Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни

Затем, громко выругавшись по-арабски, я швырнул то, что от него осталось, им в головы и, перекинув Ивара через левое плечо, вытащил меч и расчистил путь обратно к нашему кораблю, уложил его в каюте, снял с него доспехи и одежду и принялся промывать и перевязывать раны, которых было много, и они были достаточно глубокими, чтобы лишить жизни любого, кроме человека, сделанного по образцу героя. Здесь меня нашел старый Ульф, когда пришел сказать, что последний из мусульман либо мертв, либо в плену, и что две большие галеры принадлежат нам.

Увидев, что я делаю, честный старик подошел ко мне, протянул руку и сказал со слезами на глазах и чем-то очень похожим на рыдание в голосе:

— Друг Валдар! Я вижу, что ты настоящий воин — такой же кроткий после битвы, насколько свирепый в ней. Клянусь Тором и Одином, нам повезло, что я не разбил тебе голову, как намеревался, там, на носу. Ты дал нам победу, когда мы бежали от наших врагов — позор нам! — и, если Ивар жив, ты подаришь ему и его жизнь. А я говорю тебе что, если Ивар умрет, то я, например, предпочту найти где-нибудь сражение и умереть в нем, чтобы отправиться с Иваром в Валгаллу, чем вернуться без него к его отцу, который ждет там с флотилией, и к нашей госпоже Бренде, которая ожидает его на Севере.

— Не бойся, он будет жить, — сказал я, — но чем скорее мы вернем его к своим, тем лучше, так что давай как можно скорее отправимся в путь. Ты проследи за этим, а я останусь и присмотрю за Иваром. Если у вас на борту есть хорошее вино, принеси, потому что ему станет еще лучше, когда он придет в себя.

Он принес хорошего красного крепкого вина в большом серебряном кувшине, из которого я сделал хороший глоток в качестве пошлины, потому что после полуденной битвы я высох, как песок в долине Сиддим. Потом он ушел, и вскоре стало слышно, как по палубе из ведер льется и плещется вода. Затем я услышал, как выдвинулись весла, и почувствовал, как корабль рванулся вперед под сильными гребками. Когда я снова вышел на палубу, оставив Ивара спокойно спать в его постели, то обнаружил, что мы уже миновали устье реки и с двумя нашими призами на буксире скользили по гладкому морю к флотилии из полутора дюжин величественных драккаров, веселые полосатые паруса, золотые клювы и головы драконов которых весело сверкали в лучах вечернего солнца.

Мы встали рядом с самым большим из них; это было самое изящное судно, которое когда-либо несло морских волков Севера к победе и грабежу. Управлялось оно самой веселой и храброй сворой морских разбойников, которые когда-либо утверждали право или находили новых хозяев имуществу своих соседей благодаря силе своего оружия.

Меня подняли на его борт, чтобы я пожал руку отцу Ивара, величественному крепкому старику, загорелому и израненному жарким солнцем и ожесточенными боями, но все еще сильному и гибкому, как лучшие из его людей, и самому царственному старому конунгу, когда-либо приплывавшему с севера. Когда ему рассказали, как я сражался и что сделал для Ивара (и можете поверить, не было упущено ни одной детали), я увидел слезы в его жестких старых глазах. Старый морской король сказал голосом, который гудел, как колокол:

— Кровь за кровь и жизнь за жизнь, Валдар Старкарм [30] , как ты достоин называться! Таково наше военное кредо, и пока плывет хотя бы одна их наших ладей или есть хотя бы один человек, который может сражаться рядом с тобой, ты никогда не будешь нуждаться ни в друге, ни в брате по оружию; и сегодня ночью, если захочешь, мы поклянемся кровной клятвой, и ты станешь нашим братом и отправишься с нами домой, на север, где, быть может, тебя ждут лучшие дела.

— Охотно, — ответил я, — потому что мне кажется, сам не знаю почему, что каким-то образом после долгих скитаний я вернулся к своему народу. Отныне или до тех пор, пока я снова не уйду в тень, из которой вышел только вчера, Скандинавия будет моим домом, море — моей страной, а вы и ваши доблестные морские волки — моими братьями и сородичами, потому что других у меня нет во всем мире.

30

Крепкая рука.

— Удивительная речь, Валдар, — сказал он серьезно и медленно. — Довольно странно, что ты — тот самый Валдар, о котором повествует сага. Тебе уже говорили, что скальды пели о таком, как ты?

— Да, — ответил я, — и мне очень хотелось бы услышать, как поют эту сагу.

