Вампиры: Когда ночь сменяет день. Книга 1

– После того как вы ушли, меня терзало чувство вины,- вздохнул он.- Мой долг – оказывать помощь тем, кто испытывает в ней нужду. Я отмечен даром, который делает выполнение этого долга ещё более обязательным…

– Мне вы не должны ничего, отец,- быстро возразила я.- Вы упоминали, что готовы меня выслушать… Всё ещё хотите знать, кто эти существа?..

– Об этом я и молился, дитя. О возможности искупить собственную слабость. Я верю, что ничего не происходит случайно. Этот дар, всегда меня тяготивший, и наша встреча – всё было предопределено. Позволив вам уйти, я отвернулся от предназначенного мне послания. Больше такой ошибки я не совершу. Я прошу вас рассказать обо всём.

И тогда я, хранившая нерушимое молчание в течение долгих месяцев, рассказала свою тайну во второй раз за последние несколько часов. Лицо отца Энтони было белым, как стены крипты, но в глазах, против ожидания, ни разу не отразился страх.

– Вы видите меня человеком в последний раз,- заключила я.- Я пришла попрощаться и… наверное, надеялась на утешение, хотя и понимаю, что для меня оно невозможно…

Преподобный отец повернулся к алтарю и пробормотал молитву, потом его взгляд вернулся ко мне.

– Ваш рассказ меня потряс… Не меньше, чем ваше мужество. Но почему вы считаете, что утешение для вас невозможно?

– Я стою в шаге от того, чтобы отказаться от своей бессмертной души. Я готова добровольно переступить черту, отделяющую от вечного проклятия…

– Почему вы на это идёте?

– Потому, что устала бороться с тем, что в глубине души всегда считала неизбежным…

На мгновение замолчав, я добавила так тихо, что едва сама себя услышала:

– И ради того, кто меня на это обрекает…

лицо отца Энтони осветилось улыбкой.

– Проклятие – не название местности, ступив на которую вы неминуемо становитесь отмеченной им. Вы можете прочитать написанное на табличке название улицы и сказать: "Теперь я нахожусь на такой-то улице", но вы не найдёте таблички с надписью "проклятие", чтобы сказать: "Я – возле этой таблички, значит теперь я проклята". К проклятию не ведут обстоятельства, только мотивы. И вряд ли среди них есть те, что назвали вы. Я всего лишь скромный служитель церкви, не отмеченный высшей мудростью, но убеждён, что душа не может быть проклята из-за любви.

Я боролась с подступившими к горлу слезами.

– Вы – самый необычный служитель церкви, какого можно себе представить… Идя сюда, я была готова к осуждению, к тому, что вы в ужасе отвернётесь от меня, услышав, что я собираюсь сделать…

– Не суди, да не судим будешь. Разве не достоин осуждения священнослужитель, из страха отступивший от юного создания, нуждавшегося в помощи? Теперь я понимаю, почему не видел возле вас света жизни. Но тогда, опасаясь, что вас ждёт смерть, я всё же позволил вам уйти, даже не попытавшись остановить.

– Это бы ничего не изменило. И я очень благодарна, что вы не пытаетесь остановить меня сейчас.

Отец Энтони снова посмотрел на распятие.

– Пути Господни воистину неисповедимы, я убеждался в этом не раз. Почему-то я знаю: то, что должно с вами произойти, всё равно произойдёт, независимо от того, попытался бы я или кто-то другой этому помешать. И в этом, наверное, есть свой смысл и своё предназначение, пусть даже до поры скрытое от нас.

Я уже не могла сдержать слёз.

– Спасибо, преподобный отец…

– Это я должен благодарить вас, дитя.

Вытерев слёзы, я вытащила из сумки салфетку, в которую по дороге набрала немного земли.

– У меня к вам последняя просьба.

– Для молодого человека, о котором вы говорили?

Я кивнула. Отец Энтони поднялся со скамьи.

– Подождите здесь.

И я осталась в крипте одна. Но моё состояние сильно отличалось от того, в каком я дожидалась здесь преподобного отца перед путешествием в Орнес. Сейчас его слова придали мне сил. Я почти не испытывала страха перед тем, что мне предстояло. Только при мысли о Винсенте всё внутри болезненно сжималось. Но изменить ничего нельзя, нужно лишь удержать его в стороне…

– Всё готово, дитя моё, мы можем начинать.

Знакомый ритуал прошёл быстро. Я спрятала салфетку с землёй в сумку и благодарно улыбнулась отцу Энтони. Время сказать "прощай" в очередной раз… Отеческим жестом он погладил меня по волосам.

– Мне всё время хотелось сказать вам… Моя жена была беременна, когда… У нас была бы дочь. Она могла быть похожей на вас.

– Вряд ли вы бы этого хотели, если б знали меня лучше, отец. Из-за меня погибали люди, и мне не было до этого дела. За всё время меня тронула только смерть моей лучшей подруги, но и о ней я уже постаралась забыть. Не говоря о том, на что я из прихоти обрекла человека, готового отдать за меня жизнь…

– Все совершают ошибки, дитя. Но чувство вины побуждает далеко не всех идти на жертвы ради того, кому была нанесена обида.

Я обняла его и, не оборачиваясь, покинула крипту. Когда вышла из собора, глаза застилали слёзы. Но до заката оставалось всего несколько часов, а сделать нужно было многое, и я взяла себя в руки. В первом попавшемся кафе, заняла столик в самом углу, заказала какой-то салат и принялась за дело. Широкий кожанный ремешок часов Винсента был двойным. Я осторожно подпорола боковой шов и засыпала туда немного освящённой земли. В мастерской неподалёку, шов снова заделали, причём так, что заметить что-либо было невозможно. Но оставалась ещё одна трудность. Если после захода солнца Винсент, пусть и с часами на руке, будет находиться в своей квартире, Арент сразу его найдёт, нарушит святость земли, и все мои усилия пойдут прахом. Я не выиграю ничего, кроме нескольких минут, за которые Доминик, конечно, не успеет меня обратить. Поэтому нужно во что бы то ни стало сделать так, чтобы Винсента в квартире не оказалось – тогда Арент его не найдёт. И я позвонила Джеку.

К Винсенту я вернулась часа за три до заката и застала его в сильном волнении. Не успела я переступить порог, он судорожно прижал меня к груди.

– Винс… Неужели ты мне больше совсем не веришь?..

– Просто надеялся, придёшь раньше…

В гостиной мы присели на диван, и я застегнула ремешок часов на его запястье.

– Как и обещала.

Винсент разглядывал меня несколько секунд, потом с нежностью погладил по щеке.

– Ты изменилась. В тебе появилось что-то…- он запнулся.- Но тебе это даже идёт.

Улыбнувшись, я обняла его, и руки Винсента с готовностью обвились вокруг моего тела. Какое-то время мы сидели так, и вдруг Винсент спросил:

– Как он относился к тебе всё это время?

К разговору о Доминике я была совсем не готова. Не дождавшись ответа, Винсент тихо вздохнул.

– Только сейчас, зная всё о нём и о том, почему ты была с ним, я понимаю выражение, мелькнувшее на его лице, когда ты выскочила из салона. Они тоже могут испытывать боль?

– Я не хочу об этом говорить,- пролепетала я.- Только не сейчас… Скоро я должна буду уйти.