет и семена овощей и фруктов. Одним словом, жить можно.

За время положенной адаптации на новом месте астронавт убедился, что извне ни «Гному», ни его обитателям ничто не угрожает. Значит, можно совершить вылазку на Эпсилон. «Наверное, было бы нелепо упустить такую возможность, — рассуждал Гудзи. — Немногим удается первыми ступить на чужую планету. На Бете это выпало людям Гулля. Здесь — мне. И, пожалуй, не стоит с этим тянуть. Кто угадает силу и характер излучений, которые вот-вот обрушатся на Эпсилон вслед за метеоритным потоком?»

Гудзи надел планетный скафандр и выбрался в тамбур-шлюз, плотно задраив за собой люк, ведущий внутрь «Гнома». А через три минуты, расконсервировав внешний люк, оказался вне корабля.

4.

На Эпсилоне шел снег. Мягкие, рыхлые хлопья валили со всех сторон и затушевывали линию горизонта. Она всюду была нечеткой, размытой, туманной. Серо-белое небо как бы постепенно переходило в такие же серо-белые горы, вершины которых терялись в снежном мареве. Лишь кое-где короткие порывы ветра вдруг закручивали снежные столбы, они быстро уносились вдаль и не возвращались.

«Повезло нам, — подумал Гудзи. — Чудом проскочили. Выбрать площадку при таком снегопаде оказалось бы совсем невозможно».

Он даже содрогнулся в своем скафандре от того выбора, который мог ожидать их на орбите: или садиться вслепую, в снежную кашу, или дождаться метеоритной бомбардировки. Ну, первые атаки метеоритов «Гном» еще как-нибудь выдержал бы… Но никто ведь не знает глубину метеоритного потока. Может, таких атак предстояли сотни? А «Гному» наверняка хватило бы и пяти, чтобы превратиться в решето.

Оказавшись на внешней стороне планетолета, Гудзи долго не мог решиться покинуть его — словно намертво прирос к родному металлу. Другое дело, если бы виднелась почва. А то снег… Что под ним?

Потом вспомнил о телескопическом щупе, который ждал своего момента в корпусе возле люка. Отогнул кольцо, повернул его дважды, вынул щуп из гнезда и не спеша погрузил его в снежную массу. Легко преодолев дюймов двадцать пять, щуп уперся во что-то твердое, Гудзи повторил зондирование в других местах. Результат обнадеживал: проходя немного, щуп, как и прежде, фиксировался. Теперь можно и самому…

Держась за поручни, Гудзи очень осторожно начал спуск. И вот уже по колени стоит он в снегу на чужой планете — первый здесь человек! — и напевает древний гимн астронавтов Земли: «Мы — дети Галактики…» Торжественная минута! Но никто этого не видит, никто про это не знает. Кроме Малыша… Если за высадкой первых земных космонавтов на. Луне наблюдали десятки миллионов телезрителей, а за высадкой на Марсе — уже несколько миллиардов, то здесь — один Малыш. Через телекамеру…

Разумеется, экспедиция на Бете получит видеоклип. Когда-нибудь, может, его привезут и на Землю. Но ни мать, ни сестренка, ни даже отчим, будь он неладен, никогда этого клипа не увидят. Их уже нет в живых. Пока летел Гудзи до Беты, их век на Земле кончился. Как и век всех, с кем Гудзи играл в детстве и учился в школе. Потому что время на корабле, который мчится в надпространстве со сверхсветовой скоростью, тянется неизмеримо медленней, чем время на Земле. Гудзи и вся экспедиция Кравца еще живут в своем столетии, а на Земле сейчас — следующее. И, если им удастся вернуться, — Земля за это время отмотает еще один век. И попадут они на совсем другую Землю. И будут встречены ею как древние ископаемые…