— Тогда сегодня ночью ты услышишь ее, потому что у моего младшего сына Харальда, вон того, самая нежная арфа и самый чистый голос во всей флотилии, и сегодня вечером он споет ее для тебя, когда пойдут по кругу чаши с горячим вином.

Глава 23. Северная лилия

Тем же вечером старый Ивар сдержал обещание. Вся флотилия плыла на северо-запад к Адриатике, направляясь в Венецию, которая в те дни была главным рынком мира, где и купцы, и морские разбойники могли найти покупателей для своих товаров, независимо от того, были ли они получены хитростью торговли или более грубым, но, возможно, более честным военным способом.

Море было спокойным, ветер попутным, а жаркий день сменился спокойной прохладной ночью. Полная луна поднималась на юге, бросая широкий серебряный блеск на едва колышущиеся воды, и все корабли флотилии собрались так близко, как только могли, вокруг золотого гребня «Морского ястреба». Капитаны поднялись на борт по приглашению старого Ивара, и, по обычаю древних времен, каждый из нас уколол себе руку и пролил несколько капель крови в большой кувшин с красным вином, который передавался по кругу, пока не была осушена последняя капля. Итак, мы поклялись кровной клятвой, и отныне я и они стали братьями до самой смерти.

Затем Харальд, светловолосый белолицый юноша, которому еще не исполнилось пятнадцати лет, достал арфу. Мы сидели вокруг него на широкой палубе, а его брат Ивар лежал на ложе из шкур. Харальд настроил арфу, взял первые вступительные аккорды и в тишине залитой лунным светом морской ночи под аккомпанемент собственной музыки, мягкого плеска весел и стука волн вдоль борта судна высоким чистым тенором запел сагу об асе Валдаре, сыне Одина. Он пел о том, как Валдар привез норн из Ётунхейма, чтобы те прочли ему священные руны, которые не имел права читать никто кроме верховных богов, и за этот дерзкий грех был изгнан из обиталища богов Асгарда, чтобы скитаться по странам и векам, пока не будет завершена его судьба. Еще Харальд спел о том, как его возлюбленная Бренда, дочь Хель, поклялась из любви к нему разделить его приговор и доказать богам и людям, что любовь сильнее самой судьбы.

Потом он поведал о том, как Валдар пришел голый и одинокий в крепость народа, который в забытые века жил в стране гор, лесов и стремительных ручьев далеко у врат утра, и как он нашел там королеву-воительницу несравненной красоты, которая пошла с ним на войну против короля могущественного народа, который сделал себя богом на земле, и как они победили армии великого короля и победоносно прошли к стенам его города.

Струны арфы зазвенели громче, и мне показалось, что я слышу эхо грома, который разразился над башней и старой Ниневией, и того жуткого звука ужаса и отчаяния, который поднялся в войсках Армена и Ашшура, когда земля закачалась под их ногами и башня рухнула. Затем голос певца снова взмыл в тихую ночь, звенящие струны задрожали в минорном ключе, и он рассказал, как те, кто остался в древней стране, долго и тщетно оплакивали свою королеву и героев, которые ушли на битву и не вернулись.

Затем он рассказал, как с течением веков в страну, название которой было забыто, вторгались могучие армии с юга, и как семья за семьей, племя за племенем покидали свои дома и уходили на север по горам, долинам и равнинам, огибая берега огромного внутреннего моря, а затем по бескрайним равнинам, пересеченным большими, медленно текущими реками, двигались все дальше на север, пока, по прошествии многих веков, их потомки не пришли в страну зеленых полей и темных, покрытых лесом холмов, глубоких, окаймленных скалами ручьев и заливов, и длинных, гладких, сверкающих морских просторов, и поселились там, поклоняясь Одину, Тору, Фригге и Фрейе, богам битвы, грома и богиням любви и красоты, пока не пришел Олаф Триггвассон с мечом в одной руке и крестом в другой, чтобы изгнать старых богов и проповедовать веру Белого Христа, который умер за людей на Голгофе.

Потом в последней вспышке торжествующей песни он спел, как будто вдохновленный каким-то даром пророчества, о временах, которые должны наступить, когда Валдар вернется, и о том, как народ, рожденный от семени викингов, выйдет вперед, вооруженный громом и пламенем, чтобы сразиться за мировую империю и править ею от севера до юга и с востока до запада.

На этом песня смолкла, и наступила тишина, нарушаемая только плеском весел, колебанием волн и глубоким дыханием тех, кто слушал с бьющимся сердцем и быстро пульсирующей кровью, крепко сжав рукоять оружия.