Вампиры: Когда ночь сменяет день. Книга 1

– Интриганка…

– У меня неплохие учителя.

– Ты их давно превзошла.

Улыбнувшись, я обвила руки вокруг его шеи и судорожно выдохнула, когда он с силой прижал меня к себе. Доминик тут же ослабил хватку и, скользнув губами по моей щеке, прошептал:

– Прости…

Я погладила его по лицу и мягко коснулась губ. Доминик снова до боли стиснул меня в объятиях. Я провела ладонями по его плечам и зарылась пальцами в серебристые волосы…

Сквозь прозрачную стену проникал бледный свет луны, где-то внизу бушевало море, громко завывал ветер. Но я не отдавала себе отчёта в пространстве и времени. Отвечая на безудержные поцелуи Доминика, я вдруг поняла, что делаю это совсем не по принуждению разума. Открытие меня ошеломило, но ненадолго. Рано или поздно так должно было случиться…

Доминик всё ещё сжимал меня в объятиях, когда в комнату начал проникать сероватый свет предшествующих рассвету сумерек. Закрыв глаза, я положила голову ему на плечо, и меня закружило в привычном вихре. И уже на границе между сном и бодрствованием я снова почувствовала нежное прикосновение губ Доминика, до слуха донёсся его тихий шёпот:

– Моя единственная…

Вспоминая эти слова, я с лёгким смущением признала, что они взволновали меня сильнее, чем можно было ожидать. На первый взгляд в нашем общении в следующие ночи мало что изменилось. Мы так же обменивались шпильками и колкостями, Доминик так же держал меня в неведении относительно своих дальнейших планов. Но в его поведении, взгляде, в самом тембре его голоса появилась какая-то особенная мягкость, которой раньше я у него не замечала. По-прежнему не оставляя меня ни на минуту пока я бодрствовала, теперь он, казалось, всячески старался разнообразить мой досуг. Мы переносились в места удивительной красоты, не обходили стороной и культурные развлечения, вроде оперы или театра. Всё это Доминик делал с нарочитой небрежностью, но было очевидно, что он тщательно выбирает то, что, по его расчётам, должно мне понравиться. Меня это по-настоящему трогало, и в то же время я не находила в себе сил дать понять это Доминику в полной мере.

Кроме того, я начала замечать, что, выходя в свет, мы неизменно привлекали к себе внимание. А маленькая разряженная старушка, заказывавшая что-то рядом с нами в баре оперного театра Сиднея, улучила момент и доверительно шепнула мне:

– Простите, что обращаюсь к вам таким образом, дорогая, но я просто должна это сказать. Вы и ваш молодой человек – такая прелестная пара!

Не знаю, слышал ли её Доминик, но устремлённые на нас восхищённые взгляды точно не укрывались от его внимания. Видимо, поймав очередной, он скосил на меня глаза и довольно ухмыльнулся.

– А ты, оказывается, тщеславен,- насмешливо проговорила я.

– Я предпочитаю называть это "разборчив".

– То есть я должна чувствовать себя польщённой?

Ухмылка Доминика стала отчётливее, в янтарных глазах вспыхнул озорной огонёк.

– Решай сама.

На самом деле разобраться в своих ощущениях мне становилось всё труднее. Освободившись от сковывавшей меня ненависти, я не могла не признать, что присутствие Доминика не только не вызывает у меня раздражения, как раньше, а вроде бы даже доставляет удовольствие. Проснувшись однажды и не обнаружив его поблизости, как обычно, я испытала что-то очень смахивающее на разочарование. Это привело меня в смятение, удержавшее от того, чтобы броситься Доминику на шею, когда он появился пару минут спустя. Конечно, в моём положении было бы разумнее не прятать подобные эмоции, а выставлять их напоказ. Но странным образом – чем более искренними они становились, тем тяжелее мне было их проявлять. Я задавалась вопросом, догадывается ли Доминик о происходящих во мне переменах, но даже под угрозой превращения в стенающую тень не могла заставить себя заговорить с ним об этом.

С ночи, когда я пыталась убить Доминика, прошло всего две недели, а я уже смотрела на него совершенно другими глазами. С одной стороны, меня это злило – спустя столь короткое время я была почти готова простить ему и смерть Дженни и боль Винсента, и мою собственную, хотя совсем ещё недавно думала, что не прощу этого никогда. Но, с другой стороны, я всё чаще задумывалась, как бы всё развивалось, если бы Доминик с самого начала повёл себя иначе. Уже с ночи нашего знакомства он вызвал во мне враждебность, которую потом старательно поддерживал. Очевидно, со временем моя враждебность стала сильно его задевать, мешая открыто показать, что его отношение ко мне изменилось. Злость, вызванная моей ненавистью, заставляла его причинять мне ещё больше боли, которая, в свою очередь, вызывала во мне ещё больше ненависти, и так по нарастающей. Трудно представить, чего стоило Доминику сделать первый шаг и попытаться вырвать нас из этого круга. Но я не смогла так быстро отказаться от привычки его ненавидеть. То, что уже довольно давно это была именно привычка, я осознала только теперь, когда Доминик толкнул меня на край обрыва лицом к пропасти. И мне не давал покоя вопрос: был ли толчок частью плана, или Доминик в самом деле не исключал вероятности превратить меня в призрак?..

Открыв глаза, я решила, что ещё сплю и вижу сон. Это была спальня в доме на скале, где Доминик оставил меня накануне. Стеклянные стены были зашторены, а по потолку и занавескам передвигались крошечные зеленоватые огоньки. Один из них упал на подушку, и я, взвизгнув, вскочила с кровати, чуть не свалившись на пол. Меня подхватил Доминик.

– Никогда не видела светлячков?- рассмеялся он.

Переведя дух, я уставилась на подушку. Маленькое светящееся насекомое ползло по наволочке, потом, вспыхнув словно искра, поднялось к потолку. Смущённо улыбаясь, я повернулась к Доминику.

– Где ты их столько нашёл?

Доминик только повёл бровью. Я окинула теперь уже осмысленным взглядом освещаемую зеленоватым светом комнату.

– Я читала, что светлячки любят кружиться над ивой – деревом мёртвых, и в древности верили, что они являются проводниками заблудших душ. Это правда?

– Не совсем. Этим насекомым нет дела до умерших. Но, считается, что их мерцающий свет помогает призракам определить, где находится мир людей, в который они так мечтают вернуться. Толпой они устремляются к огонькам, путаются в ветвях любимой светлячками ивы и остаются в ней до рассвета. Но мёртвые не могут смотреть на солнце и с первыми его лучами возвращаются в свой туманный мир, где терпеливо ждут следующей возможности его покинуть. Потому ветви ивы и опущены вниз, что почти каждую летнюю ночь на них раскачиваются сотни призраков. А роса, появляющаяся на её листьях на рассвете, – их слёзы, проливаемые в тоске по миру живых.

Я слушала его почти не дыша.

– Честное слово, стоило раньше обратить внимание на твою страсть к подобных сказкам,- рассмеялся Доминик.- Но мне и в голову не приходило пустить их в ход, чтобы приручить тебя.

– Светлячки тоже служат этой цели?

– А как тебе кажется? Другой вопрос, удалось ли мне её достичь?

Один из светлячков вдруг проделал странную траекторию и стукнулся о плечо Доминика. Я поймала его и, приоткрыв ладонь, рассмотрела маленькое червеобразное насекомое с тёмными крылышками и ярко светящимся брюшком. Как только я открыла ладонь шире, светлячок взлетел вверх и присоединился к своим собратьям. Я посмотрела на Доминика, наблюдавшего за мной с чуть заметной улыбкой.

– В Провансе тоже водятся светлячки?

В глазах Доминика мелькнул вопрос.

– Странно, что, пытаясь меня приручить, ты до сих пор не показал мне свою родину,- пояснила я.- Или ты дал зарок не ступать на землю предков, пока не отомстишь за её поругание?

– Я не настолько старомоден. А тебе, судя по всему, всё же не терпится увидеть мой склеп?

– Родовой замок произвёл бы на меня большее впечатление. Но в конце концов решать тебе.

Губы Доминика легко коснулись моих.

– Тогда не будем терять времени.

Пообещав поторопиться, я исчезла в соседней комнате. Мне самой было не вполне понятно, с чего я вдруг заговорила с Домиником о его родине. Каких-то пару недель назад у меня бы и мысли такой не возникло. Сейчас же, торопливо натягивая одежду, я поймала себя на том, что даже немного волнуюсь…

Покружившись в вихре, мы оказались на небольшой ярко освещённой площади, посреди которой возвышался величественный собор. Запрокинув голову, я рассмотрела остроконечные башенки, венчавшие восьмиугольную колокольню подобно короне.

– В этом соборе моя мать, графиня Прованса, венчалась с графом Анжу и Мэна, моим отцом,- послышался рядом голос Доминика.- Добро пожаловать в Экс, древнюю столицу моих бывших владений.

Рассматривая статуи святых, украшавшие фасад, я подошла к массивным воротам собора.

– Разумеется, то, что ты видишь сейчас, – продукт многочисленных перестроек и реконструкций,- снова заговорил Доминик.- От Прованса моего времени остались лишь отдельные руины, отмечающие места некогда горделивых строений.