Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады
Шрифт:
– Драмкружок? – догадался Валера.
– Наверное… – протянул Сесибо. – Чернявый – Ромка Кац, слесарем работает. Высокий – механик Ильченко. В одесском на инженера учится. Девчонок не знаю.
Что показывал портовый драмкружок, они не слышали, зато увидели, как после представления выступавших пригласили на китобазу вместе с семьями портовиков. Валеру кольнула легкая зависть.
Скоро китобоец стал похож на муравейник. Жены провожали мужей, стоя перед крошечными каютами, дети шумно носились по палубам. Ребята не прониклись моментом этого последнего шага к
– Наконец-то!
Им не было дела до театральных сцен. Сейчас можно взглянуть на китобазу во всей красе. Услышать, как заработает винт, увидеть, как громадина рассечет волну, как начнет расти полоска между судном и берегом.
После прощальных гудков раздались детские крики:
– Папка! Папка!
Ребята махали руками, женщины плакали, а моряки высматривали своих. Наконец китобаза снялась с якорей и двинулась в море. Никто не расходился, пока флотилия не скрылась за горизонтом.
– Пойдешь греться? – спросил Эдик Гном.
Почему-то сидеть в прокуренном портовом шалмане совсем не тянуло.
– В школу схожу, – покачал головой Валера.
Несмотря на взвешенные слова Сесибо про суровые будни, дрогнула в душе романтическая жилка. «Счастливые», – думал Валера. Захотелось, чтобы и его так провожали, любили, ждали.
Оказалось, шел пятый урок. Владимир Львович ходил по аудитории и, сложив руки на животе, рассказывал о народностях Кавказа. Увидев Валеру, он прервался:
– Здравствуйте. Чем обязаны? – Он замер и немного приподнял очки на лоб.
– Простите, – растерялся Валера, – опоздал.
– Почему? – поджал бледные губы учитель.
Холодный тон заставил поежиться и легко выдумать объяснение:
– Дело в том, – голосом добропорядочного мальчика замурлыкал Валера, – что сегодня очень важное и знаменательное событие. Китобоец «Слава» отправился в Антарктику.
В пронзительном взгляде угольно-черных глаз историка читалось недоумение.
– Я выступал в вокальном кружке портклуба. Нас вызвали на концерт уезжающим флотилиям.
– В урочное время вы обязаны находиться на территории школы. Известно ли вам это?
– Да, конечно, – спокойно и мягко отвечал Валерка, нисколько не смутившись и не потеряв «честное» лицо. – Лидия Васильевна любезно информирует меня об этом.
Историк был новым и не знал, что классная руководительница стоявшего перед ним красивого мальчика информирует далеко не впервые и любезностью там и не пахнет: «Ободзинский! Еще один прогул и снова вызову отца в школу!» Класс замер. Прокатит наглое вранье или нет?
– Садитесь, – наконец решил историк, – как ваша фамилия?
– Ободзинский, – представился Валера.
– Абазинский? Через «а»? – заинтересовался Владимир Львович. – А ваша фамилия не связана случайно с абазинами?
Валера не знал, кто такие абазины, и учитель пояснил:
– Древнейший народ Кавказа.
– Нет. Фамилия польская.
– Ну что ж… – не слишком расстроился Владимир Львович, – поговорим тогда об абазинах, раз уж зашла речь.
Пока учитель рассказывал про Абазгское
царство, Вилька Ляхов и Жорка Грачев накинулись на Валеру:– Что это ты историку прогнал? Портклуб?
Валера не смутился.
– Почему нет? Может, я туда запишусь сегодня.
– Зачем? – удивился Вилька.
И Валера увлеченно стал рассказывать о будущей славе. Что портклуб будет только началом. Как его заметят, пригласят… Жорка Грачев мыслил приземленнее:
– На свадьбы приглашать будут. Деньги! А я ведь сегодня тоже собирался попасть на морвокзал, но у меня такая история с географией по дороге случилась…
– Я вам не мешаю? – призвал к порядку Владимир Львович. – Может, давайте вы сюда?
Ребята замолчали, и историк продолжил:
– Верховным божеством абазин и абхазов является Анцва.
– Ну чего там было-то хоть, расскажи? Не крути мне мозги, – начал упрашивать Грач, по-детски поджав губы.
– Он направляет свою силу против злых духов и против Аджныша, – рассказывал Владимир Львович.
– У них у всех такие имена, что язык сломаешь? – кто-то спросил с крайнего ряда.
– У абазинов разные имена.
– Ну, что тебе рассказать? – как-то свысока и жалостливо оглядел Грача Валера. В глубине глаз его притаился задорный огонек. – Мы все там окоченели, как цуцики, конечно. Народу, уйма. Крыши битком. Музыка. Оркестр гремит.
– Характерной чертой абазинских имен является то, что некоторые образуются путем повторения слогов, – объяснял историк.
– Вот она! Слава! – мечтательно поддержал Жора, раскрыв рот. Вилька захихикал и принялся доставать что-то из портфеля, чтоб не выдать себя.
– Например Хаха – это мужское имя. Тата, Шаша, Чача, Цаца – это женские.
Класс покатился со смеху, услышав знакомое «чача» и «цаца».
– «Прощание Славянки» опять играли небось?
– А то, – знатно закивал Валера, – и «рыбачку Соньку» даже оркестр затянул. Да там такое началось! Нас на китобазу пригласили, как портовиков.
– Да ты что! – прокричал шепотом Грач, завистливо выпучив на Валеру круглые глаза.
– Нури, Поша, Цуна – это смешанные исконно абазинские имена. – Кац остановился. Крылья носа его расширились: – Грачев, встаньте! – рассердился историк. – Мало того, что вы позволяете себе не слушать учителя, так еще и нам мешаете заниматься.
– Я занимаюсь, – оправдывался Грачев.
– Отлично! Тогда вам должно быть известно, о чем мы только что говорили.
– Ну, – кивал невнятно Грач.
– Мы вас слушаем.
– Ну, про народы там всякие. Эти, – замялся Жора, – про Цуну, – проговорил скорее вопросительно. Это было последнее, что он услышал. Голос его становился все тише.
– Какого Цуну? – побелел от злости преподаватель.
– А? – Грач совсем потерялся. Понимая свое провальное положение, он раскраснелся и неуклюже чесал голову на затылке. А затем, ничего более не придумав, словно приглашая учителя в сообщники, полушепотом уточнил: – Ну… про Ободзинского?..
Пока Владимир Львович сдерживал желание влепить Жоре затрещину, класс хохотал: