Вампир, мон амур!

Джулия осторожно, опасаясь новой вспышки боли, протянула руку с клинком к термосу и кончиком ножа ткнула ненавистный сосуд.

На этот раз боли не было, Ключ смог нейтрализовать чужое воздействие. Отлично! Правда, термос не упал, а лишь покачнулся.

Девушка что-то забормотала и ткнула еще раз.

Получилось! Сосуд закачался сильнее, из последних сил пытаясь удержаться вертикально, но потом все-таки упал и покатился по столу. Докатился до края, завис на мгновение и бумкнулся на пол.

Было больно, но он сумел сохранить стеклянную колбу внутри себя целой. И даже пробка устояла, и крышка-стаканчик!

Он молодец, он справился, хоть и старенький уже. Хозяйка будет довольна, не станет покупать новый, они еще поработают, поживут!

Но потом вдруг из ножа, которым тощая девица тыкала в него, вылетела серебристая маленькая молния и ударила в бок.

Он говорил, что было больно при падении? Я ошибся – настоящая боль пришла сейчас…

По обшарпанному пластику термоса зазмеилась трещина, следом дзынькнуло стекло, и на пол потекла коричневая, пахнущая травами жидкость.

От терпкого, довольно приятного аромата Джулию замутило, к горлу подступила тошнота. Трясущимися руками девушка затолкала клинок обратно под майку и, стараясь не дышать, пулей вылетела из вагончика.

Она так торопилась добежать до ближайших кустов, что не заметила удивленного взгляда Саманты, направлявшейся в этот момент к себе за срочно понадобившейся деталью костюма.

– Интересно, – покачала головой мулатка, услышав характерные звуки, – что она такое делала в вагончике Джеро, что теперь выворачивается наизнанку? Но еще интереснее, что эта Джулия делала вчера с самим Джеро? До сих пор мороз по коже от его стонов. Нет уж, лучше не лезть не в свое дело, от белесых глаз этой девицы идет мороз по коже.

Саманта передернула плечами и заторопилась в передвижную костюмерную, чтобы принести новый пояс для Джеро. Прежний почему-то не понравился режиссеру.

Сикорски, если честно, сам не мог понять, что именно ему не нравится. Вроде и грим в порядке, и Яромир старается изо всех сил, видно, что работал над образом, но – не получалось. Слишком живые, слишком сияющие были глаза у главного гада. И рычит правильно, и жесты, и мимику дает необходимые, а вот глаза – глаза портят все.

Наверное, поэтому и жертва не выглядит испуганной, Лорна и так актриса не ахти, а тут вообще играет отвратительно. Получается кретинская пародия на триллер, а не сам триллер.

Разорался, погнал костюмершу за совершенно ненужным поясом, Лорну – переделать грим, Джеро подозвал к себе.

– Ну и что прикажешь делать? – хмуро поинтересовался он, исподлобья разглядывая подошедшего актера – хорош, зараза, ничего не скажешь. Настоящий мачо, даже в этом болезненном гриме. А нужен не мачо, нужен зверь. Жестокий, хладнокровный, начисто лишенный эмоций. – Ты же меня уверял, что сегодня все получится, что ты понял, как надо играть. И выдаешь опять халтуру!

– Сам ничего не понимаю. – Яромир наклонился, сорвал травинку и принялся задумчиво жевать ее. – Утром я совершенно точно знал, вернее – чувствовал своего героя, понимал его мысли, его желания, его жажду крови. А потом… – он перегнал травинку в другой угол рта. – Не знаю, в какой момент, но это ощущение, это знание исчезло. Я не хочу крови, понимаешь?

– Ну и слава богу, что не хочешь, – усмехнулся Сикорски. – Мне только маньяка в съемочной группе не хватало. Ладно, попробуем еще раз. Ты как себя чувствуешь, кстати?

– Кстати чувствую, очень даже кстати. Все отлично, я по-прежнему помню, что хотел позвонить Лане.

– Потом позвонишь, когда сцену добьем.

– ОК, только… – Яромир провел кончиком языка по губам, не заметив, как от этого жеста запунцовели щеки у Кэти, да и у остальных дам, присутствовавших неподалеку. – Пить почему-то хочется так, словно я три часа по пустыне ходил. Кажется, что во рту песок скрипит.

– Это от травяного чая сушняк, у меня, кстати, тоже, но не такой сильный. Я ведь, в отличие от тебя, траву только пью, но не ем, – и режиссер, подмигнув, указал на торчавший изо рта Красича стебелек.

– Очень смешно, – усмехнулся Яромир, но травинку выплюнул. – Я пойду к себе, у меня там в холодильнике минералка есть. Тебе принести?

– Неси. Хотя – чего ты сам ходить будешь, пусть кто-нибудь принесет, а мы с тобой пока по роли пройдемся.

– Давайте я сбегаю! – вызвалась Кэти.

– Ну давайте. Ты же дверь не запирал?

– Нет, а зачем? У нас посторонних на площадке нет.

– Иди, Кэти. Хотя нет, погоди, – Сикорски повернулся к Яромиру: – А у тебя там только минералка?

– У меня там все.

– И кола есть?

– Разумеется, как же я без колы!

– Это точно, – Сикорски иронии не заметил, – без колы трудно. Кэти, мне тогда баночку колы принеси, ОК?

– Поняла.

Девушка побежала к вагончику Красича и через две минуты вернулась с запотевшей банкой колы и стеклянной бутылочкой минеральной воды.

– Спасибо, ты прелесть! – мурлыкнул Яромир, приникая пересохшими губами к источнику живительной влаги.

Действительно живительной, сжавшая внутренности жажда мгновенно растворилась в ледяной воде, а пузырьки газа, казалось, проникали в кровь, заставляя ее бурлить. Краски стали ярче, звуки – четче.

Вдоль позвоночника прокатилась холодная волна, омыла плечи, грудь и воронкой ввинтилась в солнечное сплетение.

– У-ух, – Сикорски допил свою колу и поежился, – ты и выстудил напитки! В морозилке хранил, что ли?

– Нет, они были в холодильном отделении, – улыбнулась Кэти. – Я оттуда взяла. Там, кстати, на полу термос валяется, разбитый…

– Что?! – заорал Яромир, отшвыривая пустую бутылку. – Ты, корова неуклюжая, разбила мой термос?

– Это не я. – Девушка с ужасом смотрела на перекошенное от злости лицо мужчины. – Когда я вошла, он уже был разбит. Наверное, сам упал.

– Сам?! Как термос, оставленный на середине стола, мог упасть на пол сам? У него что, ноги выросли? Или было землетрясение, а я не заметил?

– Не знаю! – Губы девушки задрожали, в глазах сверкнули слезы. – И нечего на меня орать! Я вам не прислуга!

Яромир задохнулся от злости, в глазах потемнело, и в этот момент Сикорски радостно завопил:

– Вот! Вот то, что надо! Задержи в себе это! Все на площадку, начали!

ГЛАВА 22

– Погоди, я еще не готов. – Яромир прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь справиться с бурлившей внутри злобой.

Черное удушливое варево утробно булькало, выпуская на поверхность пузыри негатива. Презрение, равнодушие, жестокость, высокомерие – все эти отщепенцы, до сих пор запертые в самом дальнем, самом глубоком подвале души и надежно охраняемые совестью, внезапно вырвались на волю. Словно кто-то усыпил стражницу, сбил замки и выпустил узников, о существовании которых их владелец давно забыл.