Валька

– Эй, начальник!

Кравченко поднял голову. Макарыч, сидя в вертолете, в наушниках, подзывал его, указывая на микрофон. Кравченко залез в вертолет, взял у Макарыча микрофон и наушники.

– Слушаю.

– Допросите задержанного. Узнайте, что у него за группа.

– Мы группу поймали сегодня утром.

– Это была группа для отвода глаз. А есть и настоящая, та, которой понадобилась посылка. Узнайте, кто стоит за этой группой. Имейте в виду, что подозрения самые мрачные.

Суки, подумал Кравченко. Если подозрения – значит, опять что-то не поделили заправилы, будут теперь обвинять друг друга. Дело затянется. Допросить задержанного? Наверняка он не главный в этом деле, хоть и Гусев. Личность известная, с репутацией, но кража перевозимого – не его амплуа. Не он придумывал. Возможно, его просто подставили. Поэтому и не дал я ему в морду.

Кравченко снова сел на землю рядом с Гусевым. Сказал:

– Велено тебя допросить.

Гусев пожал плечами. Кравченко это не понравилось.

– Так не пойдет, Гусев. Тебе, может, скучно отвечать на вопросы, но уж потерпи.

Гусев поднял на него глаза.

– А мы разве на ты?

– Хорошо, давай на вы. Давайте. Что здесь произошло, господин Гусев?

Гусев поднял голову, некоторое время смотрел на Кравченко, и вдруг сказал:

– Вы ведь все равно не поверите.

– Ну почему же.

– Потому что … вас как зовут?

Кравченко подумал и сказал:

– Виктор меня зовут. Продолжайте, господин Гусев. А вдруг поверю?

Гусев снова пожал плечами.

– Вы меня знаете?

– Да как сказать. Личность вы, господин Гусев, в наших весях известная. Многие вас знают.

– Что именно обо мне знают?

– По верхам. Занимались предпринимательством, потом срок вам дали, потом вы вышли, и через несколько лет обрели международное влияние в неких сферах. Кого-то замочили…

– Никого я никогда не мочил! – отрезал Гусев. – Никогда. Слышите?

– Не сердитесь. В вагоне обнаружен ваш пистолет и…

– Я сам знаю, что там обнаружено!

– И вы ни в чем не…

– Нет.

– Не сердитесь, Гусев. Я не исключаю, что вы случайно оказались в этом вашем положении. Расскажите, я послушаю.

– А вот не буду я ничего рассказывать. И требую присутствия адвоката.

– Гусев, возьмите себя в руки. Какой к лешему адвокат? Я ведь вам сказал, что мы не менты. До ментов и адвоката вам еще дожить надо. Хотите дожить?

– Дожить? Не знаю. Виктор … Виктор, да? Не маячьте, пожалуйста … перед глазами. Сядьте, что ли, рядом.

Кравченко снова присел рядом с Гусевым.

– Срок я мотал … было дело … – Гусев о чем-то пораздумывал.

– Несправедливо посадили? – подсказал Кравченко, изображая сочувствие.

– Почему ж несправедливо? Кто-то должен был сесть тогда. Из десяти примерно человек.

– Подставили вас?

– Сам подставился. Можно было и не подставляться, но тогда я бы всю жизнь был кое-кому обязан, а я не люблю быть обязанным. Три года отсидел, вышел. Это не имеет отношения … – он сделал жест рукой, указывая на вагон, вертолет, группу Фикус, все вместе. – То, что Землемер вез с собой какую-то дребедень, я просто не знал, и дела мне до этого не было и нет.

– Землемер? – переспросил Кравченко. – Вы правда думаете, что камешки вез Землемер?

– Ну да. А кто же?

Кравченко помолчал немного и сказал:

– Рассказывайте по порядку.

Ему стало вдруг интересно.

***

…Вышел Гусев – и не удивился, что старые его друзья не хотят с ним иметь никакого дела. Это было понятно – он якобы сдал на суде двух. На самом деле между ними был договор, кому садиться, кому сдавать. Гусев все пункты договора исполнил безукоснительно. Но про него все равно думали, что он – ну, в общем, предатель. Знали, что это не совсем так, но продолжали думать. Понимали, что никакой вины его нет, но дела иметь не хотели.

