Вальдор: Рождение Империума

Бордамо ударил по механизму освобождения троса, и клетка выскочила из замков. Как обычно, все внутри пошатнулись, ожидая, когда качающийся пол успокоится, а опускающие цепи начнут разматываться.

Впрочем, в этот раз ей что–то помешало, и клетка спустилась лишь на несколько метров, прежде чем налететь на какое–то препятствие и удариться о внутреннюю стену колодца. Люмены замигали, короткими вспышками освещая маслянистые металлические внутренности граней шахты. Бордамо посмотрел вверх, в сторону прямоугольника тусклого света, пытаясь понять, что их остановило.

Капитану потребовалось мгновение, чтобы его сознание зарегистрировало то, что увидели глаза.

— Снимите его, — приказал он, и каждый Образцовый в кабине поднял лаз-винтовку на плечо, целясь вверх.

Яркие белые лаз-лучи зашипели в шахте один за другим, посылая свет вверх вдоль ствола. Выстрел за выстрелом попали в цель, разгораясь и крутясь, когда концентрированные копья ударялись и отражались от их большой цели. Среди этого слепящего зрелища стало сложно различить, во что они целились — прыгающее, изменяющееся месиво отражений и искажений — но они увидели достаточно, чтобы понять, что их задержало.

Единственное существо, одинокий воин, закованный в ненавистное золото и тянущий главную поддерживающую цепь хват за хватом, поднимая тонны веса стальной клетки с шестью людьми внутри будто рыбак, сматывающий удочку. Лаз-огонь мало что мог сделать — лучи обжигали и отражались от его непробиваемого доспеха, оставляя длинные черные полосы, но не более. Медленно, но верно золотой шлем приближался, пока Образцовые стреляли в упор, а затем от ужаса их лаз-винтовки замерли.

Солдат швырнуло к одной стенке, затем к другой, жестоко впечатывая во внутренности кабины, и дернуло вверх. Желудок Бордамо опустился, и он внезапно почувствовал себя невесомым, его ноги оторвались от кабины, а лаз-винтовка полегчала в руках. Когда его голова сильно ударилась об один из больших железных стрежней, он увидел перед собой размытое золото, быстро сменившееся свистящим звуком и порывом горячего воздуха на теле.

Золотой дьявол бросил — бросил — клетку через зал сбора, метнув ее одной рукой и послав ее в тяжелую колонну-контрфорс. Удар был ужасающим. Бордамо впечатало в решетку, ушедшую в занос, а его броня выпустила ореол искр.

Скользящая клетка остановилась, и он почувствовал, как по броне течет горячая струйка крови. Его левую руку пронзила боль, в глазах плыло, но он заставил себя повернуться и попытался прицелиться в то, что, как он понимал, приближалось к нему.

Клетка сломалась, превратившись в разваливающуюся путаницу смятого железа, усыпанную безвольными телами потерявших сознание и раненых Образцовых. У Бордамо было смазанное впечатление, что за ним идет золотой монстр, прыгающий по полу между ними будто огромный механический волк. Он вновь открыл огонь, больше рефлекторно, чем с надеждой, но дальше он почувствовал холодную перчатку, сомкнувшуюся вокруг его горла и придавившую обратно к земле.

Он посмотрел вверх на маску из аурамита, почти на расстоянии руки от своего собственного шлема. Капитан увидел пару линз, светящихся красным в темноте, и сеть астрологических гравировок посреди ожогов от лаз-огня. Он никогда не находился так близко к ним. С такого расстояния искусная работа была почти невыносимо красивой, а вонь ладана была всепоглощающей.

— Амар Астарте, — раздался голос из маски: глубокий, благородный звук, который выдал отсутствие напряженности своего обладателя. — Где она?

Краем глаза Бордамо видел других кустодиев, может, двоих, прорубавших себе путь через помещение, убивая остатки его солдат с холодным привычным мастерством. Они двигались потрясающе быстро, свободно танцуя вокруг панического лаз-огня, прежде чем вонзить свои клинки в кость и плоть. Один уже спрыгнул в шахту — другие без сомнения последуют за ним.

— Слишком поздно, — выдохнул Бордамо, чувствуя давление в мышцах шеи. — Она… уже там.

Кустодий помедлил на мгновение, будто думая, можно ли вызнать что–то еще. А затем он сжал руку — коротким, решительным, направленным внутрь усилием закованных в броню пальцев. Бордамо не почувствовал свой конец, лишь внезапно нахлынувший холод, а затем тьму.

Самонас поднялся, вытягивая клинок по пути обратно к шахте.

— Мы ждали слишком долго, — проворчал он сам себе, срываясь на бег. — Как обычно, мы слишком осторожны.

Пока он шел, теневой мир тактического восприятия кружился и обновлялся вокруг него — многослойная сетка целей-призраков и векторов стрельбы. Он видел, как собираются и обрываются помеченные сигналы, каждый из которых указывал на солдат Образцовых, двигавшихся по недрам Сенаторума и вниз, к тайным комнатам Темницы. Целые уровни были объяты огнем, выжженные дотла зажигательными боеприпасами и теперь ставшие почти непроходимыми. Лазутчики хорошо выполнили свою работу — они сеяли смятение, создавая ложные цели и посылая стражей Дворца как можно скорее подавить сотни различных бунтов.

Самонас чувствовал, как внутри него шевелится порицание — редкая эмоция, но одна из немногих, которые он все еще был способен испытывать. Он никогда не понимал, почему этому позволили усугубиться. Легио Кустодес наблюдали, сторожили, осматривали, но не действовали. Он вспомнил инструкцию Вальдора в самом начале.

Найдите слабость, сомнение в решительности.

Похвально, конечно, но опасно. Теперь созрели плоды этого решения.

Самонас проанализировал мимолетным взглядом передвижения, отражавшиеся на его внутреннем тактическом дисплее, смещения, шаблоны боя. Прогнозы расходились от его метки будто призраки, разлетевшиеся по кортикальным потокам в светящейся филиграни ложного света.

Он достиг края шахты, в которой висели оборванные кабели и падали обломки главного цепного подъемника.

— К репозиториям, — передал он по воксу своей командной группе, отрывая их от убийств и направив к нижним уровням сокрытого королевства. — Теперь на полной скорости — время работает против нас.

Затем он спрыгнул вниз, стремительно падая и чувствуя, как горячий воздух обдувает его и заставляет его плащ хлопать, пока не поймал одну из оставшихся цепей, чтобы прервать падение. Атмосфера быстро нагревалась, отапливаемая печью, разгоревшейся у подножия горы. Он посмотрел вниз и увидел красное и злое пламя, ползущее вверх по шахте. Его братья последовали за ним, спеша вниз к самым глубоким катакомбам, падая, будто камни, сквозь извилистые шахты.

Пути назад не было. За апатичность Ордена придется заплатить, даже ценой такой невероятной опасности.

Самонас прикинул расстояние, разжал руку и рухнул в глубину сквозь ад.

Вальдор не спешил. Он шел пешком, идя от Башни в лабиринт улиц в одиночестве. Пока он шел, хлопья серого снега падали и соскальзывали с его брони, сбегая вниз по аурамиту блестящими ручейками.

Небо стало черным и набухшим, раздуваясь и бурля, будто густо замешанный битум. Вой бури не утихал, бросая ледяные копья во все открытые уголки, поднимая грязь и мусор и швыряя их в неукрепленные стены. Гражданские, которых буря застала снаружи, бежали в укрытие куда только можно, закрывая тяжелые двери за собой, едва достигнув заветного убежища. У множества мобилизованных солдат не было выбора, кроме как превозмогать ее, направляясь насквозь промокшими рядами к назначенным точкам обороны. Те транспорты мотопехоты, что еще не были на позиции, едва ползли по слякоти, крутя гусеницами и тарахтя двигателями.

Вальдор не обращал на них внимания и спокойно продолжал свой путь по ступенчатым городским уровням к пункту назначения. Шквал слякоти в воздухе давал ему некую анонимность в дороге — обычно население шарахалось бы от него с почтением и страхом, или, может, даже припадало к подолу его плаща, моля о прощении грехов. Сейчас даже его величие померкло, окутанное плачем порывов ветра, позволявших ему идти незамеченным. Казалось, будто весь этот климатический спектакль разыгрывался ради этой единственной цели.