Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2
Шрифт:
— Ты говоришь о демонах?..
— Они злятся, что я видел так много… Вы не должны были знать… Они замыслили ловушку, но не успели всё подготовить и наложить заклятие…
Я повернулась к пристроившемуся на подлокотнике Доминику.
— Наверное, что-то вроде заклинания, которым они держали в подчинении Эдреда, — пожал тот плечами. — Очевидно, мы в самом деле должны явиться туда, как овцы для заклания.
— На Паракас? Они смогут настолько подавить нашу волю?
— Вспомни Великое Сожжение нагов. Думаю, в случае с нами история развивалась бы приблизительно так же.
— Они всё равно попытаются это сделать… — Патрик жалобно заглянул мне в глаза.
— Но, кто предупреждён, тот вооружён, — ухмыльнулся Доминик. —
Я рассеянно перебирала встрёпанные волосы Патрика.
— Ты сказал, они тебя видели… Что это значит?
— Мне кажется… они меня ищут. Они были в моём сне… Оглядывались и оглядывались вокруг…
Доминик с издёвкой рассмеялся.
— Может, даже назначили вознаграждение за твою голову? Вот уж поистине важная задача накануне битвы, которой они ждали тысячи лет! — он легко спрыгнул с подлокотника. — Нам пора, рассвет близко.
Немного поколебавшись, я решила не говорить пока ничего брату Клеомену и только посоветовала не оставлять Патрика одного. У Доминика моя тревога за мальчика вызывала откровенное раздражение.
— Ты слишком избаловала его вниманием!
— Но если они и правда его ищут?
— И что? Собираешься оберегать покой этого отродья каждую ночь? Сейчас у нас полно забот и без его мании преследования.
Это было правдой — другие бессмертные и наши союзники должны узнать о месте, где произойдёт битва. Не скрывая досады, что снова приходится расставаться, Доминик пообещал вернуться на следующую ночь, поцеловал меня долгим поцелуем и исчез. А я бросилась искать мобильник. Мания преследования — разве не этим же страдал племянник кардинала Орефичи перед тем, как умер при "весьма странных обстоятельствах"? Через несколько гудков в мобильнике раздался голос отца Фредерика:
— Рад вашему звонку, дочь моя…
[1] Паракас — полуостров в Перу и одноимённый национальный парк. Национальный парк расположен на одном из самых пустынных берегов региона Ика.
[2] Геоглиф — нанесённый на землю геометрический или фигурный узор. Многие геоглифы настолько велики, что их можно рассмотреть только с воздуха.
[3] Местность Наска практически не заселена людьми и отличается крайне сухим климатом. Рисунки или линии Наска — геоглифы, вычерченные в земном грунте. Их создание ок. 2500 лет назад приписывается народу Наска, занимавшему эту территорию до прихода инков. Большинство геоглифов покрывают поверхность плато Наска — возвышенность протяжённостью в 150 км. в тени Анд. Некоторые рисунки представляют собой изображения животных, птиц и насекомых — обезьяны, птицы, касатки, ламы, паука, ящерицы, некоторые — простые геометрические фигуры. Поражает величина этих изображений — в отдельных случаях она колеблется от 150 до 200 м. Равнина с изображениями Наска имеет статус сакральной зоны и раскопки здесь запрещены.
Глава 25
Мы встретились, как обычно, в библиотеке собора. Преподобный отец тут же взял меня за руки и повернул их ладонями вверх, внимательно рассматривая запястья.
— Кардинал вскользь проронил, что ожоги могут остаться навсегда. Правда, Энтони уверял, что не заметил никаких шрамов, но я всё же хотел убедиться.
— Всё прошло, — улыбнулась я.
Отец Фредерик тоже было улыбнулся, но сразу посерьёзнел.
— Я знаю о видении Патрика от Энтони. Думаю, мне снова придётся отправиться в Италию.
— К кардиналу Орефичи? Как раз о нём, точнее о его племяннике, я хотела спросить вас, отец.