***

С детства, с приюта, невзлюбил Гусев быт рядовых людей. Бывал в квартирах знакомых сверстников, видел, как живут их родители, и не нравилось ему. Большими способностями в каких-либо областях, таких, что еще в школе заметны, Гусев не обладал. Ни спортсменом, ни ученым, ни политиком быть не собирался. Что остается? Работа руками и работа в конторе, ради прожиточного минимума. Скучная работа до самой старости. Возможности, которые такая работа давала работнику, Гусев видел, и, достигнув отроческого возраста, понял, что спрос с рядовых взрослых – лямка до старости – большой, и отдача несоразмерна с этим спросом. Закончив восемь классов, Гусев пошел в училище, и уже там начал заниматься предпринимательством. Сперва по мелочам – одежка да коньяк. Потом покрупнее – продуктовые базы и строительство. Несколько раз он «горел» – терял приобретенное, и несколько раз получал в морду. Таким образом приобретен был опыт. После этого вес его в определенных кругах начал расти, и рос вплоть до того момента, как его и его партнеров повязали – где-то кто-то недосчитался причитающейся доли, какой-то чиновник обиделся.

***

Выйдя из тюрьмы, Гусев вернулся в родной город и некоторое время мыкался, неприкаянный. Старые знакомые от него отворачивались, говорили – «Да, я потом тебе позвоню; сейчас, ну правда, совершенно нет времени». А как это – позвоню, если у Гусева даже телефона нет?

Наконец устроился Гусев работать сторожем на складе – и очень вовремя. Если своего угла нет, и приходится ночевать на улице, даже в южном городе – быстро изнашивается одежда, какая на тебе есть, и превращаешься ты в бомжа. А бомжей ни на какую работу не берут, а другую одежду взять негде. Разве что ограбить кого-нибудь, но у Гусева с детства была к таким вещам, как грабеж, стойкая неприязнь.

Некоторое время Гусев спал на том самом складе, который охранял, но на первую же получку снял себе комнату – каморку на втором этаже глиняного сарая, зато с отдельным входом. Отхожее место помещалось во дворе: будка в человеческий рост, с толстой доской горизонтальной, а в доске дыра. Запиралась изнутри на крючок чуть толще булавки. Вода тоже была во дворе – в водокачке. Покачаешь ручкой – льется. То, что не используешь, льется дальше по склону, под ограду и на улицу, и по улице вниз, вниз, к центру, к кафе и пляжам. За окном каморки рос инжир. Хозяйка была старая, тощая, похожа на ведьму, но согласилась на небольшую плату и с расспросами не лезла. У хозяйки имелась собака, огромная черная овчарка, с которой хозяйка Гусева познакомила, и сказала, что он свой. Собака нехотя поверила. Наступила желанная передышка.

Светские развлечения – клубы да рестораны – были Гусеву не по карману, да и не нужно, зачем. Дома есть электроплитка. Хозяйка без всякой платы дала ему кастрюлю и сковородку. Готовь, что хочешь. Раз в неделю можно купить бутылку местного вина, от которого потом голова болит и в животе бурчит, и жить себе всласть, ни о чем не думать. А там видно будет.

Случился у Гусева выходной день. Шел он по круто вниз спускающейся улице, направляясь в центр – иногда человеку нужно побыть среди людей – а потом можно на набережную, рядом с центром. И увидел Гусев сидящую на тротуаре, прислонясь спиной к стене глиняной хибарки, женщину. Ему показалось, что он ее знает. У женщины были мутные глаза, грязные темные волосы, а одежда – спортивный костюм и кроссовки – выглядела так, будто женщина сюда своим ходом шла с Сахалина. Женщина подняла на Гусева мутные глаза, попыталась улыбнуться, и нерешительно протянула вперед руку, ладонью вверх.

– Валька? – спросил Гусев.

– А?

– Ты – Валька?

– Я – Валька, – подтвердила Валька.

– Мы с тобой в приюте были вместе, и в школу ходили, – сказал Гусев. – А потом ты уехала на соревнования.

– Да, – сказала Валька, выжидающе глядя на Гусева. Она явно его не узнавала.

– Я – Гусев, – сказал Гусев.

– А я – Валька, – сказала Валька.

Гусев посмотрел по сторонам, будто что-то ища.

– Ты где живешь? – спросил он, понимая, что вопрос глупый.