К сожалению, ничего конкретного о "мании преследования" умершего мальчика отец Фредерик не знал. Но тотчас связался с кардиналом, и тот милостиво согласился на встречу в базилике деи Фрари той же ночью ближе к рассвету. Дожидаясь назначенного часа, я долго беседовала с преподобным отцом, подробнее рассказала о сеансе и о намерении демонов лишить бессмертных
воли…— Не волнуйтесь насчёт их заклинаний, дочь моя. Уверен, что в арсенале Его Высокопреосвященства найдётся немало "антидотов", способных нейтрализовать их силу. Кардинал — не самый приятный человек, но в деле борьбы с демоническими силами знает толк.
— Честное слово, мне всё больше хочется посмотреть на эту битву. Такой ещё, наверное, не было. Смертные, бессмертные, демоны, полудемоны, колдуны, маги, потусторонние существа всех мастей. И, в довершение всего, католическое духовенство.
— Кто мог представить какой-то год назад, что до этого дойдёт? — вздохнул отец Фредерик. — Вы помните, как впервые появились в этом соборе?
— Конечно. Вы ещё сравнили меня с падшим ангелом.
Отец Фредерик невесело рассмеялся.
— С тех пор столько всего произошло… Возможно, сейчас я разговариваю с вами в последний раз…
— Не в последний. Я обязательно навещу вас перед битвой.
В глазах отца Фредерика мелькнула искорка, будто его посетила счастливая мысль.
— Почти все наши встречи до сих пор имели привкус апокалипсиса. Так пусть хотя бы следующая будет далека от всего, что с ним связано. Каждый год в первую субботу октября в Льеже устраивают La Nocturne или Праздник Свечей. Тысячи и тысячи их горят на улицах города всю ночь. Вы ведь знаете нашу цитадель и ведущую к ней Монтань де Бюрен[1]? Огни свечей покрывают её ковром, образуя узоры, точно в калейдоскопе. Это незабываемое зрелище. А, кроме того, музыка, представления, фейерверки… Буду рад, если вы и ваши друзья всё увидите. Может, это — последний Праздник Свечей человеческого мира…
— Спасибо, отец. Значит, до первой субботы октября.
— Неподалёку от Монтань де Бюрен на улице Хорс-Шато есть маленькая капелла Святого Сердца Христова. Буду ждать вас у входа после заката.
— Непременно приду, — пообещала я.
В базилике деи Фрари я появилась немного раньше назначенного часа. Под величественными сводами царило безмолвие. Луна светила сквозь витражные окна, заливая ярким светом неф. Я остановилась перед надгробием, на которое обратила внимание в прошлый раз. Огромный барельеф в форме пирамиды, к которому ведут несколько ступеней. На нижних ступенях — изваяния двух женщин со скорбно опущенными головами. В центре пирамиды — приоткрытая дверь, за ней чернеет пустота. Крылатый лев охраняет вход, возле льва расположился ангел с перевёрнутым факелом в руках[2], а перед самой дверью, словно заглядывая в вечность, замерла задрапированная в длинную накидку фигура, прижимающая к груди похожий на амфору сосуд. Над входом выгравировано имя: Канова… Предрасстветную тишину нарушил едва различимый шорох приближающихся шагов, неровное биение человеческого сердца…
— Вижу, вас заинтересовала эта гробница, — вместо приветствия констатировал кардинал. — Здесь покоится великий скульптор, Антонио Канова. Точнее, его сердце.
— Сердце?..
— В той урне, — кардинал указал на сосуд в руках укутанной в накидку фигуры. — Тело Кановы погребено в мавзолее в Поссаньо.
— Как видно, обычай вырывать сердца был принят не только у диких ацтеков.
— Не приравнивайте языческое варварство к выражению христианского почтения, — резко возразил кардинал. — Ничто не внушает такого уважения, как смерть — по крайней мере, человеческим существам.
— Будь это так, мы не стояли бы сейчас на пороге апокалипсиса. Имей человеческие существа уважение к смерти, наложенные на демонов оковы держались бы до сих пор.
— Вы путаете уважение к смерти с уважением к жизни. Первое свойственно каждому, особенно когда дело касается его самого. Насчёт второго вы, к сожалению, правы. Из-за недостатка уважения к жизни люди веками несли друг другу смерть. И теперь вражеские полчища готовы завладеть нашим миром. Но вы ведь хотели говорить со мной не об этом?